Алексей Санаев - Уругуру
Я выдал ему двадцатку. Итальянец с большим интересом и даже радостью в глазах следил сначала за нашим торгом, а затем как восемь фигурок на одной дощечке упаковываются в газету и отправляются ко мне в сумку. Его реакция показалась мне неадекватной. Я даже подумал, что долгие странствия по черному континенту не слишком благоприятно отразились на его психическом состоянии. Неожиданно он посмотрел на меня совершенно серьезно и показал на мою сумку:
– Знаете, я уже некоторое время занимаюсь теллемами. Поверьте, это одна из самых загадочных тайн Африки.
Я посмотрел на часы. Ну, в самом деле, что такого, если я потрачу двадцать минут на этого чудака? Заодно выясню, в чем состоит одна из самых таинственных загадок всей Африки, а то и, глядишь, разгадаю ее с ходу.
– Стакан пива? – сухо осведомился я.
– Отлично придумано.
Я купил ему какого-то местного пива, а себе взял свежего апельсинового соку, который продается на главной площади Марракеша в ста двадцати двух киосках, каждый из которых имеет свой порядковый номер. Мы пристроились в ближайшей харчевне наподобие шатра, в которой и без нас стоял дым коромыслом. Здесь без передыха жарились бараньи мозги, которые ловкие берберы извлекали руками из голов забитых животных прямо у нас глазах. У меня мелькнула паническая мысль, что итальянец потребует себе бутерброд с бараньими мозгами, и в этом случае мне точно придется откланяться, но он устоял перед соблазном.
– Меня зовут Чезаре Пагано, – сообщил итальянец, рассматривая на свет высокий бокал с холодным светлым пивом. – И по своей профессии я никакого отношения к Африке не имею. Я архитектор, работаю на севере Италии. А ты?
Больше всего в жизни я не люблю, когда ко мне обращаются на ты незнакомые люди. При общении на английском языке этой проблемы не возникает, но французский четко разделяет ты и вы, поэтому я с горестным видом отпил свой апельсиновый сок и явственно поморщился.
– Алексей из Москвы, – представился я, и мы пожали друг другу руки. – Занимаюсь инвестициями в интернет-технологии, в Марокко приехал на пару дней, в командировку.
– Интернет-технологии? – переспросил Чезаре. – Неплохо. А почему заинтересовался догонами?
– Да нет, я просто покупаю дешевые сувениры для своих коллег по работе...
– Это правильно, – охотно согласился Чезаре, отхлебнув еще пива, – ты купил копию, современную копию, ей красная цена два-три евро. Но сделана она действительно догонами по древним образцам. Такие статуэтки в оригинале относятся к четырнадцатому или пятнадцатому веку. Я только что вернулся оттуда, ходил по Стране догонов почти три месяца и почти все выяснил. Только вот деньги кончились... Заметив непроницаемое выражение моего лица, Чезаре усмехнулся: – Да нет, я не собираюсь у тебя просить денег. Я приехал сюда получить денежный перевод с родины – соберу еще пару тысяч евро, вернусь и раскручу этот клубок. И знаешь что? Они говорят, что там орудуют духи, а я убежден, что это люди. Люди! Летающие люди!
– Давай-ка с начала, а то я не очень понимаю, о чем идет речь, – предложил я ему, чтобы он несколько успокоился. А то с места в карьер – духи какие-то...
Чезаре полминуты молчал, сделал еще несколько глотков (я жестом попросил хозяина подать ему вторую порцию) и начал свой рассказ, который, как мне сейчас кажется, я помню практически дословно.
Догоны – изолированное африканское племя, живущее на юго-востоке Мали, у подножия огромного каменистого плато Бандиагара, названного так по имени ближайшего к нему городка. Местность, получившая имя Страны догонов, уникальна сама по себе: после сотен километров Сахеля, полупустынной степи, тянущейся от Сахары на юг, скудные почвы совсем сходят на нет, и на поверхность земли выходят пласты каменной породы.
Это и есть плато – километры бесплодных, гладких, отшлифованных ветром каменных пластов. Если следовать по этому плато далее к югу, то высота над уровнем моря становится постепенно чуть выше, а количество растений стремительно уменьшается. Наконец плато завершается уступом – резким, абсолютно вертикальным обрывом высотой в 200—300 метров. Ручьи, стекающие с него, кормят небольшую полоску земли у подножия обрыва, за которой следует обширная песчаная пустыня.
Догоны выбрали для жизни эту самую полоску земли у подножия скального уступа. Их деревни расположены в одну линию, как жемчужины, нанизанные на нитку плодородной земли шириной в тысячу шагов, а длиной почти в двести километров. Такое местоположение дает их обитателям стратегическую независимость – ведь с обеих сторон от Страны догонов лежат километры непригодной для обитания земли.
