Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1
Безработица приняла угрожающие размеры. Спекулянтов, дельцов и банкиров охватила паника. Уделом безработных стали голод и отчаяние. Профсоюзы ответили на кризис волной забастовок. Самой крупной из них была стачка моряков 1890 года.
Экономический кризис не замедлил обрушиться всей своей тяжестью и на Керрингбуш; большая часть его тридцатипятитысячного населения осталась без средств к существованию. Почти все рабочие обувной фабрики, среди них и Джон Уэст, были уволены. Семейство Уэст, так же как и семьи других рабочих, еще глубже увязло в трясине нищеты.
Не удивительно, что Джон Уэст ликовал, успешно всучив полицейскому золотую монету. Теперь он мог утолить жажду власти, которая неприметно росла в нем все эти годы.
Надежда выкарабкаться из ямы, куда его бросила нужда и собственная беспомощность, впервые блеснула перед ним на втором году кризиса. Он хорошо помнил, как это случилось.
Была весна 1890 года. Он играл в карты со своими приятелями под навесом сарая на заднем дворе. Восемь оборванных парней сидели на ящиках вокруг самодельного стола и резались в покер.
На одном конце стола сидел он сам и сдавал карты. Ему недавно минуло двадцать один год, но он больше походил на подростка, чем на взрослого мужчину. Его темный костюм, купленный несколько лет назад, был потерт и изношен; вдобавок он успел из него вырасти. Рубашка тоже истрепалась; ни воротничка, ни галстука не было; от башмаков осталась одна рвань, но тем не менее было видно, что их чистили каждый день.
Если не считать серых непроницаемых глаз и кривых ног, скрещенных под столом, Джон Уэст мало походил на человека, который три года спустя подбрасывал на ладони соверен перед носом констебля. Стасовав замасленную колоду, он проворно и аккуратно сдал всем по пяти карт.
Слева от него сидел Джо; на нем были бумажные штаны и поношенная фланелевая рубашка.
— Сколько тебе, Джо? — спросил Джон, обращаясь к брату.
— Давай две, — ответил Джо.
Джон бросил ему две карты. Как и остальные, он играл без всякого увлечения. Покер — чисто азартная игра, а ни у кого из игроков не было денег.
— А тебе, Боров? — спросил он соседа Джо.
— Ну, давай три, — сказал Боров. Видимо, никто не помнил его настоящего имени. Под этой кличкой он давно уже обрел безымянность, присущую многим уголовникам. Боров был профессиональный вор и грабитель. Только год назад он отбыл двухлетнее тюремное заключение за соучастие в грабеже. Это был толстый, почти тучный мужчина, с пухлым носом «пятачком», заслужившим ему его прозвище. В наружности его было мало человеческого. Плешины на голове свидетельствовали об отвратительной болезни, которой он страдал. Его огромные волосатые ручищи торчали из коротких рукавов грязной рубашки; толстые пальцы неловко держали карты.
— А, черт, дай все пять, — сказал следующий партнер, Мик О’Коннелл. — Не идет и не идет карта. Несчастной пары, и той не дождешься.
Мик О’Коннелл, полный ирландец лет тридцати, не отличался ни опрятностью, ни чрезмерной честностью; говорил он с сильным ирландским акцентом, любил пошутить и был азартнейшим игроком. Его считали прирожденным лодырем. До полудня он валялся в постели и вообще засыпал в любое время и в любом месте. Лицо у него было круглое, румяное, рот большой. Мик, подобно некоторым другим безработным, умудрялся как-то существовать и даже кормить свою жену и четверых детей.
— С меня хватит, надоело, — сказал пятый игрок, Эдди Корриган, бросая карты на стол. Одет он был так же плохо, как и остальные, но производил приятное впечатление; это был австралиец ирландского происхождения — высокий, крепкий парень лет двадцати пяти, с правильными чертами лица и шапкой черных кудрей.
— А тебе сколько, Ренфри? — даже не взглянув на Корригана, спросил Джон Уэст, обращаясь к косоглазому подростку, одетому в бумажные брюки и замызганную рубаху; на голове его красовался рваный цилиндр.
— Давай четыре! Что же нам еще делать, как не просиживать штаны за картами? — ответил Ренфри. Он наклонил голову набок и прищурил косой глаз, пытаясь придать своему глуповатому лицу хитрое выражение. — Конечно, играй мы на деньги, я не стал бы прикупать четыре карты, когда другие берут по две и по три. Нет, Роберт Ренфри не из таковских.
— А мне три, — сказал Барни Робинсон. Этот был среднего роста, коренастый. Его круглое добродушное лицо обрамляли бакенбарды, а огромные усы с закрученными вверх кончиками придавали ему лихой вид. Он был полуграмотен, как и остальные, но одержим жаждой знания; поэтому он без разбора глотал любые книги, попадавшиеся ему под руку. Обтрепанный пиджак его был расстегнут, ибо на нем не осталось ни единой пуговицы. — Мой желудок начинает бунтовать, — добавил он. — Пора бы податься в ратушу — получить жратву.
