Мэтью Квик - Серебристый луч надежды
Мне напоминает мама, которая заглядывает в подвал в самый разгар тренировки.
— Через пятнадцать минут выходим. Живо в душ!
В комнате с облаками выбираю коричневое кресло. Мы садимся, откидываем спинки назад, и Клифф начинает:
— Твоя мама сказала, у тебя была та еще неделька. Хочешь поговорить об этом?
И я рассказываю про вечеринку у Вероники, про то, что вся моя прежняя парадно-выходная одежда не годится, ведь я так сильно похудел; и у меня нет никаких стильных шмоток, кроме футболки, недавно подаренной братом; и мысли об этой вечеринке уже так утомили меня, что лучше бы мы с Ронни просто позанимались вместе, и не пришлось бы встречаться с Вероникой, которую даже Никки считает страшной врединой.
Доктор Патель кивает несколько раз, по своему обыкновению, а затем спрашивает:
— Тебе нравится футболка, которую подарил брат? Удобно в ней?
— Да, — отвечаю, — она просто замечательная.
— Вот и надень ее к этому ужину. Уверен, Вероника ее тоже оценит.
— Вы так считаете? Просто Вероника ужасно привередлива к тому, в чем к ней приходят гости.
— Я так считаю! — заявляет он, отчего мне сразу становится намного лучше.
— А что со штанами?
— А что не так со штанами, которые на тебе сейчас?
Опускаю глаза на коричневые прямые брюки. Их мама на днях купила в «Гэпе», заявив, что не следует ходить к врачу в тренировочных штанах. Они вовсе не такие крутые, как футболка «Иглз», но тоже ничего, так что я пожимаю плечами и перестаю беспокоиться о том, что надеть для визита к Веронике.
Клифф пытается перевести разговор на Кенни Джи, но всякий раз, как он упоминает это имя, я закрываю глаза, принимаюсь тихонько гудеть и мысленно считаю до десяти.
Потом Клифф говорит, что знает, как грубо я обошелся с мамой: тряс ее на кухне и сшиб с ног на чердаке. Становится ужасно грустно, ведь я очень люблю маму, к тому же она вытащила меня из психушки и даже подписала кучу бумажек — однако мне нечем возразить Клиффу. Чувство вины наполняет мою грудь жаром, пока не становится невыносимым. Сказать по правде, я просто срываюсь и плачу не меньше пяти минут.
— Твоя мать многим рискует, потому что верит в тебя.
От его слов рыдаю еще сильнее.
— Ты же хочешь быть хорошим человеком, да, Пэт?
Киваю. Плачу. Я очень хочу быть хорошим человеком. Правда.
— Я собираюсь повысить дозу твоих лекарств, — говорит доктор Патель. — Не исключено, что ты почувствуешь небольшую заторможенность, однако это поможет сдержать порывы жестокости. Ты должен понимать, что хорошим человеком тебя делают поступки, а не одно лишь желание. Если у тебя и дальше будут случаться такие приступы, я, возможно, буду вынужден рекомендовать возвращение в лечебницу для более интенсивного лечения, которое…
— Нет, пожалуйста, я буду хорошим, — быстро перебиваю я, зная, что Никки едва ли вернется, если меня снова упекут в психушку. — Честное слово!
— Я верю тебе, — отвечает доктор Патель с улыбкой.
Я не знаю, как играть в эти игры
Позанимавшись в подвале еще немного, надеваю пакет для мусора и выхожу на пробежку. Потом принимаю душ, прыскаю перед собой одеколоном отца и вхожу в облако ароматной пыли — этому меня мама научила еще в школе. Провожу шариковым дезодорантом под мышками и облачаюсь в свои новые брюки и футболку Хэнка Баскетта.
Интересуюсь у мамы, как я выгляжу.
— Отлично. Такой красивый! Но ты уверен, что можно идти на ужин в футболке «Иглз»? Может, наденешь рубашку из тех, что я тебе купила в «Гэпе», или возьмешь поло у папы?
— Все нормально, — успокаиваю я ее с улыбкой. — Доктор Патель согласился, что эта футболка — хороший выбор.
— Правда? — Мама смеется и достает из холодильника композицию из цветов и бутылку белого вина.
— Что это?
— Передай их Веронике и скажи ей от меня спасибо. Ронни всегда был тебе хорошим другом. — При этих словах она, кажется, снова готова расплакаться.
Поцеловав маму на прощание, взяв в охапку цветы и вино, выхожу на улицу и иду через Найтс-парк к дому друга.
Дверь открывает Ронни. На нем рубашка и галстук, при виде которых начинаю бояться, что доктор Патель все-таки был не прав и я оделся не подобающе случаю. Однако Ронни смотрит на мою футболку, проверяет имя на спине — наверное, чтобы убедиться, что я не надел старье с именем Фрэдди Митчелла, который больше не играет за «Иглз», — и восклицает:
— Хэнк Баскетт крутой! Где ты достал такую футболку, еще же сезон не начался? Супер!
