Александр Трапезников - Похождения проклятых
— Куда теперь-то? Это ты во всем виновата. От тебя одни неприятности.
— Ко мне нельзя, — отрезала Маша. — Я под колпаком. И вообще, можно сказать, в бегах. А дом твой давно пора было сносить.
— Но не так быстро, — возразил я и поглядел на Алексея.
— Ко мне тоже невозможно, — ответил он. — Я ведь сам из Киева, а в Москве временно, жил у Маши. Но в свете последних обстоятельств там нам появляться не рекомендуется.
— Мы хотели некоторое время перекантоваться у тебя, — добавила она.
— Вот и перекантовались, — угрюмо сказал я. И тут откуда-то вынырнул Володя — в разного цвета и формы башмаках и лыжной шапочке на голове.
— Ну, это дело поправимое, — произнес он. — Не горюйте. Моя квартира ведь тоже разрушена — и черт с ней! Я никогда не был в ней счастлив. Зато есть другая, на 9‑й Парковой. Вернее, она не моя, а моей бывшей жены. Три года назад Роза вместе с сыном уехали в Израиль. А ключи оставили мне. Так что можно вселяться. И поскольку я бессребреник, то денег с вас не возьму. Мне главное — общение. Я ведь не Амвросий Медиоланский, чтобы всю жизнь молчать.
— А я и не знал, что у тебя есть сын, — недоверчиво сказал я. Хотя мы с ним частенько играли в шахматы и болтали о всякой всячине. — Ты что же — еврей?
— Это у Розы вся родня в секторе Газа. А у меня — с Поморья. Впрочем, хотел бы я быть евреем, да не получается. Я уж терся об них, терся, но никак не могу загадиться. Но знайте, что жидовство в России непременно разовьется поверх христианства и станет основной религией. Это вам не я говорю — Розанов. А я — лишь ретранслятор чужих мыслей. Человек-мэссидж.
— Он очень умный, — пояснила Алексею Маша. — Бывший физик-ядерщик. За его голову в Америке давали миллион долларов, но он не поехал. Теперь собирает милостыню на паперти.
— Да это я так, в шутку! — отмахнулся Владимир. — От нечего делать. Мне моей пенсии хватает. Просто интересно наблюдать людей. Какие они все разные… Когда расстаются с денежкой.
— Володя, а сколько вы нас сможете перетерпеть? — спросила Маша. — Неделю, месяц?
— Год, — ответил он. — И еще шесть дней. Потом наступит конец света. Я это физико-математически вычислил.
Алексей долго мялся, но все же задал мучивший его вопрос:
— Позвольте полюбопытствовать: а почему вы ходите в разных ботинках?
— А потому, чтобы меня об этом постоянно спрашивали, — отозвался Владимир и подмигнул ему.
Так мы оказались в его двухкомнатной квартире на 9‑й Парковой. Была она вся в пыли и паутине, но вода из кранов текла и лампочки горели. Запах только стоял какой-то кисло-сладкий, словно где-то под диваном лежал труп, забытый перед отъездом в сектор Газа. Но оказалось, что это всего-навсего полмешка с картошкой. Точнее то, во что она превратилась за эти три года.
— Типичная еврейская помойница, — выразилась Маша, первым делом выбросив гнилой картофель в мусоропровод. Потом взяла веник и принялась наводить порядок. Но очень быстро утомилась и села рядом с нами смотреть последние теленовости. Сам Володя к этому времени вернулся на развалины, в надежде собрать кое-что из своих вещей. Мне на мои вещи было плевать. Кроме того, наш разговор с Алексеем еще далеко не был закончен…
2Странно, но мною сейчас владело и некое безразличие к собственной судьбе, и в то же время необычайное нервное возбуждение. Я по натуре ипохондрик с элементами здорового цинизма, если не сказать еще хуже: разочарованный странник. Поэтому не вижу ничего скверного в переезде с одного места на другое, из одного мира — в иной.
Поливая из чайника свою спасенную герань в кастрюле, я произнес:
— Итак, продолжим нашу увлекательную беседу. Пока не развалился и этот дом. А то это уже станет доброй традицией. Сами-то вы как думаете: с чего подобная чертовщина приключилась? Только не говорите мне о силах из преисподней, которые вас преследуют. Лучше уж принять версию о взрыве бытового газа.
— Землятресение, оно ведь тоже из преисподней, — как-то уклончиво отозвался Алексей. — Но преследуют нас вполне конкретные люди. Или нелюди, как вам больше понравится.
— Не нравится мне ни то, ни другое, — сказал я. — И вообще я лицо постороннее. Даже уже не жених.
— Но был им, — с обезоруживающей женской логикой возразила Маша, будто ставя мне на лоб штамп.
Оставалось лишь горько усмехнуться и спросить:
— Так от кого вы скрываетесь? Алексей кивнул в сторону нашей невесты:
— Пусть Машенька и расскажет. Поскольку это была ее затея.
