Брендан Кили - Евангелие зимы
В бытность свою в команде гребцов Донован-старший накачал себе такую спину, что до сих пор держался прямо. Когда мать с ним познакомилась, у него была осанка ее ровесника, но при этом твердость и опыт человека, покорившего бизнес. С возрастом Донован-старший стал более поджарым, но остался сильным, словно бы высох и окостенел.
– Я еду туда не по работе… или не только по работе, – сказал он наконец. – Ты еще мальчишка, но я скажу тебе то, чего ты не должен говорить матери. Сделаешь это для меня? Дай мне возможность доверять тебе, сын! – Я смотрел на него через стол. – В Брюссель я еду к женщине.
Наверное, в такие моменты полагается что-то делать, но я понятия не имел что. Я ничего не хотел делать, только хотел посмотреть, как он снова закашляется и будет кашлять, пока на глазах не выступят слезы и не вздуются вены на лбу.
Донован-старший поднялся и смял сигарету в пепельнице.
– Будь мужчиной, сын, держи это в себе. Осилишь? Считай это контрактом на праздники. Я сказал тебе об этом сейчас, потому что, помнишь, как я говорил о важности иметь сына? Не хочу кривить душой перед собственным сыном.
Я кивнул, и Донован-старший самодовольно улыбнулся, будто только что перевел слепого через дорогу.
Днем случился скандал. Донован-старший сказал матери, что уходит и не будет ни на вечеринке, ни на праздниках. И тут же уехал – даже раньше, чем собирался.
Старая сволочь, подложил мне свинью. Матери я ничего не сказал, но это было нелегко. «С высокой вероятностью сохранит доверенный секрет» – черт, это достижение тянет на высший балл в школьном ежегоднике. Подумать только, такой ценный навык – а я овладел им в два счета! Через несколько дней, по телефону, Донован-старший поделился своим секретом с матерью, и все наконец окончательно рухнуло.
Прошлым летом, когда мне некому было позвонить, я путался под ногами у Елены и, видимо, донял ее окончательно: она убедила меня стать волонтером в приходе Драгоценнейшей Крови Христовой. Она считала, я найду там кого-нибудь для общения и – что было для нее немаловажно – стану хоть немного ближе к Богу. Родители у меня были католиками чисто номинально, и в глазах Елены я шел по жизни без надлежащего религиозного руководства. В любом случае, работать в приходской общине полезнее, чем валяться дома на диване, ожидая, чтобы кто-то пробудил меня к жизни.
Начав работать в приходе Драгоценнейшей Крови Христовой, я стал чаще бывать на мессе. Наша семья была «католиками в культурном отношении», как однажды выразился Донован-старший, то есть мы посещали церковь разве что по большим праздникам. Конфирмацию и первое причастие я принял у отца Дули и знал важность обрядов и цель молитв, но на мессу ходил послушать не его, а отца Грега. Отец Грег не просто отбарабанивал положенные молитвы, как другие: прямо на ступеньках алтаря он выставлял кулак, чтобы я стукнул по нему своим, и говорил о божественной благодати в фильме «На дороге». Формально приход окормлял отец Дули, настоятель церкви Драгоценнейшей Крови Христовой, но когда мы выполняли ритуалы, испрашивали прощения за то, в чем согрешили, и прощали другим их прегрешения по отношению к нам, отец Грег создавал некий мостик от человека, которым я был, к человеку, которым я хотел стать. Веру, о которой в церкви говорили все, я нашел в ежедневных беседах с отцом Грегом: он слушал и этим возвышал меня.
Пустота в доме на следующий день после Рождества просачивалась и в меня: я казался себе опустошенным, полым. Найдя в холодильнике жесткие, заветрившие суши, оставшиеся с вечеринки, я съел их, усевшись на стол и читая «Франкенштейна». Легко было понять, почему чудовище искало друга – иначе ему пришлось бы жить в полном одиночестве. В конце концов я решил не звонить в приход и не искать отца Грега. Я съезжу туда лично и напомню ему о своем существовании.
Сегодня служили вечернюю мессу, и я подумал, что лучше всего найти отца Грега до службы. Вызванная машина доставила меня к началу аллеи, и я долго шел в гору, повторяя тридцать первый псалом, который читают в этот день. Я учил псалом уже некоторое время. Я не был алтарником и не принимал участия в богослужениях, но под влиянием отца Грега научился больше ценить обязательные ритуалы и надеялся, что небольшое добровольное домашнее задание задаст беседе нужный тон.
