Николай Дежнев - Год бродячей собаки
Черный кардинал качнулся в своем кресле, намереваясь подняться на ноги, но Куркис его остановил. По-видимому, волнение ответственного секретаря комиссии к этому моменту достигло апогея. Он был бледен, как полотно, тяжело дышал и едва мог говорить.
— Осмелюсь напомнить, — произнес Куркис, с трудом двигая одеревеневшими губами, — в повестке дня значится еще один вопрос: разное.
— А мы чем тут занимались? — Черный кардинал изобразил на своем птичьем лице удивление. — Разве вся та жвачка, которую мы здесь несколько часов жевали, не есть разное?
— Да, да, конечно! — поспешил согласиться секретарь комиссии. — В таком случае, оставшийся вопрос — самое разное. И, по-видимому, весьма срочное! Там, на Земле, один человек находится между жизнью и смертью…
— Что же в этом важного, а тем более срочного? — недовольно надул полные губы Транквиил. Желание максимально быстро завершить сессию было единственным вопросом, по которому Большая согласительная комиссия действительно достигала согласия. — Они все там внизу мельтешат между жизнью и смертью. В этой, как ее?.. В России, к примеру, каждый год мрет по миллиону, и никто не считает это важным…
— Но этот человек, — не сдавался Куркис, — совсем особый случай!
— Что ж, — вздохнул Нергаль, отваливаясь на спинку кресла, — расскажите нам, что в нем такого особенного.
Ответственный секретарь облизал пересохшие от волнения губы. Он чувствовал, что именно сейчас наступает тот критический момент, когда решится его собственная судьба.
— Дело в том… — Куркис собрал волю в кулак и продолжал: — Дело в том, что этот человек так и не выбрал путь, по которому пойдет в послесмертии: к Добру или ко Злу. Он — древняя душа, но за множество приходов на Землю так и не определился…
— Что, вечный жид, что ли? — подхихикнул кто-то из делегации светлых сил, но Транквиил слабым взмахом руки установил тишину.
— А может быть, это как раз тот самый случай, который нам и нужен? — вскинул брови Нергаль. — Вы ведь, Куркис, потому и попали на должность, что все свои жизни метались между светом и тьмой. Может быть, настало время вас заменить?
Черный кардинал скривил тонкие губы в подобии улыбки. Не оставалось сомнений: он прекрасно знал, что теперь происходило в душе несчастного Куркиса.
— Как говаривал мой старый усатый друг: кадры решают все, самих их надо только почаще ставить к стенке!
— Но… но именно на него, на этого человека, показывает маятник всемирного времени! — пролепетал Куркис свой последний аргумент.
— Да?.. Это меняет дело!.. — нахмурился Нергаль. Лицо его своим выражением напомнило удивленную птицу. Близко посаженными к крючковатому носу глазами начальник службы тайных операций с любопытством рассматривал секретаря комиссии.
И действительно, это в корне меняло дело! В том лучшем из миров, куда волею Создателя был брошен размножаться человек, все изначально строилось на неопределенности. Для того, чтобы люди с первого дня не потеряли интереса к жизни, им при рождении стирали воспоминания о предыдущих приходах на Землю. Человек как бы появлялся в жизнь ниоткуда, а прожив ее, уходил в никуда. Каждый раз он вынужден был совершать восхождение, не опираясь на предыдущий опыт, а лишь полагаясь на иррациональные чувства, смутно подсказывающие ему цель его пребывания в этом мире. Таким образом достигалась чистота эксперимента, создавалась иллюзия, что жизнь есть всего лишь разовое явление и прожить ее надо, как в последний раз. Конечно, имелось во всем этом и нечто провоцирующее: мол, чего там, однова живем! — но тем интереснее в эту игру было играть и тем менее предсказуемым был ее результат и те коленца, что выделывали за отпущенное им время люди. На протяжении всей жизни их окружали миражи и догадки, и никогда они в точности не знали, где кончается реальность и начинается фантазия. Чем старше становился человек, тем труднее ему было сказать, что есть добро, что зло.
Но и в высших эшелонах власти, включая оба основных департамента Небесной канцелярии, царила такая же неопределенность. Создатель позаботился о том, чтобы связанные с жизнью человека сущности в значительной мере разделяли его неведение и иллюзии. Точное знание в любых мирах принадлежит к высшим ценностям и не может быть получено в подарок, а только заработано собственным трудом. Недаром посвященные седой древности так тщательно прятали его в своих эзотерических мистериях, растворяли в пене бессмысленных, на первый взгляд, ритуалов и будоражащих воображение процедур. Соприкасаясь с наследием ушедших тысячелетий, человек чувствовал, что зерно истины запрятано где-то в глубине его самого, ощущал это… но и только!
