Кота Нодзоми - Счастливого дня смерти 2. Убийственный карнавал
«Хи-хи», – вдруг разнесся по столовой жуткий смех. Это был голос Ёмидзи. Я с удивлением поднял голову, но другие и ухом не повели.
– Госпожа Ан, как всегда, полна энергии, – раздавался голос из громкоговорителя под потолком. – Но я хотел бы попросить вас воздержаться от убийств среди убийц…
– Что? И почему я должна следовать этому правилу? Кого и где я буду убивать – это мое дело, – категорично возразила Ан голосу из громкоговорителя.
– Эх, нелегко вам, госпожа Ан. Что ж, господин Сайлент, прошу вас хорошенько присматривать за ней.
– Да, хорошо, – Сайлент слегка кивнул головой.
– Благодарю вас. Итак, дамы и господа, пожалуйста, продолжайте этот приятный вечер.
Чик. Трансляция закончилась. Это какие нервы нужно иметь, чтобы можно было назвать этот вечер приятным? Но не будем об этом.
– Мне кажется, что Ёмидзи снисходителен по отношению к Ан, – тихо сказал я Сайленту, перегнувшись через стол.
– Видишь ли, она – любимица организатора самоубийств. Поэтому он многое ей позволяет.
– Какой откровенный фаворитизм…
– Ха-ха. Такой уж он человек.
То есть все зависит от его настроения.
Изумленный, не говоря ни слова, я сел поудобнее на стул и вновь принялся за ужин. Хм. Я в первый раз ел черную икру – вкус странный. Красная икра намного вкуснее.
– А-а, хотя бы во время еды веди себя смирно, девка с ножами, – с отвращением сказал Куруи, отправляя кусок стейка в рот.
– Заткнись, отаку. Иди и запрись у себя в комнате, как все отаку, – ответила Ан, яростно жуя хлеб. Не ладят ребятки.
– Маньячка. Если тебя запереть, то в мире наверняка станет поспокойнее.
– Мне-то что? Я превыше мира.
Они злобно косились друг на друга. Ситуация накалялась, но Сайлент ловко сменил тему: «Кстати говоря, Ан, по поводу вчерашнего сериала…». Ан клюнула: «А, да, да». И ничего не произошло.
«Наслаждающийся убийца» Ан Мукудори. Трудно сказать, легко ли с ней управляться или нет.
Около одиннадцати вечера. Я принял ванну и улегся на просторной постели. Чтобы скоротать время, я начал читать книгу, которую одолжил мне Куруи, – «Любовь и цундэрэ[8]», но мне она не очень по вкусу. Пока я сожалел о том, что забыл детективы дома, Хайна вышла из ванны в халате и сушила волосы полотенцем. «…» Выражение лица у нее было мрачным. И было таким оно с тех пор, как закончился «ужин». Не похоже на простодушную Хайну.
– Что случилось, Хайна? Тебе не понравилась «еда»?
«Еда», которую предоставил Ёмидзи, была замороженная. Видимо, это был не пойманный и брошенный в клетку человек. Не хочу думать о том, каким образом он заготовил это замороженное мясо. Хайна ела размороженное мясо, но оно не пришлось ей по вкусу.
– Да. Есть можно, но вкус какой-то странный. С завтрашнего дня не буду есть.
– Не будешь?.. На одной воде сможешь продержаться?
– Да. Неделю смогу.
– Вот как. Тогда ладно.
– Прости, из-за меня…
– Ничего. Мы же с самого начала собирались уехать отсюда через неделю. Я хочу, чтобы поскорее прошло то время, что мы должны прожить в этом непонятном месте.
– Но тебе ведь нравится здесь. Еда была великолепной…
Сострадание Хайны лишило меня слов. Между нами есть одно существенное отличие, как бесконечно глубокий ров, который не закопать, – культура питания.
– Трехразовое питание почти что хлебом и водой мне подходит. К тому же я не хочу один есть вкусности, – сказал я, и Хайна тут же вся засияла и обняла меня.
– Хе-хе. Люблю тебя!
– Вот спасибо.
Я погладил ее по голове.
– А кроме «еды» тебя ничего не беспокоит? Если тебе что-то не нравится, скажи сейчас.
– Нет. Все хорошо. Все очень хорошие.
Хорошие ли?
– Ну, какими бы хорошими они ни были, не доверяй никому. У каждого свои тараканы в голове.
– Хай-на.
– Переживем как-нибудь эту неделю. Принимая участие в этой оффлайн-встрече, мы получаем две вещи: во-первых, необходимые нам деньги на жизнь – благодарность нам за то, что мы посетили этот особняк, а во-вторых, протекцию Ёмидзи. Похоже, он страшный человек, поэтому, в случае чего, это может нам пригодиться.
– Хай-на.
– Хайна, обещай мне одно – смотри не умри.
– Хай-на! – тут же крикнула она и отдала честь двумя руками. Это была ее фишка. По ее мнению, это было покруче обычного приветствия. Как-то раз я сказал: «Это что, солнечная вспышка[9]?!», на что она совершенно серьезно ответила: «Э? А что это такое?». Горькое воспоминание.