То, что мне довелось услышать в ближайшие полчаса, казалось невероятным… Впрочем, и все последующие события стали приобретать какой-то ирреальный, фантастический оборот.
— Пока Алеша бродил по Оптиной пустыни, я оставалась в номере гостиницы, — начала говорить она. — Обычно в такие номера казарменного типа набивается по двадцать, а то и тридцать паломников. Но в этот раз нас почему-то было лишь трое. Я, пожилая женщина и молоденькая девушка, которая называла свою старшую спутницу тетушка. Обе они были в темных скромных платьях и платках, как положено. Держались очень скованно и напряженно. Я, как ты знаешь, девушка компанейская…
— Не то слово! — вставил я.
— …но разговорить их не могла. Никак. Да они и между собой-то почти не разговаривали. И еще я обратила внимание на их довольно странную поклажу. Это был старый сундучок. Не чемодан, а именно сундучок, скорее всего фанерный, обитый кожей, перетянутый ремнями и с замочками. Такие я видела только в кинохронике. В каком-то документальном фильме о революции. Я еще подумала, что этот сундучок, наверное, страшно тяжелый, и как они его сумели дотащить до гостиницы? А когда обе паломницы на минутку покинули номер, я не удержалась и взялась за ручку на сундучке, чтобы поднять.
— Не удивлюсь, если бы ты еще и заглянула внутрь, — сказал я.
— Замки мешали, — с искренним очарованием ответила Маша. — Так вот, сундучок оказался необыкновенно легким, словно пушинка. Его мог бы унести и ребенок. Он казался практически невесомым. Будто сейчас же мог воспарить, как воздушный шар. Скорее всего, он был абсолютно пуст.
— Умели делать в те времена, — задумчиво произнес Алексей. — Ничего лишнего.
— Когда паломницы вернулись и увидели меня возле сундучка, они ужасно рассердились, — продолжила Маша. — Особенно, тетушка. Нет, она не кричала, но так зыркнула на меня глазами, что я сразу же отскочила на десять метров. Больше они от своего сундучка не отходили. Я сидела себе тихонько на своей кровати и читала Авву Дорофея Душеполезные поучения…
— Не лукавь! — погрозил я пальцем.
— Ну хорошо, — поправилась она. — Это был не Авва Дорофей, а новый роман Проханова. И прислушивалась к их разговору. Они говорили шепотом, и ни слова нельзя было разобрать. Но у меня создалось такое впечатление, что они о чем-то спорят. Или даже ссорятся. Через полчаса паломницы встали, взяли свой сундучок и ушли.
Я подумала, что насовсем. Потому что девушка забрала и свою сумочку, которая висела возле дверей. Там же, кстати, была и моя сумка.
— Внимание! — поднял палец Алексей.
А я и так слушал, развесив уши. Хотя ничего пока не понимал. Я просто уже устал их понимать, обоих.
— Дальше началось вообще что-то несусветное, — продолжала Маша. — Уже давно стемнело, а Алексея все нет — он должен был за мной зайти…
— Я в это время стоял возле того заброшенного скита, — напомнил он.
— Где тоже подслушивали разговор, — добавил я. — Кстати, кто же были те двое? И что вы узнали из их беседы?
— Потом, потом! — замахал он руками и вновь обратился к Маше. Лабиринт какой-то! — подумал я, но больше не перебивал. Пусть все течет, как положено.
— Я прилегла на кровать и вздремнула, — продолжила свое повествование Маша. — Но сон как-то не шел, было ощущение густого плотного тумана. И вдруг я увидела в проходе старика. Как он сюда попал? Дверь же была закрыта. Старик этот имел неприглядный и страшный вид: борода всклокочена, брови нависли, а из-под бровей — глаза-колючки, будто иглы… Словно впиваются в самое сердце. И он ко мне двигался! Да еще клюкой размахивал. Господи, я испугалась так, что вскочила с кровати и забилась в угол. А старик начал шипеть, бормотать всякое. Примерно следующее, хотя я тогда и не все понимала: Я тебе покажу!.. Хочешь от меня уйти?.. Врешь, не уйдешь!.. По монахам стала шляться, каяться хочешь?.. Я тебе покажу покаяние!.. Я тебя и в грех, и в блуд введу, так и знай!.. Где сундучок, куда спрятала?..
Маша довольно красочно изображала шипение и бормотание старика, а вместо клюки размахивала пультом от телевизора. Все-таки в ней пропадала хорошая актриса. Если не великая, то хотя бы второго плана. В азарте она нажала на пульте кнопку, телевизор включился, а на экране вновь возникла панорама моего обрушившегося дома. Шли очередные новости. И в который раз мне тыкала в зубы микрофон корреспондентка, а я продолжал трогательно прижимать к груди кастрюлю в геранью. В следующем кадре появился мэр в кепке и с разъяснениями.
