Анатолий Козинский - КРИТИЧЕСКАЯ МАССА ЯДЕРНОГО РАСПАДА. книга вторая.
Из рубки связи центрального поста поступил доклад:
— Командир самолёта Ил-38 на связи. Просит «добро» действовать далее по своему плану.
— Если остались в загашнике — пусть бросит рядом с лодкой парочку буёв, — дал указание радистам комдив.
Самолёт развернулся и как при торпедной атаке, прицелившись, лёг на боевой курс, пролетел над головой подводников и, шлёп-шлёп, рядом с корпусом подводной лодки упали два буя. Зелёные маркеры окрасили морскую воду в приличный по величине изумрудный круг.
— И зачем это «счастье» нам нужно? — не успел подумать Антон, как Борисов, заговорщицки подмигнув, сказал:
— Старпом, готовь аварийную партию. Человек за бортом!
— Нафига нам этот «человек» нужен? — в свою очередь спросил Гошин.
— Во-первых, проверяю фактическую готовность экипажа к спасению и подъёму человека упавшего за борт.
— Во-вторых, разберём и изучим буй — там хороший передатчик, лампы, антенны, батареи! — возбуждённо потёр руками комдив.
— Надо же, так он у нас ещё и радиолюбитель! — сделал открытие Антон и тут же по указанию командира начал давать команды выполняя манёвр «человек за бортом».
Перемазавшись едкой зеленью, подводники один буй подняли на борт подводной лодки. На другой буй «махнули рукой».
Событие! Любопытных зевак в рубку набилось — негде иголке упасть! С отвёрткой и пассатижами в руках под руководством Борисова священнодействовал Заяц.
— Тащи! Отделяй корпус, его можно выбросить. Главное передатчик и батареи, — пробивался из толпы голос комдива.
По ходу разборки вдруг отчётливо и громко внутри механизма буя зацокали часы: цок-цок, цок-цок, цок-цок…. Все притихли. Антон вспомнил, что у буя есть самоликвидатор — механизм потопления. И так между прочим, скорее для себя, тихо высказал мнение:
— Сейчас эта штуковина рванёт, позеленеете все!
«Народ» прислушался как цокают часы и, убыстряя темп, бросился врассыпную. Заяц схватил свой инструмент и юзом скатился вниз внутрь подводной лодки, аж поручни трапа за ним засвистели. Борисов отпрянул в нос ограждения рубки и затравлено огляделся по сторонам — отступать дальше некуда! Молчок и тишина…. А анкерные часики в брошенном, одиноко лежащем на боку буе, продолжали упорно отсчитывать время: цок-цок, да цок-цок!
— Выбросьте его, нахрен, за борт! — подал команду Гошин.
Антон сошёл с ходового мостика вниз, поднял буй и, перегнувшись через борт ограждения рубки, выбросил его в море.
— Вот и всё! — доложил он. Фокус не удался. «Человечек» сдох и туда ему дорога!
Обсуждая событие, подводники подшучивали друг над другом, припоминая действия и рожи участников расчленения злополучного буя.
Наступала весна. На горизонте появилось солнце, но пока ещё довольно робко заглядывало за Полярный Круг, осматривая окрестности суши и моря.
Тёплое течение Гольфстрим, потеряв все свои калории в борьбе с Северными стужами зимы в Баренцевом море, настойчиво пробивалось к побережью Кольского полуострова. Море было студёным и подставив крутые бока бегущих волн, в готовности ждало, когда солнышко поднимется выше и не только одарит розовым светом, но и согреет его воды.
Вспугнутые лучами солнца тучи, закрывающие небо, ушли в тень куда-то на Север.
Кухне погоды на острове Гренландия за зиму надоело закручивать циклоны в порывы холодных неуравновешенных штормов и она, как уставшая собака, высунув язык в виде сползающих айсбергов, натужно дышала, спуская и обрушивая их в воды Северной Атлантики.
Мороз, радуясь открывшейся небесной щели, без препятствия спустился вниз, но встретив отпор солнца и отражённого тепла вод открытого моря, решил пройтись и похулиганить, возможно последний раз в этом году, по побережью губ и заливов, где на земле ещё спокойно лежал толстый слой снега.
Весна решила не сдаваться и гнала приливами теплеющие воды моря прямо к побережью. Дед Мороз серчал, нахохлившись, дыханием двадцати пятиградусной стужи он пытался ей помешать, но не поддержанный своим извечным союзником Северным ветром, выдохся совсем. Стелясь низко по воде, он превращался в плотную, цвета сероватой сажи стену пара и тумана. Однако прямо беда: ни пройти, ни проехать, ни объехать эту стену было невозможно. В самой губе Сайда, охлаждённая вода акватории не парила вовсе и её плавпирсы были готовы принять заходящие с моря корабли. Но за бонами стояла плотная неподвижная стена….
