Дмитрий Вересов - Летописец
Брезгливость вызывал и смех, который не был ни веселым, ни заразительным. Смех становился своей не имеющей названия противоположностью и изливался не вовне, а вовнутрь порождающих его организмов.
Олег не столько страдал от агрессии, направленной против него как против чужака, непонятного и потому неприятного, вызывающего тревогу. Агрессии он мог противостоять — его кулаков побаивались, да и воспитатели были начеку. Но он чувствовал себя как энергичная рыбка-меченосец в давно не чищенном аквариуме, заросшем осклизлой тиной, загаженном испражнениями и размокшими остатками корма. Он мечтал о свежей, незамутненной проточной воде, о напористом течении времени, о самостоятельно добытом корме, о возможности выбора общественных контактов.
В поезде на обратном пути Олег во всей полноте вдруг осознал, что все придется начинать сначала, творить свой мир с нуля, разрастаться коралловым лесом, надстраивая самого себя.
* * *Аттестат о неполном среднем образовании, то есть об окончании восьми классов, Олег, не сдававший экзамены, не получил. Ему была выдана лишь справка о прослушанных курсах школьных наук, которую украшали лишь три четверки — по физике и по алгебре с геометрией — да пятерка по физкультуре. По остальным предметам Олег остался не аттестован. Куда деваться с таким документом, он себе не представлял, а от разговоров с отцом, пытавшимся найти выход из положения и дать совет, Олег уклонялся. О том, чтобы оставаться на второй год в восьмом классе, он и слышать не хотел и в этом находил поддержку у Авроры, которая, впрочем, сама пока не могла предложить ничего конструктивного.
Как-то в конце августа Олег, не знающий, куда себя девать, забрел на Смоленское кладбище, не с целью посетить могилы бабушки и дедушки, а просто потому, что его потянуло в заросли и тишину. Он побродил немного по неухоженным дорожкам, спустился к Смоленке и побрел по колено в воде в сторону Невки. Пробрался, хватаясь за береговые опоры, под широким мостиком и вышел к тенистому скверу, где выгуливали детей, собак и где заседала местная пьянь.
Он вылез на холодный, непрогретый песок узкого пляжика под невысоким береговым обрывом и уселся на старый выворотень, похожий на окаменевшую каракатицу, рядом с дамой в широкополой дырчатой шляпке из синтетической соломки, в коротковатом, не по возрасту, но по моде, цветастом платье. Дама читала что-то иностранное, как определил Олег, скосив глаза на книжку, лежащую у нее на коленях. От нечего делать он стал бросать обкатанные бутылочные стеклышки и превратившиеся в речную гальку кусочки кирпича. Бросал энергично, стараясь, чтобы камешки перелетали через Смоленку. Пенек под ним подрагивал и трясся.
— Олег, амиго мио, — послышался из-под шляпы молодой голос, — будь столь любезен, не тряси пень или пересядь куда-нибудь. Впрочем, для начала и поздороваться бы не грех.
— Здравствуйте, Ромина Зенобьевна, — ошеломленно произнес Олег, — а вы что здесь делаете?
— Здравствуй, мой друг, — ответила Ромина, — что я здесь делаю, по-моему, очевидно. Тебя дожидаюсь.
— Меня? — изумился Олег. — Так я здесь случайно. Гуляю вот.
— Я пошутила, — объяснила Ромина. — Я, однако, уверена, что случайных встреч не бывает. Каждая является следствием предыдущих событий и причиной последующих. Вот к чему бы мы с тобою, как ты говоришь случайно, сегодня встретились?
— Откуда я знаю, — нагрубил Олег — Я по кладбищу гулял, пошел по речке, выбрался на песок.
— И сел на пенек, — подхватила Ромина, — именно на тот, на котором сидела я и читала «Дон Кихота». А можно и так сказать: ты гулял в кущах мира потустороннего, потом вступил в речку… И вышел в мир обетованный. Скажи-ка, тебе наша Смоленка не напоминает некую речушку под названием Лета?
— Глупости, — пробубнил Олег.
— Глупости, — согласилась Ромина. — Я слишком романтична для математички, я знаю. Но иногда-то можно? Так о чем это мы? О предопределенности встреч. А, ладно. Это, в конце концов, недоказуемо, даже если привлечь теорию вероятности. Расскажи-ка лучше, как тебе видится твоя дальнейшая судьба?
— Никак не видится, — честно признался Олежка. — Наверное, осенью пойду на эскалаторный завод или на Балтийский. Учеником слесаря или токаря. Или еще кем.
— Понятно, — кивнула Ромина. — Выбор богатый, ничего не скажешь. Хорошее дело. А учиться дальше не думаем?
— Так на слесаря, на токаря. — безразлично повторил Олежка.
