Джойс Оутс - Сад радостей земных
– Есть вещи, которых я не могу понять, – медленно сказал он. Это прозвучало как-то жестко. Кларе казалось: Ревир говорит не как все, каждое слово у него будто врезается в воздух, в каждом скрыто нетерпение. – Не знаю, сумею ли я объяснить, но… когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я гостил в Дакоте, на ранчо у своего дяди. Я провел там лето. Как-то он повез нас, меня и моих двоюродных братьев, в город, жалкий был городишко, еще меньше Тинтерна, – просто грязная улица, а на ней несколько лавчонок. В стороне от дороги стояла убогая халупа, и там жила большая семья. Девять человек детей. Одна девочка – моих лет. Одета в какие-то отрепья, а волосы очень длинные и очень светлые, почти белые… и она была очень похожа на вас… Она была шведка.
– Я не шведка, – настороженно возразила Клара. – Я американка.
– Она была счастливая, – сказал Ревир.
Клара поглядела с недоумением. Непонятно, к чему он все это говорит. Про какую-то девчонку, которая давно уже выросла, стала старая, и вообще неизвестно, где она, все про нее забыли, а Клара и вовсе никогда ее не видала.
– Это славно, – неуверенно сказала она Ревиру. – Ну, вот… что та девочка была счастливая…
– Родные моей первой жены тоже жили в той долине, – продолжал Ревир, – Она была мне ровесница. А потом она умерла, и я женился на Маргерит…
– Да, мне говорили, что вашу жену так звать.
Ревир не обратил внимания на то, что про него кто-то говорил.
– У нас трое сыновей, но с тех пор, как родился первый, ее здоровье подорвано. Она прекрасная женщина… и ее отец был прекрасный человек. Этого у нее тоже не отнимешь… Она из прекрасной семьи… Но совсем не умеет быть счастливой!
– Почему это?
Ревир отвел глаза, как будто услыхал очень глупый вопрос.
– Почти все люди такие, Клара, – сказал он.
Клара растерялась – как тут быть? Может, надо пошутить или улыбнуться, что ли? И ведь вот что нескладно, никому про этот разговор не расскажешь, Лаури-то, уж во всяком случае, рассказать нельзя. И она сказала наудачу:
– Мальчики-то у вас славные, вот которых я тот раз видела, двоих… Может, с меньшеньким что неладно, нет?
– Нет, ничего.
– Но… тогда чего ж…
– Ничего неладного нет.
– А ваша жена сильно больная?
– Не знаю.
– Верно, доктор часто ходит?
– Да.
Клара минуту подумала.
– Это хорошо, что доктор часто ходит. Меня один раз тоже смотрел доктор. – Чего-то колол в руку, было немножко больно… А вот мой отец тогда сильно напугался. Мужчины ведь иногда тоже пугаются. А вообще-то он ничего не боялся, – поспешно прибавила Клара.
Ревир все смотрел в окно. За окном прыгали по земле, наскакивали друг на друга дрозды, чего-то они там не поделили.
– Слушайте, – вдруг сказала Клара, – а у вас дома есть книги?
– Есть.
– Они где, на стенах?
– Да, на полках.
– Вон как, – с удовлетворением сказала Клара. – Это славно.
– Вы любите читать?
– Читать – нет, а книги люблю. Мне нравится, когда они вот так на стенах… я видела на картинках. – Она весело улыбнулась Ревиру. – Если б у меня были дети, я бы хотела, чтоб они читали книжки. Я бы им надарила кучу книг, и они бы выучились читать. (Она подумала о Лаури, он всегда читает книжки в бумажных обложках и подарил ей словарь… уж конечно, он бы захотел, чтоб его дети умели читать. Люди, которые умеют читать, не чета тем, кто не умеет.) Тогда они всё узнают быстрей других ребят. Если б я могла ходить в школу и всему выучилась как надо, я… я теперь была бы не такая.
– А почему вы хотите быть не такой, как сейчас?
Клара слегка покраснела. Засмеялась.
– Да нет, я не хочу.
Ревир посмотрел на нее долгим взглядом. Клара подумала – Джинни со своими, верно, уже сплетничает про них, странно, что Ревиру это вроде и на ум не приходит. Большим и указательным пальцами он в раздумье теребит сомкнутые губы. Он так и дышит досадой, недовольством, и еще что-то здесь есть… он смотрит на нее таким тяжелым, пристальным взглядом, будто все, что вокруг, ему ни капельки не интересно, а вот она не дает ему покоя. А Лаури, верно, уже в пути, он едет к ней, еще несколько часов – и они будут вместе… еще даже не успеет стемнеть. В сумочке у нее лежат те две фотографии, снятые на побережье, – вот бы показать Ревиру! Но она достала только одну – свою.
– Это я снималась на побережье, – сказала она.
Ревир взял карточку. И стал что-то уж очень внимательно изучать. Клара даже смутилась, она ведь показала карточку просто так, безо всякого значения.
Ревир сказал не сразу:
– Тут вы тоже не похожи на себя.
Клара послушно кивнула в знак согласия, а сама подумала: да почем он знает, какая я есть? И протянула руку за карточкой, но Ревир все еще ее разглядывал. Потом сказал:
– Очень странно. Я вас ни о чем не прошу…
Сказал сухо, отчужденно. Казалось, он сейчас переломит карточку пополам. Но он сунул ее в карман.
– Я ж не для того… – растерянно сказала Клара.
– Мне нельзя ее взять?
– Ладно, берите.
– Моя первая жена умерла родами, – сказал Ревир.
Он говорил так резко, что Клара подумала – наверно, его никто не может долго слушать. – Ребенок тоже умер. Это было очень давно, она была так молода… она… теперь она годилась бы мне в дочери. Врачи всячески старались ее спасти, но она умерла. Ваша мать жива?
– Да.
– Где она?
– Верно, во Флориде.
– Почему вы убежали из дому?
– Отец меня поколотил, – сказала Клара.
И тут в мозгу ее вспыхнула новая, неожиданная мысль: она ушла из дому совсем не поэтому, а просто пора было уйти. Однажды они с Розой увидели флаг, и она его украла, и после этого все пошло как-то само собой. Вот потому-то сейчас, годы спустя, в августовский воскресный день, она и сидит тут, в машине Ревира. В смятении она прибавила:
– Он все напивался пьяный и колотил меня, ну и пришлось уйти.
– Вы говорите о своем отце?
– Он напивался и колотил меня…
– Вы его любили?
– Ну ясно.
– За что же?
– Не знаю. Может, нам пора назад?
– За что же вы любили своего отца, если он вас бил?
– Он мне отец.
– Ну и что же?
– Он мне отец, – угрюмо повторила Клара. (Может, Ревир, как Лаури, просто над ней потешается? Вон какие у него колючие глаза, так и сверлят. Лаури иногда тоже так смотрит.) – Когда кого любишь, так, хоть и поколотит, все равно любить не перестанешь.
Ревир задумался над ее словами. Клара прикрыла глаза, ей вспомнилась та улица, и дом, и флаг. Вспомнилось, как она подбежала и схватила его, – она будто смотрела со стороны, словно то была и не она, а кто-то другой. Еще миг – и все пропало, прошлое отступило, и опять она сидит рядом с этим чужим человеком. При чем же тогда отец? Но ничего этого Ревиру не объяснишь.