– Ю, ты тоже не умирай. У меня кроме тебя никого нет.
– Хорошо, не умру.
Родители Хайны уже умерли, поэтому у нее лишь один союзник на всем белом свете – я. Я должен защитить Хайну. Я должен сделать ее счастливой. Поэтому я не могу умереть.
– Давай спать?
– Хай-на.
Я лег на кровать, и Хайна тут же легла рядом.
– Ю… Можно? – спросила она соблазнительным голосом и посмотрела на меня не поднимая головы.
– Можно, – ответил я, вздыхая, – ведь если я скажу «нет», тебя это все равно не остановит.
– Ура! Спасибо!
Она улыбнулась, отчего ее большие глаза превратились в щелочки, и взяла мою левую руку.
Лизнула.
Хайна лизала мою левую руку. Начала с большого пальца и закончила мизинцем: каждый палец она как следует вылизывала и обсасывала. Даже между пальцами она старательно проводила своим длинным язычком. Облизав все пальцы, она принималась за тыльную сторону руки. А затем – и за ладонь. Когда она закончит, то снова начнет с пальцев.
Моей рукой завладел шершавый язычок и липкая слюна. Иногда ее острые клыки, способные разгрызть человеческие кости, почти вонзаются в руку, причиняя боль. В такие моменты я изо всех сил стараюсь сдерживать крик.
«Ах…» Щеки горят. Проклятье, дыхание перехватило. Но, к счастью, Хайна этого не услышала, ее язык продолжал извиваться.
Она это делает с таким аппетитом. Это – выражение любви Хайны Хинамуры. Она абсолютно не испытывает полового влечения. Месячные у нее идут, но сексуального возбуждения как такового она как будто не чувствует и не понимает, что это. В общем, вылизывание руки – это наш с ней половой акт. Вылизывая мою руку, Хайна получает удовлетворение. Правда, я не знаю, что это – аппетит или половое влечение.
Получается, что секса в общепринятом смысле ни у меня, ни у Хайны ни с кем не было. Но, тем не менее, я обычный парень, и это не значит, что я не могу. Просто у меня не возникало желания заняться этим с Хайной.
– Ммм, спасибо, было вкусно.
Напоследок она тщательным образом вылизала безымянный палец, подняла голову и вытерла рот.
– На здоровье, – сказал я. Было противно, поэтому я вытер липкую руку салфетками, лежавшими у изголовья кровати. – Гашу свет.
– Хорошо. А, только не выключай совсем.
– Знаю.
Я покрутил выключатель на спинке кровати и приглушил свет. Мы прижались друг к другу в теплом оранжевом свете.
– Спокойной ночи, Ю.
– Спокойной ночи, Хайна.
Мы впервые ночевали вне дома, но, похоже, Хайна была не из тех, кто только на своей подушке может уснуть: она сразу же засопела.
Лицо с еще детскими чертами, маленький носик, розовые губы, едва выглядывающий острый сдвоенный зуб.
«…Было вкусно…»
Может быть, Хайна очень хочет меня съесть, а вылизывание руки – это своего рода компенсация. Не исключено, что она не просто не испытывает полового влечения, а в ней перемешались влечение и аппетит. Возможно, однажды Хайна меня съест. Хотя такой вариант тоже неплох. Я ведь ее парень. С такими мыслями я погрузился в сон.
В итоге я не пробыл и недели в этом особняке. Хотя, наверное, правильнее будет сказать, что не мог там оставаться.
Семь убийц. Сестры Канасава. Организатор самоубийств Ёмидзи. И я. Всего в оффлайн-встрече приняло участие 11 человек. Не прошло и недели, как больше половины из них погибли.
Глава 2. Улыбка смерти в лицо
Анкетирование.
Ваше имя?
– Куруи Асакура.
Вам доводилось убивать людей?
– Нет.
Зачем Вы убиваете?
– Я никогда не убивал. Просто избавляюсь от помех.
Вы помните, скольких людей Вы убили?
– Нет. Да и не убивал я никого.
Вы помните свою первую жертву?
– Нет. Говорю же, я никого не убивал.
Вы согласны с тем, что людей убивать нельзя?
– Да.
Почему?
– Потому, что в этом мире, кроме меня, людей нет, а я умирать не хочу.
Что Вы думаете о других убийцах?
– Да ничего, в общем-то.
Что Вы думаете о себе?
– Красавчик.
Спасибо, что уделили время.
Труп.
Как ни посмотри – это труп.
Труп Юрары Канасавы.
На втором этаже особняка, перед комнатой Ан Мукудори.
Правая рука и правая нога были ампутированы, изрезаны и непринужденно лежали рядом с телом. Ее тонкая шея держалась на кусочке кожи, в буквальном смысле. Кости, мышцы, кровеносные сосуды – все было полностью вырезано, голова соединялась с телом только с помощью кожи. Тело было перевернуто, но голова лежала лицом вверх, поэтому можно было разглядеть ее выражение – абсолютное отчаяние и ужас. Ясно, что умирала она в муках.
