Джей Дайс - Вашингтонская история
— Вы мне вполне подойдете.
А когда она выходила из кабинета, он крикнул ей вслед: «Салюд!» Фейс обернулась и поглядела на него, восторженно улыбаясь.
— Салюд! — ответила она.
И с тех пор между ними установилось полное взаимопонимание. Мистер Каннингем как-то сказал, что девушка, поступившая к нему секретаршей, проявила мужской ум и поэтому стала его правой рукой и советчиком. Фейс запротестовала, сочтя это мужским шовинизмом, но мистер Каннингем засмеялся и показал ей первую оценку ее работы. Оценка была отличная. И с тех пор она не получала других.
Машинально перелистав бумаги в папке с надписью «Срочно», Фейс захлопнула ее и, отложив в сторону, взглянула на часы. Скоро шесть, а мистера Каннингема все нет! Что его так задержало? Вот досада, — ведь служебный день кончается и мистер Каннингем уже не успеет что-нибудь предпринять насчет этой розовой бумажки. Все-таки она поговорит с ним еще сегодня, чтобы завтра с утра он сразу же занялся этим делом. Впереди еще целый день. И то хорошо.
Ей не сиделось на месте; она раздумывала, как быть, если он не придет через час или два. Тогда надо будет звонить Тэчеру и опять объясняться с ним. Пожалуй, придется прямо заявить мистеру Каннингему, что она больше не может оставаться для сверхурочной работы.
На улице зафыркал мотор, и Фейс подскочила на стуле. Хорошо, что она отучила Тэчера заезжать за ней: она боялась, как бы он под горячую руку не оскорбил мистера Каннингема. «Да что это я так нервничаю», — сказала себе Фейс. Как глупо! Все это ерунда. Либо там напутали, либо это какая-нибудь дурацкая формальность. Теперь они всех пропускают через сито. Им под каждой кроватью мерещатся красные.
Фейс встала из-за стола и подошла к широкому, во всю стену, окну. С тревогой она заметила, что надвигается гроза. Монумент казался огромной золотой иглой в лучах предвечернего солнца, пробивавшихся сквозь тучи, как свет прожекторов. Однажды она видела, как в Монумент ударила молния.
Теплый сырой ветер ворвался в окно, захлопали деревянные жалюзи. Вокруг разлился странный зеленоватый свет, — так бывает, когда смотришь сквозь бутылочное стекло. Фейс глядела на лужайку перед Белым домом, гадая, успеют ли бегущие люди укрыться под старыми вязами Эллипса, прежде чем хлынет ливень. С Пенсильвания-авеню доносились частые трамвайные звонки: наверное, вагоновожатых бесили толпы пассажиров, осаждавшие вагоны, и поток пешеходов и машин. Фейс вдруг охватило ощущение сиротливости и странная тоска. Домой… все спешат домой, кроме нее. Как хорошо было бы сейчас прижать к себе Джини…
Где-то вдалеке прогрохотал гром. Налетел ветер почти тропической силы. С тротуара на мостовую скатилась соломенная мужская шляпа и угодила прямо под военный лимузин с тремя звездочками на номерном знаке. Ветер крепчал, летел вдоль Мэлла, гоня по небу черные кучевые облака, похожие на сбившихся гурьбою овец. Блеснула молния. Фейс ясно представила себе, как ходят валы по реке Потомак и как завывает там ветер.
Быть может, только гроза была причиной этой смутной тревоги, этого тайного страха? Лет шесть тому назад Фейс каталась с друзьями на яхте. Внезапно налетел вот такой же свирепый шквал. Яхта перевернулась, но Фейс как-то удалось вынырнуть из мутной речной пучины и уцепиться за мачту. Одной рукой она схватила за ворот и подтащила к мачте молодого человека, который пригласил ее на это катанье. В глазах его она увидела безумную животную благодарность. Вскоре их подобрал катер береговой полиции. И когда Тэчера, мокрого и дрожащего, втащили на борт, он стиснул ей руку и начал всхлипывать.
Из нависших над Мэллом туч хлынул ливень. Фейс, не совладав со страхом, отпрянула от окна и тут же услышала, как хлопнула дверь в кабинете мистера Каннингема. Прошлое и настоящее так переплелось в ее сознании, что только через минуту она пришла в себя и вспомнила о главном — о розовой бумажке. Первым ее порывом было броситься к мистеру Каннингему, но что-то удержало ее.
Очевидно, сейчас он не хотел никого видеть, иначе прошел бы через приемную и отпустил бы какую-нибудь ласковую шутку. Затаив дыхание, Фейс ждала, что он вызовет ее звонком; он часто вызывал ее даже в такие минуты, когда не желал никого видеть. Наверное, сейчас сидит за столом, перебирает бумаги и проглядывает оставленные ею записи. Вот-вот он нажмет кнопку зуммера. Но зуммер молчал.