— Или еще на кого, — в тон ему произнесла Ромина. — Почему бы тебе, майн либер, в техникум не поступить? Кое-где недобор. Экзамены, я полагаю, тебе сдать позволят. А я бы рекомендовала, составила протекцию. Думаю, что и Марк Моисеевич поддержит тебя, непутевого.
— В техникум? — скептически ухмыльнулся Олежка. — С моей-то справкой?
— А что, — подняла брови Ромина, — хорошая справка. В ней, насколько я знаю, даже какие-то оценки есть. Для будущего технаря, например, очень даже полезные.
— У нас Кренкель рядом с домом, — покраснев, произнес Олеж-ка, — ну, техникум связи имени Кренкеля.
— О, это к счастью! — воскликнула Ромина. — Я там четыре часа в неделю по совместительству веду математику. Я рада, что ты сам вспомнил о Кренкеле, мне бы не хотелось тебе ничего навязывать. Я поговорю с директором, а ты готовь документы и полистай что-нибудь к экзаменам.
— Спасибо, Ромина Зенобьевна, — севшим от счастья голосом прошептал Олежка, — но я лучше сам.
— Сам, конечно, — пожала плечами Ромина, — не я же за тебя пойду экзамены сдавать. Подходи послезавтра к десяти. Там посмотрим. А кто такой Кренкель, знаешь? Этого, похоже, уже никто не помнит.
— Радист с «Челюскина», — ответил Олег. — Когда их затерло льдами, он сигналы посылал.
В сентябре Олег, набравший со скрипом проходной балл, стал студентом первого курса техникума связи. Олегу было сказано, что принят он условно и, если будет плохо учиться и нарушать дисциплину, его безжалостно исключат без права восстановления.
* * *Финал городского чемпионата среди юношей по боксу проводился на Зимнем стадионе, слишком большом для такого мероприятия. Ринг установили ближе к правой трибуне, и зрители, болельщики, сконцентрировались там, сгрудились, как морские чайки на скалах, шумели и волновались в ожидании гонга.
Франик, слишком маленький для своих пяти лет, вертелся на коленях у Авроры и спрашивал звонким голоском:
— Мамочка, а когда же Олег? Мама, а он победит, да? А мы ему поможем? И я? И Вадик?
— Франик, мы будем громко хлопать в ладоши, громче всех, и кричать во все горло, когда выйдет Олег. Это ему поможет. И не вертись так, пожалуйста, — говорила Аврора.
— Кричать и хлопать — и все?! — удивился Франик. — А драться? Можно мне тоже драться?
— Драться надо уметь, — объяснил Михаил. — Олег научился и теперь выступает в соревнованиях. Когда ты научишься, тоже будешь.
— Я умею, — возмутился Франик, — меня даже Валерка Шебеко из подготовительной группы боится, а он всем наподдает. Наподдавает.
— Франик, — вступил в разговор Вадим, — это бокс, тут особые правила есть.
— А ты правила знаешь? — повернулся к Вадику непоседа Франик.
— Знаю кое-что, — кивнул Вадим.
— Тогда почему не выступаешь? — допытывался Франик.
— Да ведь не все выступают, кто знает правила, а только те, кто владеет техникой. Кто лучше владеет, тот и выигрывает бой.
— Как Олег? — не унимался Франик.
— Да, как Олег. И другие. Давай лучше смотреть, сейчас начнется.
Трибуны всполошенно, по-птичьи загомонили, захлопали, засвистали. Послышалось невнятное объявление и удар гонга. Соревнования начались.
Олег выступал в среднем весе и всего лишь после двухгодичных тренировок претендовал на чемпионский титул. Его приметил физкультурник техникума Юрий Феоктистович по прозвищу Свисток. Приметил на третьем занятии, после того как Олег коротким, молниеносным ударом правой нокаутировал спортивного «коня». «Конь», снаряд вполне устойчивый, повалился на бок, а Свисток после занятия подозвал Олега и спросил:
— Боксер?
— Я больше не буду, — ответил Олег, сбивший «коня» то ли из хулиганских побуждений, то ли от избытка энергии.
— Плевать, — сказал Свисток, дергая «молнию» на куртке-олимпийке, — так боксер или нет?
— Нет, — признался Олег, — а что?
— Сегодня же едешь со мной в Промкооперацию, — сообщил ему Свисток.
— За что?! — возмутился Олег. — Я же извинился, Юрий Феоктистович. Какая такая Промкооперация?
— Ох, молодо-зелено, — вздохнул Свисток. — Промкооперация к милиции отношения не имеет, ты неправильно подумал. Промкооперация — это по-вашему, по-теперешнему, Дворец культуры Ленсовета. Там сильная секция бокса. Тренер — мой знакомый. Понял теперь? Пожелания есть?
