Амритрай - Современная индийская новелла
Такси тронулось. Кишору не терпелось поскорее вытащить из кармана свою покупку и на досуге повнимательнее рассмотреть ее. Но удобно ли это будет сейчас? Ведь водитель видел, как он вручил бродяге десять рупий. Заметив в руках у пассажира дорогую ручку, таксист, если он не круглый дурак, тотчас же поймет, каким путем досталась ему эта штука. А если прежний владелец «Паркера» уже обратился в полицию с заявлением о пропаже? Что тогда? Если таксист, не дай бог, заподозрит неладное и доставит его в ближайший полицейский участок? Что будет дальше, нетрудно себе представить, тем более, если предположить, что бродяга действительно не стащил ее, а нашел в автобусе!..
Такси плавно катилось по мокрому асфальту, а Кишор все не решался достать из кармана свою покупку.
Такси остановилось у входа в клуб, когда на часах было пять минут шестого. Все приглашенные давно уже были к сборе и устроили Кишору пышную встречу. Кишор сдержанно отвечал на приветствия. На душе у него было тяжело. Голос совести твердил ему, что, купив по дешевке дорогую вещь сомнительного происхождения, он поступил очень дурно…
Пока шел прием и в его честь произносились торжественные речи, Кишор пытался выбросить из головы эту проклятую ручку, но красный «Паркер» с металлическим колпачком неотступно стоял перед глазами. Когда же очередной оратор принялся превозносить бескорыстие и высокую принципиальность Кишора, который, по его словам, для молодежи страны мог служить идеалом человека и гражданина, ведущего непримиримую борьбу против коррупции, взяточничества и других социальных зол, краска стыда залила щеки Кишора, а красная ручка, лежавшая в кармане, стала жечь ему бок, точно раскаленная головня. Теперь эта прежде почти невесомая ручка вдруг показалась ему таким тяжким грузом, что даже речь свою, вопреки ожиданиям, он произнес скучным, невыразительным голосом очень усталого человека, без обычного пафоса.
Наконец прием закончился, и один из членов подготовительного комитета пригласил Кишора в свою машину. Сидя за рулем, хозяин машины старался как мог развлечь гостя, но мысли Кишора были заняты злополучной ручкой. Внутренний голос твердил ему, что он совершил очень дурной поступок. И ему нестерпимо хотелось побыстрее остаться наедине с самим собою, чтобы на досуге обдумать случившееся, но его ни на минуту не оставляли одного, и он даже не мог как следует рассмотреть свою покупку.
К счастью, внимание любезного хозяина скоро оказалось целиком прикованным к дороге, которая проходила по центральным улицам, запруженным машинами и людьми, поэтому сейчас он больше молчал, и Кишору предоставилась возможность обдумать все, что произошло с ним по пути в клуб.
Как мог он допустить такое, он — поэт, служитель муз? Можно ли ждать вдохновенного слова из-под такого пера? Да какое уж тут вдохновение, если орудие творчества неизвестно кем и как добыто! Что он знает о происхождении этой ручки? Ровным счетом ничего. Была ли она потеряна или вытащена из кармана зазевавшегося простака, и кто был он, прежний ее владелец — честный человек или какой-нибудь проходимец? Все эти вопросы вертелись в голове у Кишора, и ответа на них он не находил…
Нет, он ни за что не станет писать этой ручкой. Но что же все-таки ему делать с ней? Конечно, он может подарить ее в день рождения какому-нибудь знакомому или другу… Но в этот миг его внутренний голос прозвучал укором: как он может даже подумать, чтобы принести кому-то в дар такую ручку, тем более — в день рождения? Как все это гнусно и недостойно!..
В таком случае он выбросит ее на помойку. А вдруг кто-нибудь заметит — что подумают о нем? Конечно, первым делом у всякого возникнет подозрение, что он делает это из страха. Если же им заинтересуются, то могут быть большие неприятности. Тут всего можно ожидать! Однако шансы на успех все-таки есть, — правда, совсем незначительные, может быть, даже один из ста! Можно «забыть» ручку в гостинице, когда придет время уезжать из Бомбея. Да, но вся прислуга отеля знает его, и администрация, без сомнения, не преминет тотчас же выслать ему забытую ручку…
Можно, наконец, подарить ее официанту или коридорному. Но это значит навлечь на одаренного подозрение в воровстве: никто ведь не поверит, что такую дорогую вещь тот получил в подарок, дело неизбежно попадет в полицию, а когда подозреваемого начнут допрашивать, он сразу же укажет на Кишора.
Сколько ни ломал Кишор голову, он так ничего и не придумал. Как же все-таки ему отделаться от этой — будь она трижды проклята! — ручки?..