Фейс напряженно ждала, но ничто не нарушало тишины. Что ж, ничего не поделаешь, придется идти самой. Она постучала и осторожно приоткрыла дверь. Мистер Каннингем даже не заметил этого.
Он сидел за массивным письменным столом, как она и представляла себе, но спиной к двери, уставившись в высокое, до самого потолка, окно. Белесоватое небо таяло в сумерках, тяжелые бархатные занавеси по сторонам окна скрадывали свет гаснущего дня. Старомодный, темный, как пещера, кабинет казался необычайно мрачным, и его не оживляли даже большие, яркие карты-картины Центральной и Южной Америки, висевшие в рамках по стенам и всегда так радовавшие глаз.
Фейс подошла ближе; ковер заглушал ее шаги.
— Мистер Каннингем… — нерешительно начала она.
Он обернулся так резко, словно она разрядила за его спиной хлопушку. Фейс заметила, что лицо у него усталое и осунувшееся и выглядит он гораздо старше, чем следовало бы при такой короткой стрижке. Под глазами его лежали круги, веки немного набрякли.
— Что такое? — спросил он.
Никогда еще он не разговаривал с ней так грубо.
— Я… я хочу обратиться к вам по личному делу…
Фейс не любила распространяться на службе о своей личной жизни, то есть не обсуждала ее с другими. Она знала жизнь своих сослуживиц во всех подробностях, знала все их радости и печали, да и мистер Каннингем нередко рассказывал ей о своих мальчиках, а иной раз даже о ссорах с женой, — однако Фейс ни с кем не откровенничала о себе. Но розовая бумажка, хотя и была ее личным делом, все же касалась не только ее одной. Фейс никак не ожидала, что ей будет так трудно заговорить об этом.
— Ну, давайте… — бросил мистер Каннингем.
— Я ждала вас целый день, — совсем некстати проговорила она.
— Ну и что же?
Он нисколько не облегчал ей дело. Вид у него был хмурый и словно рассерженный. Сунув в рот трубку, он рассеянно посасывал ее, со свистом втягивая воздух. Фейс обиделась и хотела было уйти. Но вспомнив о том, что ожидает ее послезавтра в одиннадцать часов утра, она остановилась.
Наконец ей удалось произнести первые слова.
— Я получила вызов… — Фейс не смогла закончить, не смогла добавить никаких подробностей, потому что похолодела, увидев его лицо.
Он смотрел на нее, как на чужого, незнакомого человека. Ее охватило ужасное ощущение, которое она испытала однажды в психиатрической клинике в палате для шизофреников, куда повел студентов преподаватель психологии, — ощущение двух разных миров. Сейчас мистер Каннингем был в одном мире, а она — в другом, и нет никакой возможности перекинуть между ними мост. Она ясно поняла это прежде, чем он открыл рот, прежде чем он успел произнести хоть слово. С ним что-то случилось, произошла какая-то страшная перемена. Или… что-то случилось с ней?..
— Я знаю, — сказал он, наконец, усталым голосом. — Мне звонил заведующий отделом личного состава. Там на это смотрят серьезно.
— Я хотела просить вас похлопотать… — начала Фейс, запинаясь на каждом слове, но твердо решив договорить все до конца, — или попросить, чтобы похлопотал Департамент… насчет отмены допроса. Я уверена, что здесь какое-то недоразумение… вряд ли мной может заинтересоваться комиссия.
— Дорогая Фейс, — сказал он почти прежним дружелюбным тоном, — вам это лучше знать, чем мне. И вы отлично понимаете, что я ничем не могу помочь…
Фейс остолбенела.
— Вы хотите сказать, что не станете даже пытаться?..
Он отвел глаза в сторону, и плечи его поникли. Казалось, его одолевала такая усталость, что он с трудом выговаривал слова.
— Все мои попытки ни к чему не привели бы. Департамент не в силах повлиять на Комиссию по расследованию. Больше того, Департамент встревожен тем, что одну из его служащих вызывают туда. Сейчас решается вопрос об ассигнованиях на бюджет Департамента, и этот случай может неблагоприятно сказаться на результатах. Вы же знаете, какое сейчас время. Департамент считает, что самое главное — сохранить свою репутацию, ибо в связи с вашим вызовом он может подвергнуться нападкам со стороны конгресса.
Медленно закипавшая в ней ярость вдруг затопила ее сплошным потоком.
— Значит, Департаменту все равно, виновата я или нет, значит, Департамент заботится только, чтоб не было пятнышка на его репутации?! Ради своего бюджета, своих долларов, своих насиженных мест?!
Удар попал в цель. Мистер Каннингем обернулся к ней с молящим выражением в глазах.