Его слова приносят мне огромное облегчение.
Мы идем на запах готовящегося мяса через роскошную гостиную и роскошную столовую в кухню, где Вероника кормит Эмили. Девочка, к моему удивлению, выглядит гораздо старше грудного младенца.
— Встречайте Хэнка Баскетта, — объявляет Ронни.
— Кого? — откликается Вероника, однако при виде цветов и вина расцветает улыбкой. — Pour moi?[6]
Некоторое время она разглядывает мою распухшую щеку, но ничего не говорит, за что я ей благодарен. Я протягиваю ей подарки от мамы, а она целует меня в здоровую щеку.
— Добро пожаловать домой, Пэт. — Голос Вероники звучит на удивление искренне. — Я пригласила на ужин еще кое-кого, надеюсь, ты не против, — добавляет она.
Вероника подмигивает мне и приподнимает крышку единственной стоящей на плите кастрюли, распространяя теплый аромат томатов и базилика.
— Кого? — спрашиваю.
— Увидишь, — отвечает она, помешивая соус и не поднимая на меня глаз.
Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, Ронни берет на руки Эмили с ее высокого стульчика.
— Это дядя Пэт.
Я не сразу осознаю, что он говорит обо мне.
— Эмили, поздоровайся с дядей Пэтом.
Она машет мне крошечной ладошкой и вдруг оказывается у меня на руках. Ее темные глаза изучают мое лицо, а потом она улыбается, как будто одобряюще.
— Пэп, — говорит она, показывая на мой нос.
— Смотри, дядя Пэт, какая умная у меня девочка! — восклицает Ронни, гладя шелковистые черные волосики. — Она уже знает, как тебя зовут!
Эмили пахнет морковным пюре, которым покрыты ее щеки, пока Ронни не вытирает их насухо салфеткой. И вправду очень милый ребенок. Я тут же понимаю, почему Ронни так много писал о своей дочери — почему он ее так любит. Мне приходит в голову, что мы с Никки тоже когда-нибудь заведем детей, и я чувствую такой прилив счастья, что целую маленькую Эмили в лобик, словно она ребенок Никки, а я ее отец. А потом я целую ее лобик снова и снова, пока она не начинает хихикать.
— Пиво? — предлагает Ронни.
— Мне вообще-то лучше не пить, я же принимаю лекарства и…
— Пиво, — утвердительно кивает Ронни, и вот мы уже пьем пиво, сидя на террасе, а Эмили на коленях у отца посасывает разбавленный яблочный сок из бутылочки.
— До чего приятно выпить с тобой пивка, — говорит Ронни, звякая своей бутылкой «Иинлинг лагера» о мою.
— Кто еще будет сегодня?
— Сестра Вероники, Тиффани.
— Тиффани и Томми? — Я припоминаю мужа Тиффани со свадьбы Ронни и Вероники.
— Только Тиффани.
— А где Томми?
Ронни отхлебывает пива, поднимает глаза на заходящее солнце:
— Томми умер некоторое время назад.
— Что? — переспрашиваю, потому что ничего не слышал об этом. — Господи, мне очень жаль…
— Просто постарайся не упоминать Томми сегодня вечером, хорошо?
— Конечно, — отвечаю и делаю несколько больших глотков пива. — А как он умер?
— Как умер кто? — раздается женский голос.
— Привет, Тиффани, — окликает ее Ронни, и внезапно она оказывается рядом с нами на крыльце.
На Тиффани черное вечернее платье, каблуки и бриллиантовое ожерелье, а ее макияж и прическа кажутся мне чересчур безупречными, словно она из кожи вон лезла, чтобы выглядеть привлекательно, как иногда делают пожилые женщины.
— Ты же помнишь Пэта?
Я встаю, мы обмениваемся рукопожатиями, и от того, как Тиффани заглядывает в мои глаза, становится немного не по себе.
Мы возвращаемся в дом, и после короткой светской беседы я оказываюсь наедине с Тиффани. Сидим на противоположных концах дивана в гостиной, пока Вероника заканчивает готовку, а Ронни укладывает Эмили.
— Ты сегодня очень красивая, — говорю я, когда молчание становится неловким.
До того как началось время порознь, я никогда не делал Никки комплиментов по поводу ее внешности, и, думаю, это очень вредило ее самооценке. Пожалуй, теперь мне стоит попрактиковаться в умении говорить женщинам комплименты, чтобы к возвращению Никки они звучали естественно. Впрочем, Тиффани действительно очень красивая, хотя и перестаралась с косметикой. Она на несколько лет старше меня, но у нее спортивная фигура и длинные шелковистые черные волосы.
— Что у тебя со щекой? — спрашивает Тиффани, не глядя на меня.
