Яблоневый дворик - Даути Луиза
— Употребили ли вы также выражение: «Дешево и сердито — вот мой идеал!»?
— Я говорила о кофейном автомате!
— Миссис Кармайкл, я не спрашиваю вас, в каком контексте было сделано данное замечание. Я не сомневаюсь, что вы с мистером Крэддоком подтрунивали над всем, что можно, но, пожалуйста, ответьте «да» или «нет». Употребили ли вы слова «дешево и сердито»? Да или нет?
— Это глупо.
— Да или нет?
— Это просто курам на смех…
— Да или нет?
— Я пытаюсь вам объяснить…
— Да или нет?!
— Нет — в том смысле, который вы подразумеваете! — выкрикиваю я, не сумев сдержаться. Ничего не могу с собой поделать.
Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Добившись того, что я вышла из себя, молодая адвокатша отступает, поглядев сначала на судью, потом на присяжных, как бы говоря: вот видите? Я сделала все, что смогла. Делайте выводы.
Теперь я понимаю, почему насильников всегда защищают молодые женщины. Лоренс был прав. Бедный Лоренс! Мой муж приставил ему нож к горлу только за то, что он слишком легкомысленно рассуждал на эту болезненную тему. Теперь мне стало ясно, с чем я столкнулась бы, попробуй законным путем привлечь Крэддока к ответственности. А ведь это были еще цветочки. Сейчас меня судят за убийство, но и в роли жертвы сексуального насилия судили бы точно так же. Как хорошо, злобно думаю я, что ты избил его до смерти. Он заслужил смерть. Я понимаю, что на моем лице отражаются гнев и ненависть, но по сравнению с теми чувствами, что бурлят у меня в душе, это почти ничто. Допрос продолжается. Наконец судья объявляет перерыв.
* * *
Во время перерыва Роберт приходит ко мне в камеру. К моему удивлению, он не очень обеспокоен спектаклем, который устроила мисс Боннард, считая его скорее неуклюжим маханием кулаками.
— Она пытается представить вас шлюхой, но мы уже установили, что это к вам не относится ни в малейшей степени.
— Зачем она это делает?
Роберт пожимает плечами.
— Хватается за соломинку. Думает, что чем хуже будете выглядеть вы, тем лучше будет выглядеть Костли.
Основной допрос прошел так хорошо, говорит Роберт, что его не тревожат ни наскоки мисс Боннард, ни возможные действия обвинения. В каком бы виде меня ни представили, это не имеет отношения к вопросу о расстройстве личности мистера Костли. Понимая, что я огорчена, Роберт настаивает, что я не должна принимать происходящее слишком близко к сердцу; он мог бы вмешаться, но считает, что лучше ее не одергивать: пусть продолжает в том же духе, пусть выставит себя злобной и мстительной. Главное, что основной удар обвинения она принимает на себя.
— Вчера мы доказали вашу добропорядочность, — говорит Роберт. Мне легко смотреть на себя его глазами. Кажется, я и сама уже не помню, что там было на самом деле.
* * *
После перерыва я, как обычно, занимаю свое место на скамье подсудимых и встаю, когда входит судья. Потом меня через боковую дверь выпускают в зал. Шагая к трибуне, я уже не смотрю на присяжных, хотя они по-прежнему пристально наблюдают за мной. Балкон для публики снова открыт, но я не поворачиваю голову в ту сторону. Сейчас я не боюсь мисс Боннард.
— Миссис Кармайкл! — начинает она таким же бесстрастным тоном, как и прежде. Какие еще гадости она мне приготовила? Но она вдруг спрашивает: — Просто для справки. Надеюсь, вы меня простите? В университете вы уже были звездой? Всегда были первой, не так ли?
Я помню, что, отвечая, должна обращаться к присяжным.
— Да, это так.
Мисс Боннард останавливается на моем образовании, браке, увлечениях. После того как она нападала на меня сегодня утром, присяжным это кажется странным — я вижу недоумение на их лицах, а вскоре и лицо судьи приобретает довольно угрюмое выражение. Мисс Боннард начинает копаться в моей семейной жизни. Судья хмурится.
— Вы познакомились с мужем в университете…
— Да.
Судья наклоняется вперед и откашливается, после чего мисс Боннард продолжает:
— Прошу прощения, милорд, еще один вопрос, и можно будет сделать небольшой перерыв. Миссис Кармайкл, можете ли вы назвать свой брак счастливым?
— Да, могу.
— Никаких склок, судебных тяжб, яростных ссор, любовных связей на стороне?
— Нет.
— Благодарю вас, миссис Кармайкл, пока что достаточно. Мы продолжим после перерыва.
Судья поворачивается к присяжным:
— Господа присяжные, не более десяти минут.
Присяжные встают и покидают зал суда.
— Мисс Боннард! — зовет судья, и твоя адвокатесса подходит к нему.
Инспектор Кливленд откидывается на спинку стула, потягивается, поднимая руки над головой. Отец Крэддока неподвижно сидит в инвалидной коляске. Сотрудница службы по делам семьи что-то тихо ему говорит, но он не реагирует.
Я смотрю на тебя, но ты сидишь на своем месте, запрокинув голову, с закрытыми глазами. Все уже почти кончилось, думаю я. Насколько я могу судить, все будет зависеть от заключительных речей.
* * *
Перерыв длится дольше, чем предполагалось. Возвращается судья, пристав идет за присяжными, но возвращается с известием, что один из них до сих пор в туалете. Пристав докладывает об этом с таким испуганным видом, словно за дурную весть его заживо зажарят в масле. Судя по выражению лица судьи, он не прочь опустить пристава в кипящее масло, но это пустяки по сравнению с тем, что он готов сделать с несчастным застрявшим в сортире присяжным. Судья с шумом роняет руки на стол и срывает с носа очки.
— Я требую, чтобы присяжные немедленно заняли свои места!
Пристав кланяется и исчезает. Инспектор Кливленд стоит возле прокурорского стола и негромко переговаривается с миссис Прайс.
— Офицер, прошу вас! — рявкает судья. — Вернитесь на место!
Огромный инспектор вытягивается в струнку, вспыхивает, кланяется и идет к своему месту, хотя добрая половина участников процесса еще бродит по залу.
На время перерыва я осталась на свидетельской трибуне и теперь об этом жалею. Сколько еще это продлится? На меня наваливается усталость.
* * *
На этот раз мисс Боннард поднимается очень медленно — и меня охватывает смутное беспокойство. Я перевожу взгляд на Роберта, но он уткнулся в свои бумаги.
— Я хочу вновь вернуться к вашей карьере, — говорит мисс Боннард. — Надеюсь, что не испытываю ваше терпение.
Один из присяжных, крайний справа, чернокожий мужчина средних лет в розовой рубашке, открыто зевает. Я замечаю, что устали уже все, не только я. От кондиционированного воздуха мало проку — такое впечатление, что кондиционер не производит ничего, кроме шума.
— Не могли бы вы напомнить суду, — продолжает она, — когда впервые посетили заседание парламентского комитета?
— Четыре года назад, — отвечаю я.
— Это был комитет Палаты общин по…
— Нет, — возражаю я. — Вообще-то это был постоянный комитет Палаты лордов. Постоянных комитетов больше не существует, но в то время при Палате лордов было четыре таких комитета, каждый курировал свою область. Я выступала перед постоянным комитетом по науке с докладом об успехах по компьютерной расшифровке генома.
Интересно, уж не намерена ли мисс Боннард выставить меня карьеристкой, ведь в телевизионных сериалах женские профессиональные амбиции обычно изображают как патологию.
— Но вы работали в Бофортовском институте на полную ставку, не так ли?
Мой дорогой, мне понадобилось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы сообразить, что ее интересуют не мои карьерные устремления, а география.
— Не могли бы вы сообщить суду, где находится Бофортовский институт?
— На Кинг-Чарльз-стрит.
— Она идет, если не ошибаюсь, параллельно Пэлл-Мэлл до Сент-Джеймс-сквер?
— Да.
— Там поблизости расположено много разных институтов, так? Институтов, частных клубов, научных библиотек? — Она смотрит на присяжных и слегка улыбается. — Коридоры власти, так сказать…