Соучастники - Ли Уинни М.
– Ладно, – сказал он. – Сделаю.
Чувство облегчения захлестнуло меня.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – сказала я. – С меня по-крупному причитается.
Зандер нахмурился.
– Ты как вообще справляешься?
Это что-то новенькое. Зандер спрашивает, как у меня дела, выказывая некий редкий признак заботы о другом человеке?
– М-м… – Я почувствовала в голосе дрожь и удивилась тому, что разволновалась так легко – от этого малейшего проявления сочувствия. Прикрикнула на себя: не плакать! Только не перед Зандером. Ничего более унизительного я и представить себе не могла. – М-м, да все в порядке. Устала просто от стольких недель съемок.
Я отвела взгляд, чувствуя, как на глазах выступают слезы.
– Да, вид у тебя усталый. Ну, немного осталось. Так, где эта крутая Сара, которую я так давно знаю? Куда она делась?
Не знаю, хотела я сказать ему. С ней что-то стряслось. И она пустилась в бега.
Глава 40
В ту минуту я ближе всего подошла к тому, чтобы открыть Зандеру правду о Хьюго. Может, он уже знал, просто ему было все равно, потому что поведение Хьюго не сказывалось неблагоприятно на нем – режиссере, пользовавшемся его щедростью.
Если бы я тогда что-нибудь сказала…
Качаю головой. Какой смысл задавать этот вопрос?
Так я и провела те последние недели съемок – как в тумане. Я вконец обессилела, скача из офиса на съемочную площадку, а оттуда – выпить с кем-то или наскоро пообедать где-нибудь в скрещении лос-анджелесских улиц. Но из всех мест прочнее всего засело мне в память то, куда я все время возвращаюсь: лобби “Шато Мармон”.
Входишь – и перед тобой уютные кресла в стиле ар-деко, тени от пальм, падающие на стены. Впереди виднеется бар, где наша съемочная группа провела много вечеров, выпивая рюмку-другую перед тем, как разойтись по домам. А за углом – лифты, неприметно уносящие постояльцев в роскошные номера и апартаменты наверху.
За неделю до окончания съемок я, как обычно, направлялась туда – и осознала, что всю эту неделю почти не видела Холли и не говорила с ней. После шести недель съемок Холли, скорее всего, ужасно устала от изнурительной работы, от бремени надежды на то, что эта роль станет поворотной в ее карьере, – ей удавались каждая сцена, каждый дубль, каждое мгновение, что она существовала перед камерой.
Я же ушла в свой жалкий кокон, парализованная стыдом, напавшим на меня после вечеринки у Хьюго.
Еще я втайне завидовала Холли. Несмотря на нашу дружбу, во время съемок между нами постепенно выросла стена. А как иначе? Холли была нашей звездой, и на площадке исполнялось любое ее желание. Если она замерзала, ей подавали пальто. Ей в одну секунду освежали макияж. Ее отвозили, куда ей было нужно. Актеры существуют как некие бессмертные сущности, осеняющие съемочную площадку своим присутствием, – свет выставляется буквально так, чтобы озарять их неземную красу, режиссеры, костюмеры, гримеры постоянно напоминают им, что выглядят они потрясающе, что они невероятные, что они – само совершенство (при условии, что они не нарушают правил игры).
Я же тем временем работала не покладая рук в нескончаемом потоке писем и звонков, да и Сильвия с Хьюго донимали меня своими требованиями.
Так что да, я стала досадовать на ту легкость, с которой существовала Холли, на то, как все с ней носятся. А кто бы не стал?
В тот пятничный вечер я засиделась в офисе; все остальные уже давно ушли. Из-за пробок я запоздала на наши еженедельные пятничные посиделки в “Шато Мармон”. Подумала, не воспользоваться ли услугами парковщика, но цена была запредельная. Покружив по соседним кварталам, я в конце концов с грехом пополам втиснулась между двумя машинами, а потом десять минут шла в горку к отелю.
В лобби я прибыла запыхавшейся. Швейцар был не в восторге от того очевидного обстоятельства, что я припарковалась в другом месте и пришла пешком. В лобби-баре я увидела всего нескольких осветителей и звуковиков – малую часть обычной компании.
– А где все? – спросила я.