Дверь приходского дома захлопнулась за мной – тупой толчок эхом разошелся вверх и вниз по лестнице. Большой холл скупо освещался настенными бра и неярким светом зимнего дня, сочившимся в окна. Дверь кабинета отца Грега была закрыта, и я забеспокоился, что его нет. Я снял куртку и шапку и повесил их на стоячую вешалку. Из кухни, шаркая, вышел отец Дули. Старый, сгорбленный, он никогда не признавался, что ему трудно: ездил по городу на одной из приходских машин и решительно отказывался от помощи, кроме как в крайних случаях. Я подошел поздороваться и попытался помочь ему открыть металлические жалюзи на служебных окошках. Он жестом отогнал меня и поднял жалюзи изгибом своей трости.
– Что случилось? – спросил он, растирая и разминая пальцы с шишковатыми суставами. – Тебе сегодня не назначено.
– Назначено, – возразил я.
– По-моему, ты записан на следующую неделю. – Он перехватил мой взгляд на дверь отца Грега.
– Я думал, сегодня есть работа, – ответил я.
– Я знаю расписание. Сегодня у нас телефонный марафон по сбору средств. Приедут волонтеры из дома святого Иосифа.
– А отец Грег здесь?
– У него встреча, я его сегодня практически не видел.
– Можно с ним поздороваться?
– Пока он занят – нет, Эйден, и ты это прекрасно знаешь. – Отец Дули поглядел на кабинет отца Грега. – Его нельзя отвлекать. Жаль, что ты зря проездил…
– Я только что приехал.
– Знаю, знаю. Должно быть, какая-то путаница в расписании. Ума не приложу, что тебе сказать. Нам совсем некогда, я не могу тобой заниматься. Вот-вот приедут волонтеры, потом надо готовиться к сегодняшней службе. Извини, Эйден, но тебе придется приехать в другой раз, в то время, когда ты записан.
– Я подожду отца Грега, – настаивал я. Отец Дули колебался, и я продолжал: – Я могу помочь с марафоном или начну заносить в базу данных благодарственные письма. Он не будет против. – Моя машина уже ушла и вернется только через несколько часов, да и какого черта я буду делать дома? – Вы только скажите ему, что я здесь, а?
– Я не могу врываться без приглашения. – Отец Дули раздраженно засопел. – Эйден, мы заняты, ясно? Прости, но тебе придется отправиться домой. – Положив мне руку между лопаток, он подвел меня к вешалке, вручил мне куртку и шапку и тем же манером вывел в выстланный линолеумом тамбур. – Езжай домой, – сказал он мягко, но мне не понравились эти слова. Я не привык, чтобы меня выпроваживали из приходского дома Драгоценнейшей Крови Христовой.
Он потянулся к двери, но она распахнулась сама.
– Отец Дули! – На пороге стоял такой же пожилой человек, как наш священник. Он кутался в толстое пальто, шерстяная шапка натянута на уши. В дом ворвался ветер. За пришедшим тянулась цепочка престарелых мужчин и женщин, которые медленно брели от автобуса. – Надеюсь, у вас найдется горячий кофе, – сказал старик. – Нам не помешает согреться.
Отец Дули покивал:
– Как раз шел заваривать, Фред. – Он жестом велел мне отойти и пропустить Фреда, а сам, шаркая, поплелся в кухню.
С шапкой и курткой в руках я придерживал дверь для волонтеров. Один за другим они тащились мимо меня в большой холл. Со спины они казались стаей кошек в незнакомом доме: останавливались и с оглядкой ступали вновь – не угадаешь куда.
– Здесь темновато, – крикнула одна из женщин отцу Дули.
– Да будет свет! – Люстры вспыхнули. У дальней стены стоял улыбающийся отец Грег. Только его голос мог заполнить главный холл, взлететь к стропилам, и все равно ему было бы тесно. С серым сводчатым потолком и простой кухней сбоку приходской дом мог показаться безжизненным, если бы не был наполнен ожиданием этого голоса. – Войско прибыло, – продолжал он. – Готовы взяться за канительщиков? – Он потряс стопкой бумаг, которые держал в руке: – У них осталось пять дней, чтобы получить свои подарки и налоговые вычеты. – Он улыбнулся. – Даже те, кто живет на фиксированный доход, вправе требовать причитающихся поблажек. – Послышался приглушенный смех. Отец Грег подошел помочь старикам снять пальто и перекинуть их через спинки стульев, а потом пододвинул стулья к раскладным столам у пианино и музыкального центра. На столах в ряд стояли телефоны.
Я взял в кухне два складных стула и подошел к отцу Грегу.
– Можно, я помогу с обзвоном?
Он смотрел на волонтеров, рассаживавшихся вокруг столов.
– Да нет, необязательно.
– Но я хочу…
Отец Дули поставил на стол корзинку сдобных лепешек и выразительно взглянул на отца Грега. Тот вздохнул и снова повернулся ко мне:
