Александр Ройко - Не повторяется такое никогда!
Однако не все прошли таможенный контроль без проблем. Всё в корне изменилось, когда один из таможенников (пожилой, даже, скорее, старый) не добрался до Андрея. Начав с ним говорить по-немецки и тут же поняв, что перед ним земляк, этот старый валенок (как позже для его для себя назвал Морозевич, подумав о том, почему того до сих пор не отправили на пенсию — туда ему только и дорога), сменил слащавую улыбку на строгое выражение лица и очень обрадовался:
— О, так вы наш! Очень хорошо. Значит, вас мы сейчас хорошенько проверим. А то, знаете ли, наши граждане так и норовят провезти что-либо недозволенное. Ну, никак не могут без этого. Где ваш багаж?
— Да вот, чемодан и ковёр. Это всё. Что я могу провезти недозволенного.
— А это мы сейчас и проверим. Ладно, ковёр пусть полежит, а вот ваш чемоданчик, пожалуйста, положите на стойку и откройте его.
Этот таможенник был до тошноты показательно любезен с Андреем. А у того начала накапливаться злость. Он понял, что этот "любезный валенок" основательно задержит его в аэропорту. Того и гляди, Андрей потом не сможет приобрести билет на поезд и придётся ему, заночевав на вокзале, потом уже утром ехать на Полтаву. Но нечего поделать он, естественно, не мог. Таможенник, на первый взгляд, просто выполнял свою работу. Сейчас в таможенном зале Морозевич уже остался один на один с этим старым таможенником. Все пассажиры уже прошли таможенный контроль. Разошлись также почти все таможенники. Андрей положил на стойку чемодан и открыл его замки. Старый хрыч открыл крышку чемодана и произнёс:
— Будьте любезны, выложите верхнюю часть ваших вещей на стойку.
— Нет уж, будьте любезны, это делать сами. Это ваша работа, — Андрей чувствовал, что он вот-вот сорвётся.
— Хорошо, сами, так сами.
И таможенник, не спеша, начал выкладывать вещи на стойку. При этом он каждую разворачивал, оглядывал и комментировал:
— Надо же, умеют немцы делать хорошие вещи. Ой, какая симпатичная блузочка. Ты смотри, детские туфельки, и те лакированные. Какая симпатичная машинка, наверное, сама ездит и поворачивает.
Подобными комментариями сопровождалась почти каждая вынутая им из чемодана вещь. Морозевича бесила эта неторопливая с издевкой работа таможенника, но он заставлял себя сдерживаться.
— Я вас очень прошу, — обратился он к таможеннику, — ускорьте, пожалуйста, досмотр багажа. Я боюсь опоздать на поезд в Полтаву, мне тогда придётся ночь просидеть на вокзале.
— Ничего, успеете, — невозмутимо ответил старик. — Кстати, а вы везёте с собой деньги, я имею в виду немецкие?
— Конечно, везу, — так же невозмутимо ответил Андрей. — Мне ведь ещё предстоит возвращаться, и они мне очень понадобятся. Я ведь еду не по предписанию. Но все деньги задекларированы. Да и кому в СССР нужны марки ГДР.
— Как знать, как знать, — снова невозмутимо протянул таможенник и вдруг оживился. — А это что у вас? — он, наконец-то, добрался до дна чемодана.
— Вы же видите это конфеты малышу. Я год не виделся с сыном. Могу я ему привезти что-нибудь вкусненькое, ведь он этого ждёт.
— Но вы же знаете, что…, - начал таможенник и прервал свою речь — он наткнулся на лимоны. — А это что такое? Это уже контрабанда. Если конфеты сыну я ещё могу вам простить, то вот это никак. Лимоны запрещены к перевозке. Или вы будете меня убеждать, что не знали этого?
— Я знал это. Но я еду по телеграмме, у меня заболела жена. Неужели привезти больному человеку так нужные ему пару лимонов, это такое уж большое преступление?
— Не знаю, не знаю — законы написаны для всего. Так, будем составлять протокол.
— Товарищ таможенник, — взмолился Андрей, сразу вспомнив виденное им в Бресте и, понимая, что это заберёт немало времени. — Не нужно составлять протокол. Это же займёт много времени, а я опаздываю. Да заберите вы эти несчастные лимоны и отпустите меня. У меня же скоро поезд.
— Что значит, "заберите"? Вы мне что, взятку предлагаете?
— Да какую взятку. Я имею в виду, конфискуйте эти лимоны в пользу государства и всё.
— А вот для того, чтобы конфисковать что-либо, — назидательно заметил таможенник, — мне как раз и нужно составить протокол. А иначе я буду такой же преступник, как и вы.
— Тоже мне, нашли преступника, который провозил всего два лимона.
— Ну, хорошо, — смилостивился тот. — Не преступник, но всё равно нарушитель, — строго сказал он, подтверждая свои слова соответствующим знаком указательного пальца.