— А ты ходи по утрам в Армию Спасения, — посоветовал Мик О’Коннелл. — Посидишь там с часок, послушаешь, как хвалят господа бога, а потом тебе дадут такой обед, какой и в Дублине не скоро сыщешь. Я и сам наедаюсь, да еще кое-что жене и детишкам приношу.
— Я прикуплю три, Джек, — сказал последний игрок, худой и бледный парнишка по имени Джим Трэси; он походил на узел тряпья, втиснутый между Барни Робинсоном и Джоном Уэстом.
Когда Джон Уэст, отсчитав три карты, протянул их Джиму, на кухонном крылечке появилась миссис Уэст — маленькая, худая, сутулая. Седые волосы ее были гладко зачесаны назад, лицо покрыто морщинами, губы крепко сжаты. Видно было, что эта когда-то кроткая, приветливая женщина постепенно становилась раздражительной и сварливой.
— Джон, Джо, сейчас же наколите мне дров! — крикнула она сердито. — Неужели я все сама должна делать?
— Ладно, мама, сейчас наколю, — рассеянно ответил Джо. — Подожди минутку.
Игра продолжалась, партнеры делали воображаемые ставки. Три туза Джона Уэста выиграли, и колода перешла в руки Джо.
Миссис Уэст, ворча себе под нос, подошла к кучке дров, лежавшей во дворе, взяла в руки топор с треснувшим топорищем и ожесточенно принялась колоть.
— В жизни своей не видала таких лодырей, — возмущалась она. — Два полена расколоть и то трудно, бесстыдники!
Игроки, услышав ее воркотню, оглянулись, но тут же снова занялись покером. Из-под топора вылетела щепка и попала миссис Уэст прямо в лицо; на щеке показалось немного крови. Она вытерла щеку передником и снова яростно заработала топором.
— Брось, мама. Я сейчас наколю, только дай доиграем, — сказал Джо, на минуту отрываясь от карт.
— Дождешься тебя, как же! До вечера печку не истопишь.
Она собрала в передник наколотые дрова, щепу и пошла обратно к крылечку.
— Лучше бы шли работу искать, чем целый день за картами сидеть, бездельники несчастные! — крикнула она через плечо.
— А вы, миссис Уэст, верно, с левой ноги нынче встали, — заметил Мик О’Коннелл.
Миссис Уэст остановилась.
— Ты бы помалкивал, Мик О’Коннелл. Тебе здесь совсем не место. Шел бы домой, к жене. Или работы поискал, позаботился о малых ребятах. — На пороге кухни она обернулась, посмотрела на игроков и вдруг сказала: — Я, помнится, говорила тебе, Боров, или как тебя там… чтобы ты сюда не ходил. Нам тут арестантов не нужно.
— Ах, не нужно? А ваш собственный сынок кто? Ваш-то Арти не арестант, что ли?
Миссис Уэст зашатало от этих слов, точно ее ударили по лицу. Джон Уэст вскочил и, перегнувшись через стол, схватил Борова за шиворот.
— Замолчи! Не смей этого говорить маме!
— Ты чего лезешь, сморчок? — Боров одним движением сбросил руку Джона и, поднявшись, в бешенстве уставился на него. — Отстань от меня, не то кости переломаю. — Он размахнулся огромной ручищей и так сильно толкнул Джона в грудь, что тот повалился на ящик, служивший ему стулом.
Остальные игроки, не вмешиваясь, внимательно следили за дракой. Миссис Уэст испуганно вскрикнула, когда Боров кинулся на Джона. Джон отпрянул назад, опрокинув ящик. Гнев его сменился страхом. Боров так стремительно бросился на своего противника, что стол перевернулся, раскидав игроков во все стороны. Боров вцепился Джону в плечо и уже замахнулся кулаком, но Эдди Корриган, поднявшись на ноги, перехватил удар и, сжав Борова в своих могучих объятиях, скрутил ему руки за спину. Пока они боролись посреди двора, Джон Уэст стоял поодаль, наблюдая.
— Садись на свое место и играй, — сказал Корриган, отпуская Борова.
Боров нерешительно поглядел на него, потом повернулся к Джону Уэсту и сказал:
— Только тронь меня еще раз, я те шею сверну.
Миссис Уэст постояла на крылечке, глядя, как игроки снова устанавливают стол и ящики и рассаживаются по местам. Потом она вернулась в темную кухоньку, подбросила дров в печку и принялась готовить скудный ужин. На душе у нее было тяжело. За последнее время нежная забота о детях, попытки ласковым внушением наставить их на путь истинный сменились бесплодными попреками. Она дала волю своему раздражению и сама вызвала оскорбительный ответ Борова. Впервые за много лет ей напомнили о преступлении Арти. Она всегда сторонилась людей, боясь услышать жестокие слова о позоре своей семьи.
