Том Шарп - Дальний умысел
— С фильма в доле. Только не процентик, а пополам.
— Идет, — сказала Соня. — Режь подметки на ходу. Пополам гак пополам.
— Да, еще мне нужен автор, этот ваш, как его… Пипер, — заявил Хатчмейер.
— Автор тебе нужен? — вмиг насторожилась Соня. — А зачем тебе автор?
— Для ходкого сбыта. Будем его совать в нос публике: вон видали, этому только подкладывай старух. Турне по Штатам, автографы, телеинтервью, лекции — в общем, на всю катушку. Мы его разделаем под гения.
— Не думаю, что ему это понравится, — смущенно сказала Соня. — Он очень робкий и замкнутый.
— Это он-то робкий? Заголился и давай стесняться? — удивился Хатчмейер. — Да за два миллиона он любой зад обязан дочиста вылизать!
— Сомневаюсь, что он согласится…
— Либо согласится, либо пошел он, — обрезал Хатчмейер. — Уж если я готов нянчиться с его книжонкой, то ему сам бог велел соглашаться. Точка, решено.
— Ладно, раз тебе так надо, — сказала Соня.
— Да, мне так надо, — сказал Хатчмейер. — И тебя мне тоже надо…
Соня еле унесла ноги и помчалась с договором на Ланьярд-Лейн.
* * *Френсик явно заждался ее.
— Довела до ума, — пропела она, сотрясая плясом кабинет.
— Ну и ну, — сказал Френсик. — Ах ты умница.
— С одним условием. — Соня приостановилась.
— С условием? Что за условие?
— Сперва хорошие новости. Книга ему понравилась. Он от нее без ума.
— А не рановато? — прищурился Френсик. — Он ведь даже случая не имел и заглянуть-то в эту клоаку.
— Ну, я ему рассказала… так, в общем — и ему очень понравилось. Пора, говорит, преодолевать опасный возрастной разрыв.
— Опасный возрастной?
— Да, между поколениями. Он как-то чувствует…
— Чувства его оставь-ка себе, — сказал Френсик. — Тот, кто говорит о преодолении опасного возрастного разрыва, не дорос до простейших человеческих эмоций.
— Он считает, что «Девство» окажет такое же благотворное влияние на молодежь и престарелых, какое «Лолита»…
— Оказала на родителей? — предположил Френсик.
— На пожилых мужчин, — сказала Соня.
— К этим хорошим новостям нам только не хватает заразиться проказой.
— Ты погоди, ты сначала послушай, какую цену он дает.
— Ну? — послушал Френсик.
— Два миллиона.
— Два миллиона? — Френсик постарался унять дрожь в голосе. — фунтов или долларов?
Соня с упреком посмотрела на него.
— Френзи, ты скотина, неблагодарная скотина. Я, значит…
— Миленькая, я просто хотел выяснить, сколько жути ты мне поднесешь на десерт. Если твой дружок из мафии готов заплатить за эти словесные помои два миллиона фунтов — тогда все, надо быстро складываться и улепетывать. Так чего же он, ублюдок, хочет?
— Во-первых, видеть договор с Коркадилами.
— Пожалуйста, договор в порядке.
— Не совсем. В этом договоре почему-то нет ни слова о тех пятидесяти тысячах фунтов, которые Коркадилы уплатили за «Девство», — сказала Соня. — Маленький такой недочетик.
— Пятидесяти тысячах фунтов? — ахнул Френсик. — Да где им…
— Хатчмейера надо было ошеломить.
— Что у него вместо головы? Коркадилы не наскребут и пятидесяти тысяч пенсов, не то что…
— Конечно. Это он знает. Я ему сказала, что Джефри рискнул собственным состоянием. Понятно теперь, почему он хочет видеть договор.
Френсик задумчиво потер лоб.
— Ну, положим, всегда можно составить другой договор. Уговорить Джефри подписать его, показать Хатчмейеру и разорвать, — сказал он наконец. — Джефри это, конечно, не понравится, но с двух-то миллионов ему тоже… Еще что?
— Это уж тебе совсем не понравится, — замялась Соня. — Он требует, чтобы автор совершил турне по Штатам: автографы, телевидение и рассказы про возлюбленных старушек.
Френсик достал платок и отер лицо.
— Требует, говоришь? — возмутился он. — Не может он этого требовать. У нас автор своей рукой договора не подпишет, не то что на люди показаться: какой-то псих с агорафобией или чем-то в этом роде, а Хатчмейер хочет, чтобы он торговал мордой по американскому телевидению?
— Именно требует, Френзи, не ХОЧЕТ, а ТРЕБУЕТ. Либо автор едет, либо адью.
— Значит, адью, — сказал Френсик. — Он не поедет. Слышала ведь, что сказал Кэдволладайн: полная анонимность.
— И два миллиона ничего не меняют?
Френсик покачал головой.
— Я сказал Кэдволладайну, что мы запросим большую сумму, а он мне — что не в деньгах дело.