Каменная пустыня к северу простирается более чем на двадцать километров от деревень догонов до городка Бандиагара, а песчаные дюны к югу заканчиваются лишь у города Коро, в пятидесяти километрах от обрыва. На западе ближайшие подступы к Стране догонов защищает городок Дуэнца, расположенный в пятнадцати километрах от первых отрогов плато.
Жители Страны догонов, таким образом, всегда могут узнавать заранее о любых пришельцах и предупреждать любые нашествия. Все дороги, ведущие с «большой земли», хорошо просматриваются жителями пограничных деревень. Роль дозорного вестового наверху исполняет деревня Санга, одна из немногих стоящая не под обрывом, а на краю плато. Отсюда вниз, к остальным деревням, ведут по головокружительным кручам тропинка меж скал, выдолбленная многовековыми потоками водопадов, а также построенная в последние годы дорога без признаков покрытия, которая, по моим наблюдениям, только увеличивает опасности, встающие перед теми, кто желает попасть в Страну догонов.
Неудивительно, что жизнь в условиях географической изоляции сильно повлияла на образ мысли и глубинную сущность культуры догонов. Приветливыми или гостеприимными их назвать можно только с большой натяжкой. Они мало общаются с соседями и уж точно никогда не смешиваются с ними. Даже между жителями соседних деревень существуют глубокие разногласия, мешающие бракам между их жителями и усугубляемые наличием десятка диалектов местного языка, в результате чего, к примеру, догон из Джигибамбо на одном конце плато понимает догона из Бонго на другом конце с тем же успехом, с каким он поймет русского или француза. В пустынях к югу от плато по соседству с догонами кочуют скотоводы фульбе, которых объединяет с догонами лишь история взаимных завоеваний, постоянных конфликтов и упорного непонимания, обусловленного различием религий, культур и методов сельского хозяйства.
Догоны в своем большинстве земледельцы – на узкой полоске земли, орошаемой ручьями и водопадами, сходящими с плато, они выращивают просо, рис и лук. В сухой сезон земля застывает и по твердости не уступает каменным полям плато, и большинство огородов и пашен превращается в пастбища для фульбе. Только обильное орошение позволяет догонам получать урожай лука в зимние месяцы. Зато летом и осенью, в сезон дождей, подножие плато накрывают бурлящие потоки воды, вслед за которыми на поля устремляются потоки местных жителей, сеющих просо. На это время кочевники фульбе уходят в пустыню, освобождая пахотные земли от своих тощих стад.
Но самое интересное в Стране догонов, как сообщил мне итальянец после всех этих географических подробностей, – это их загадочная история и удивительная, уникальная культура.
Согласно традиции и мифам самих догонов, их предки жили когда-то к северу от Нигера, но потом они были изгнаны со своих земель и ушли на юг, к плато. И вот здесь, по словам моего итальянца, и началось самое интересное, потому что на краю обрыва, где решили поселиться догоны, уже существовала и активно развивалась своеобразная культура таинственных людей, которых в догонских мифах принято называть теллемами.
– Банальная история, – пожал я плечами, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца и наблюдая вечернее пробуждение города Марракеш. – Легенда о народе-предшественнике, от которого не осталось никаких следов, кроме мифологии, поэтому происхождение выявить невозможно.
– Да нет, не такая уж она банальная, – улыбнулся в ответ на мой скепсис Чезаре. – Все дело в том, что теллемы были не совсем обычными людьми. Они умели летать.
– В каком смысле?
– В прямом. – Итальянец принялся лихорадочно рыться в своем рюкзаке, прямоугольной глыбой возвышавшемся над нашим столиком, и вытащил несколько небольших фотографий, сделанных поляроидом.
– Как, по-твоему, были построены эти дома? – медленно, с расстановкой произнес Чезаре, указывая мне на снимок.
На фотографии была изображена высокая стена плато, снятая снизу вверх, а потому показавшаяся мне зловеще нависающей над фотографом. Стена обрыва была абсолютно вертикальной и ровной, без единой зазубрины, пересеченная лишь многовековыми горизонтальными, красно-коричневыми слоями песчаника. На самой середине подъема, метрах в ста от земли и на таком же расстоянии от вершины горной породы, в нишах были отчетливо видны похожие на ульи строения цилиндрической формы, с круглыми отверстиями вместо дверей. Сделанные из желтой глины, эти хижины стояли рядком, как будто гнезда, прилепленные гигантской ласточкой к отвесному обрыву.