Морозевич понял, что переубедить этого старого хрыча ему не удастся, и безропотно стал ожидать, когда в протоколе таможенник опишет эти злосчастные лимоны. Он вновь вспомнил виденную им в Бресте картину, как пассажир умолял местного таможенника забрать две бутылки водки, которые провозил сверх установленной нормы и не составлять протокол, потому что опоздает на поезд. Сейчас в такую же ситуацию попал сам Андрей. И он понял, что ему просто придётся смириться. Наверное, подумал он, и у таможенников есть установленные планы на количество случаев конфискации.
— Я могу собирать остальные вещи? Или вы ещё продолжите осмотр?
— Осмотр я закончил, так что можете собирать вещи. Затем подпишите протокол, я уже заканчиваю, и вы свободны.
Андрей начал спешно собирать свои вещи, чтобы хоть как-то выиграть время. Наконец, таможенник протянул Андрею на подпись протокол, который тот подписал и бегом направился к выходу. Когда он вышел из здания аэропорта, то сразу же вспомнил свои последние поездки в Стендаль и то, что он не смог, а скорее, не захотел подобрать себе тёплую обувь. В Борисполе было примерно 17–20 градусов мороза и после простаивания в тёплом помещении аэровокзала это особенно ощущалось. Морозевич был без головного убора и в осенних туфлях. Головной убор ему сразу же компенсировал откидной капюшон анорака, а вот осенние туфли (хотя и тёплые для своей поры) компенсировать было нечем. И ему пришлось хорошо пританцовывать, дожидаясь рейса автобуса аэрофлота. Он решил таки рискнуть ехать на вокзал автобусом — по времени он на поезд вроде бы успевал. Анатолию пришлось ещё пробежаться затем от центральных касс "Аэрофлота" на проспекте Победы до остановки трамвая (возле универмага "Украина"), идущего на вокзал. Но вот он уже благополучно добрался до железнодорожного вокзала. Слава Богу, очереди на вокзале были не такими уж и большими и, главное, были билеты на поезд до Полтавы. Кроме того, в очереди тех, у кого поезд отправлялся в ближайшее время, пропускали без очереди.
И вот, наконец-то Морозевич сидел в поезде, едущем в Кременчуг через Полтаву (прицепные вагоны). Он снял верхнюю одежду, сложил багаж и анорак и сидел, приятно грея ноги около проходящего внизу под столиком отопителя. Теперь он мог уже с улыбкой вспомнить своё приключение в таможенном зале аэропорта. Он подумал о том, что как же удачно получилось, что при упаковке ковра затерялись под вещами эти два лимона. Ведь, если бы не они, то, возможно, этот дотошный таможенник заставил его (или сделал бы это сам) распаковать ковёр. А последствия этого могли быть неизвестно какими, по крайней мере, времени это забрало бы намного больше, да и остался бы он вообще без цитрусовых. А так эти два лимона спасли гораздо больнее — ведь таможенник, смилостивившись, не изъял даже конфеты для сына. Возможно, и права поговорка, которая гласит: "Что ни делается, то к лучшему". Анатолий при этом вспомнил и побасенку, услышанную во Франкфурте-на-Одере о том, как две бутылки водки уберегли от конфискации целый её чемодан.
Ещё Андрей рассуждал про себя о тех же цитрусовых и других продуктах. Конечно, по праздникам в Союзе продавались апельсины (лимоны бывали чаще) или предлагались в наборе с другими дефицитами (сгущённое молоко и какао, шпроты, мясные паштеты, консервированная печень трески, хорошие шоколадные конфеты и прочее). На Новый год к радости малышей ещё появлялись мандарины. О других экзотических фруктах, таких, например, как ананасы, бананы, авокадо и прочих преобладающая часть советского народа только слышала, видела в фильмах или же читала в книгах. Правда, авокадо в немецких магазинах Анатолию пока что тоже не доводилось видеть, а возможно, он просто не знал, как этот фрукт выглядит, тем более что ценники то в магазинах были, естественно, на немецком языке. Что же касается бананов или ананасов, то они были практически всё время. О цитрусовых и говорить не приходилось — они были круглый год. Андрей попробовал в ГДР и бананы и ананас. У каждого из них был свой своеобразный вкус, бананы немного напоминали малосочную дыню. Но ему больше понравился ананас и, скорее даже не вкусом, а той своей нарядной необычной изысканностью, которая могла украсить любой праздничный стол.
Но, Бог с ними, с ананасами и прочими заморскими диковинами. Морозевич думал о том, почему нужно простые лимоны, апельсины или мандарины (это уже не говоря о сгущённом молоке и других редко появляющихся продуктах, которые в достаточном количестве производились в СССР) вводить в ранг дефицита. Неужели так сложно закупить нужное количество тех же апельсинов (чтобы не везти их контрабандой), ведь это всё окупится. Андрей читал, что, например, в Греции растёт столько апельсинов, что их от избытка скармливают скоту. Но немало растёт цитрусовых и в самом СССР, на том же Кавказе. Он после виденного изобилия в ГДР не мог понять эту дикую союзную необходимость из всего создавать дефицит. Поразмышляв подобным образом ещё некоторое время, Андрей умозрительно махнул рукой на эти наболевшие вопросы и начал укладываться спать — что зря думать, когда не в его власти что-либо изменить.