Так обстояло дело и с маятником всемирного времени. По слухам, по недосказанностям и обмолвкам высших сущностей иерархии, создавалось впечатление, что бывают такие моменты, когда, двигаясь в плоскости Земли, маятник вдруг замирал, показывал на одного единственного человека, от жизни которого зависело, пойдет все живое на планете к Добру или ко Злу. Кое-кто даже догадывался, что устроено это было Создателем намеренно, чтобы каждый из живущих чувствовал свою ответственность перед всем человечеством. Но, как это часто случается в той же самой земной жизни, со временем и сменой бесчисленных поколений знание это как-то само собой поблекло и незаметно утратилось. Нергаль, в силу своего высокого положения в Департаменте темных сил, почти точно знал, что именно так все с маятником и обстоит на самом деле. По крайней мере, считал черный кардинал, так должно было бы быть, если следовать логике Господа. Тем не менее, он с деланным удивлением спросил:
— Ну-с, а откуда вам все это известно? Я имею в виду, про маятник и вообще… Кстати, как имя этого человека?
— Андрей! Раб божий Андрей! — секретарь комиссии преданно смотрел в глаза начальника службы тайных операций. — А откуда известно?.. — Куркис беспомощно развел руками. — Мне… мне дано было знать. Вы же понимаете, когда там, наверху, считают нужным что-то тебе сообщить, то действуют напрямую, не обременяя себя выполнением каких-либо физических законов или формальностей…
Нергаль понимал — ему ли было не понимать. Понимал он и то, что слепой случай дает ему в руки шанс: если не навсегда, то надолго предопределить развитие событий на Земле в пользу темных сил. Надо будет только хорошенько поработать с этим выбранным самой судьбой человеком, заставить его собственной, далекой от святости жизнью качнуть ход истории в сторону Зла — и чем сильнее, тем лучше!
Все это Нергаль понял в доли секунды, но охватившего его предчувствия большой удачи не выдал, наоборот, движения его стали еще более ленивыми и замедленными, вид сонным. С деланным безразличием пресыщенного чиновника черный кардинал зевнул и томно продолжил:
— Ну, и кто же он такой, этот самый Андрей? Чем в жизни отметился?
Откуда-то из-за спины начальника службы тайных операций протянулась длинная волосатая рука, и на стол перед ним легла вощеная бумага с текстом, набранным крупным готическим шрифтом. Ксафон, бес второго разряда, отвечавший в Департаменте темных сил за секретные архивы, работал, как всегда, четко и оперативно. Его тонкий козлиный голос заблеял, задребезжал над ухом черного кардинала:
— Экселенц, — информировал мелкий бес, — перед вами выписка из секретного досье Департамента светлых сил, полученная нашей агентурой. В ней содержится краткое описание пика карьеры интересующей вас персоны. Более подробные данные об этом драматическом эпизоде из жизни раба божьего Андрея уже распечатываются…
Начальник службы тайных операций нехотя пододвинул к себе листок бумаги и углубился в его изучение. На лице сидевшего напротив Транквиила ясно читалось недовольство, но Нергаль не обратил на это ни малейшего внимания. Так уж повелось, что в делегации Департамента светлых сил оперативному получению информации значения никогда не придавалось.
Меж тем черный кардинал читал:
«За тринадцать веков до первого пришествия на Землю Господа нашего Иисуса Христа поклонение идолам в мире варваров и язычников приобрело невиданные размеры и осуществлялось повсеместно. Сонмы ложных, выдуманных богов занимали умы и воображение погрязших во лжи и жестокости народов, отвращая их от мира света и добра. В этой обстановке всеобщего морального запустения Иерархи светлых сил приняли решение послать на Землю могущественную сущность, способную поставить человека на путь просветления. Таким посланцем стал тот, кого люди знают под именем Моисей.
Вынужденный действовать по обстановке, с учетом окружавших его реалий, этот патриарх и пророк поставил перед собой задачу дать блудливому человечеству образец праведной и осмысленной жизни на примере одного избранного народа. Именно Моисей даровал иудеям закон и обратил их лицом к Богу, для чего гонял, как баранов, по пустыне и поселил, в конце концов, в стране обетованной. Неимоверным трудом и упорством он достиг того, чего хотел — сформировал из буйных, разношерстных языческих племен единый, объединенный религией и моралью народ. Самыми крутыми и жестокими мерами он насадил среди иудеев богопослушание и богобоязнь и пристально следил за тем, чтобы они не отступали от данного им миропонимания и порядка. Неограниченная вера и неотвратимость немедленного наказания были теми инструментами, с помощью которых он приводил в чувство взбалмошных бунтарей — детей природы, живших близкой к животной жизнью. Однако, эти эффективные и своевременные меры имели и негативную сторону: образ всемогущего Бога в глазах людей получился жестоким и мстительным. Именно таким до сих пор смотрит Он на нас со страниц Ветхого завета. Но время шло, и созданное Моисеем представление о Создателе не могло не войти в противоречие с Его истинным обликом, милостивым и справедливым, со всем ходом развития человечества к Свету и Добру. Поэтому Светлыми силами было принято решение направить на Землю еще одну сущность, которая привнесла бы в мир людей любовь к ним Господа, подтолкнула бы их к пониманию, что и человеческие отношения должны строиться на глубоком взаимном расположении друг к другу и любви. По мнению Иерархов, для этого не требовались мощь и сила, какими обладал Моисей, можно было обойтись значительно меньшим калибром сущности. Выбор пал на некоего Андрея, достигшего к тому времени в иерархии весьма среднего положения светлого духа….»