Машина остановилась у подъезда отеля. Стрелой промчавшись по коридору, Кишор ворвался в свой номер и, тяжело дыша, закрылся на ключ. Где же выход?
В изнеможении опустившись в кресло, Кишор извлек из кармана красную ручку… Ручка как ручка. Ничего особенного. К тому же, кажется, изрядно подержанная. Присмотревшись, Кишор заметил, что буквы фабричной марки подозрительно блестят. Это насторожило Кишора. Еще раз — теперь уже внимательно — прочитав то, что было написано на ручке, Кишор обнаружил сразу две ошибки: вместо «Паркер» стояло «Пакер», а ниже вместо «Сделано в Англии» — просто «Англия». Облегченно вздохнув, Кишор снял колпачок: это была старенькая, видавшая виды ручка местного производства, и красная цена ей — десять ан. А гравировка была нанесена, может быть, даже сегодня.
С души у Кишора будто камень свалился. Нет, он не совершил ничего предосудительного или — упаси бог! — уголовно наказуемого. Напротив, он сам стал жертвой обмана, уплатив десять рупий за подержанную десятиановую ручку… После многих часов тревог и волнений Кишор обрел, наконец, душевный покой.
Он нажал кнопку звонка. Через минуту коридорный уже стоял перед ним.
— Вызывали, хузур?
— Возьми эту ручку, — устало проговорил Кишор. — Я дарю ее тебе. Бери, бери… Пригодится. Если не тебе, то твоим детям.
Перевод В. ЧернышеваМаркандэй
Дела деревенские*
Газету, без которой ныне жизнь горожанина немыслима, в нашей деревне до сих пор заменяют слухи: местные «корреспонденты», как и их городские собратья, стремятся отыскать в жизни односельчан что-нибудь «этакое», — газетчики назвали б это «пикантным» или «сенсационным», — чтобы потом, сидя в кругу внимательных слушателей, вместе с дымом хукки выпустить очередное «информационное сообщение». У тех, кто с особым усердием занимается этим, обычно во рту давно уже нет ни одного зуба, потому все, что они шамкают на досуге, приобретает особую убедительность, и ни у кого не возникает сомнения в достоверности услышанного, когда новость начинает летать от одного порога к другому. Такова деревенская жизнь…
Иногда здесь сочинят такое, что только диву даешься. Так, однажды прошел слух, будто старик Чаутхи, который еле-еле передвигает ноги, вдруг стал вести себя неподобающе легкомысленно… Обычно же слухи не лишены оснований, особенно если они касаются молодой вдовы по имени Ситабия с улицы прачек. Сообщая свежую новость, говорящий не может сдержаться — он причмокнет губами, прищелкнет языком и подмигнет слушателям выцветшим старческим глазом.
— Видимо, нынче дружок-то Ситабии вернулся из города. Иду это я утром с поля и вдруг встречаю ее в переулке. Ну, скажу я вам, разрядилась, как райская дева! Красное сари в крапинку, на руках — браслеты, на шее — ожерелье, а на ногах — серебряные украшенья. Идет улыбается, жует бетель, а все на ней так и вызванивает, так и вызванивает! Даже не посторонилась, не то чтобы прикрыть лицо концом сари. Совсем совесть потеряла!
— Совесть, видно, вместе с грязным бельем на речку отнесла, — замечает Гаджадхар, презрительно кривя рот, и загрубевшим большим пальцем правой руки прижимает жарко тлеющий в трубке табак.
— Да нет, брат! Тут другое дело, — возражает старик Чаутхи, вынимая из кармана рубахи и отправляя в рот щепоть жевательного табака. — Женщина она молодая, кровь горячая, а ты ей кто, свекор, что ли? Да и зачем бы ей прикрывать лицо при виде такой развалины?
— У тебя, дед, ни одного зуба не осталось, а ты все туда же: куда конь с копытом… — раздраженно замечает Раму, пожилой человек в коротком светло-коричневом дхоти, с гладко выбритой головой и большими четками на шее: сидя на коврике рядом с чарпаи[10], Раму прислушивался к разговору и чертил соломинкой на пыли какой-то замысловатый узор. — По всей деревне — стоны да горе: без полива урожай гибнет, а тебе бы только «у Ситабии — бетель», «у Манакии — новое сари!» И о чем только думает человек?! Эх, дед, дед! Вот задержится дождь еще денька на два — у всех животы быстренько подтянет к позвоночнику. Тогда уж не до браслетов да ожерелий. Все пойдет за бесценок… А когда человек сыт, ему сладкого хочется.
— Какая это тебя муха вдруг укусила, Раму? — удивляется Гаджадхар. — Молод ты еще, а на нашем веку и не то бывало… За грехи раджи всегда расплачивается народ!.. Конечно, какой уж без дождя рис — одна солома! А ты обратись к властям, может, и пошлют дождичка…