– Разошлись пораньше по домам, – пробормотал Чес, второй ассистент оператора. – Или ужинать пошли.
– Ясно, – я проклинала себя за то, что так задержалась в офисе. – А где Холли?
– Ей нужно было куда-то сходить. – Чес отпил крафтового пива. – Может, она еще где-то в отеле.
Озадаченная, я вышла в фойе, глядя в “блэкберри”. Может, Холли пошла в уборную. В уборные “Шато Мармон” всегда имело смысл зайти и просто так – ради исторического интерьера и возможности краем глаза увидеть какую-нибудь знаменитость в состоянии некоторого опьянения.
Но, подняв глаза от телефона, я заметила прямо за углом Кортни с Холли – они собирались войти в открытые двери лифта.
Я окликнула их. Они обернулись.
– Привет! – сказала я. – Уходите?
Кортни решительно кивнула. Она находилась в деловом режиме, держала Холли под локоть, как будто вела ее навстречу некоей понятной без слов участи.
– Привет! – откликнулась Холли, сверкнув своей ослепительной улыбкой.
– Уходим-уходим, – объяснила Кортни. – Просто Хьюго сказал, что хочет сейчас с Холли о чем-то поговорить.
– Погодите… – В голове у меня зазвонил набатный колокол. – Вы идете к нему в номер?
Я в смятении посмотрела на Кортни, хотела…
(Глубокий вдох. Начни сначала.)
…хотела установить какой-то контакт, но лицо у нее было пустое и ничего мне не сказало.
– Пять минут, и все, – заверила меня Холли.
– Он не сказал зачем? – спросила я, пытаясь их задержать.
– Нет. – Кортни пожала плечами. – Сказал только, что это довольно срочно и мне надо немедленно ее привести.
Я уже была всего в нескольких футах от них, но они успели зайти в лифт и глядели на меня оттуда, ни о чем не догадываясь. Кортни нажала на кнопку седьмого этажа.
Внутри у меня что-то свело от напряжения.
– И ты все время будешь с ней? – Я обращалась непосредственно к Кортни, ждала подтверждения.
– Возможно, – сказала она. Лицо ее было непроницаемо.
– Просто… – Я хотела сказать что-то еще, что угодно. Взглянула на Холли – и она пытливо посмотрела на меня.
– Сара, что-то не так? – спросила она.
Я замешкалась с открытым ртом.
И в это мгновение двери лифта закрылись, отрезав их от меня.
– Ох, нет, – прошептала я в никуда.
Я приросла к месту в этом сияющем лобби, желая, чтобы лифт не работал, чтобы тросы не двигались, чтобы двери не открылись на седьмом этаже, приближая их к номеру 72.
Всего-то мгновение. Повисло, словно дрожащая капля росы на кончике листа. Водный шарик набухает и набухает, и вот в него уже можно заглянуть, вообразить другое будущее, тысячу возможных направлений, в которых все могло пойти иначе.
Но еще один вдох – и предшествующий мир внутри этого трепещущего мгновения кончился, канул в грязь и больше никогда существовать не будет.
– Так что вы с тех пор думаете о событиях того вечера?
Том Галлагер ждет моего ответа.
В горле, во рту у меня неприятно покалывает, словно оцепенение десятилетней давности вернулось, сковывает меня, не дает сказать больше.
– Я думаю… – хриплю я, потом откашливаюсь. – Я думаю, знать наверняка нельзя, если только там не было камеры. Но если спросить Холли и Хьюго о том, что произошло тем вечером…
Рассказы о том, как они его провели, существенно отличались бы один от другого.
Я так и не могу заставить себя ничего сказать, поэтому захожу со стороны.
– Знаете, время идет, и я все время ощущаю странный провал, какой-то покаянный разрыв между собой и женщинами, которые это пережили.
Девушки в университете, о которых ходили слухи. О том, что случилось с ними в те вечера, когда они возвращались домой в слезах, опираясь на дружескую руку. Или знакомая, которая пишет что-то в Фейсбуке и касается “происшествия”, “неудачного свидания”, состоявшегося много лет назад. Что в такой ситуации говорить? Как преодолеть это неловкое разделение? Это простое, неравное уравнение: одну из вас изнасиловали, другую нет?