Двадцать суток плавания и каторжного воинского труда измотали экипаж и «железо». За это время поняв и притерпевшись друг к другу, в Кольский залив входил уже сплочённый единством новорождённый военный корабль.
Уставшим людям хотелось ощутить под ногами твердь родной земли, хоть немного отдохнуть и отвлечься от постоянного давления чувства ответственности незримо сопровождавшего их при плавании на подводной лодке.
Конечно, они держались, но не выдержала техника, — подойдя вплотную к стене тумана на крейсере вышла из строя радиолокационная станция. В этой ситуации единственная надежда была на неё и на себя.
Подошедшие два «вертолётных» буксира отшвартовались у бортов субмарины. Комдив спустился на один из них и стал у экрана его радиолокатора. Тандем из тройки кораблей, способный маневрировать кроме переднего и заднего хода ещё ограничено вправо и влево, медленно двинулся сквозь ватную плотность тумана мимо острова Зелёный на вход в базу.
Буксиры условно назывались «вертолётными» потому, что имели поворотный механизм движителя способный направить тягловое усилие прямо и побортно — вправо и влево.
Липовецкий и Гошин, собранные и напряжённые до предела, еле различая контуры друг друга сквозь туман, стояли на мостике и командовали кораблями. Собственно, командовал Гошин, ибо командир всегда и всюду, при любых обстоятельствах, до последнего издыхания несёт полную ответственность за корабль. Антон же старался изо всех сил не пропустить малейшую его команду. Он обрабатывал поступающую к нему информацию и давал рекомендации, реагируя на конкретную ситуацию момента обстановки.
Как обычно, непрерывно работал эхолот, штурман до рези в глазах вглядывался в пеленгатор, но не просматривалось ни зги.
С буксиров поступали радиолокационные пеленга и дистанции до береговых ориентиров. Еле удерживая управляемость, на самом малом ходу, корабль лёг на курс 278 градусов — прямо на вход в губу Сайда. На приливе лодку незаметно начало сносить влево. Стена тумана, как обрезанная ножом, оборвалась над открытыми воротами заграждения бон.
Нос лодки направлялся прямо между крайней бочкой и буйками левого крыла заграждения. Свободный проход ворот оставался справа….
— Стоп обе турбины! — успел дать команду Антон. Скоба, соединяющая бочку с тросом заграждения, лопнула как мыльный пузырь. Двигаясь на инерции по акватории губы свободной от тумана, корабль вынырнул на свет божий. Уже при хорошей видимости он благополучно отшвартовался у плавпирса базы.
Водолазы осмотрели лодочные винты. Бог миловал — пронесло, никаких видимых повреждений они не обнаружили. На заграждении бон повреждённую сцепку заменили и бочка стала, как и прежде, на своё место.
Организовав расхолаживание главной энергетической установки и выставив вахту на корабле при стоянке его в базе, Антон вместе с остатками экипажа переселился на ПКЗ.
Командир БЧ-5 был на высоте: без помех на корабле всё двигалось и срабатывало как отрегулированный часовой механизм. Заяц прямо-таки сиял. Хорошо, когда в такой большой семье как экипаж подводной лодки все довольны и понимают тебя с полуслова. Наконец свободных от вахты мичманов и офицеров Антон отпустил по домам.
До-мой! — несли ноги Антона по дороге в городок и мысленно он уже обнимал свою любимую Светлану и сына. Скучал он по ним необыкновенно и теперь не шёл, а летел. Начальство подводников автотранспортом никогда не баловало и они передвигались в основном своим ходом.
А вот и дом! Взлетев, как на крыльях на пятый этаж, Антон открыл дверь своей квартиры и на нём повисли, сияющие от радости встречи, жена и сын.
Липовецкий, обалдело счастливый, вдыхал родной домашний запах своей семьи, замер, боясь нарушить этот чудный миг, выстраданной в разлуке, встречи.
У моряков, если они действительно кого-нибудь полюбили, то это на всю жизнь. Никакой фальши тут быть не может. И если это любовь, то частые и длительные разлуки компенсировались при встрече глубиной и чистотой чувств — всё, как впервые в юности….
На выходной день в воскресенье вся семья Липовецких стала на лыжи и отправилась в сопки. Лучи раннего весеннего солнца, пробиваясь сквозь морозную дымку влаги, многократно отражались от кристалликов корки наста снега и как бы его поджигали, создавая иллюзию нежно розового цвета его приповерхностного слоя. Находясь в этих розовых объятиях снега, высунув ветки с нашорошенными глазками набухших почек, на склонах сопок приветствуя солнце, безмолвно застыли северные берёзки.