— Два миллиона — это не просто деньги. Это состояние.
— Знаю, но…
— Попробуй-ка поговори еще раз с Кэдволладайном, — сказала Соня и протянула ему трубку. Френсик попробовал и говорил долго. Но мистер Кэдволладайн был неколебим. Да, да, два миллиона долларов — это целое состояние, однако для его клиента абсолютная анонимность все же важнее, и его инструкции гласят… Словом, разговор вышел пустой и удручающий.
— Что ж нам — сесть, сложить руки и смотреть, как двадцать процентов от двух миллионов смывает в канализацию? — спросила Соня. Френсик уныло поглядел вдаль, за ковент-гарденские крыши, и вздохнул. Двадцать процентов от двух миллионов — это, как ни считай, четыреста тысяч долларов, побольше двухсот тысяч фунтов, и это — их комиссионные. А из-за процесса Джеймса Джеймсфорта они только что потеряли еще двух прибыльных авторов.
— Должен быть какой-то выход из положения, — пробормотал он. — Ведь Хатчмейер в тех же потемках, что и мы, — он тоже не знает, кто автор.
— Почему же это не знает? — возразила Соня. — Знает. Питер Пипер проставлен на титуле.
Френсик глянул на нее с обновленным восхищением.
— Питер Пипер, — задумчиво проговорил он. — Да, это, пожалуй, мысль.
Они заперли контору и отправились в пивную через улицу.
— Как бы нам соблазнить Пипера представиться автором… — сказал Френсик после двойного виски.
— А у него просто нет другого пути в печать, — сказала Соня. — Если книга пойдет…
— Книга-то пойдет. У Хатчмейера все идет.
— Ну, значит, и Пипер выбьется в другой разряд и авось найдет себе какого-нибудь издателя на «Поиски».
— Нет, это не для него, — покачал головой Френсик. — Боюсь, у Пипера принципы. А с другой стороны — если вставить Джефри в договор обязательство опубликовать «Поиски утраченного детства»… Не наведаться ли к нему сегодня же? Он устраивает такую обыкновенненькую вечериночку. Да, это едва ли не путь. Пипер лоб расшибет, лишь бы напечататься, а бесплатное турне по Штатам… Давай-ка тяпнем за успех предприятия.
— Попытка — не пытка, — сказала Соня.
Прежде чем ехать к Коркадилу, Френсик вернулся в контору н составил два новых договора. В первом из них Коркадилы обязывались выплатить пятьдесят тысяч за «Девства ради помедлите о мужчины», вторым — гарантировали публикацию очередного романа мистера Пипера «Поиски утраченного детства»: аванс — пятьсот фунтов.
— В конце концов, чем мы рискуем? — сказал Френсик Соне, снова запирая контору. — Если даже Джефри не согласится на пиперовский аванс — ладно, заплатим из своих. Главное — добиться твердокаменной гарантии, что они опубликуют «Поиски».
— Джефри тоже светят десять процентов от двух миллионов, — заметила Соня на прощанье. — Надеюсь, это его подстегнет.
— Уж я, видит бог, постараюсь, — сказал Френсик и подозвал такси.
* * *Вечериночки Джефри Коркадила Френсик однажды в злую минуту обозвал подбериночками. Гости стояли или прохаживались с бокалами и легкими закусками; говорили — беглыми полунамеками — о книгах, пьесах и авторах, нечитаных, невиданных и неведомых, но способствовавших двуполому и однополому сближению: затем все и устраивалось. Френсик, в общем-то, предпочитал здесь не появляться — здешние шуточки были небезопасны. Всюду таилась сексуальная угроза; а к тому же он побаивался разговориться о чем-нибудь, в чем ни бельмеса не смыслил. Будет уже — поговорили этак-то в университетские годы. Наконец, не было здесь и женщин, взыскующих мужа: бывали либо перезрелые, либо неотличимые от мужчин. Как-то Френсик нечаянно подал надежду видному театральному критику — с ужасающими последствиями. Он все еще предпочитал вечеринки, где могла встретиться возможная жена; а у Джефри, того и гляди, тебя самого замуж возьмут.
Так что Френсик захаживал сюда редко, а свою интимную жизнь свел к тихим интрижкам с переспелыми женщинами, терпимыми к его вялости и необязательности, и к оглядыванию девушек в метро, от Хампстеда до Лестер-Сквер. Однако на этот раз он явился по делу — и, конечно, угодил в толпу. Френсик обзавелся бокалом и пошел искать Джефри. Найти его было нелегко. Став главным Коркадилом, Джефри приобрел сексапил, которого ему раньше не хватало. К Френсику тут же пристал поэт из Тобаго; требовалось его мнение о «Зазнайке-негре», а то поэт находил Фербенка где-то божественным и где-то отталкивающим. Френсик сказал, что мнение это целиком разделяет и что Фербенк был замечательно плодовит. Лишь час спустя, нечаянно запершись в ванной, он наконец вышел на Джефри.
