Иэн Макьюэн - Суббота
У входа в больницу, как всегда по субботам, толпятся люди, у двери дежурят двое охранников. Случается, что, очнувшись от пьяной дремоты, человек вдруг вспоминает, что его собутыльника погрузили в «скорую помощь». Тогда он кидается в больницу (часто не в ту) и громогласно требует, чтобы его немедленно пропустили к другу. Задача охранников — не впускать в больницу пьяных и буйных, которые могут наблевать на пол в приемном покое или наброситься с кулаками на хрупкую медсестру-филиппинку либо на усталого младшего врача, дорабатывающего последние часы своей смены. Кроме того, охранники гоняют бродяг, мечтающих подремать на скамеечке в казенном тепле. Посетители, являющиеся в больницу субботним вечером, далеко не всегда милы, добры и приятны. Для Генри работа в неотложке в свое время стала прививкой против мизантропии. Приходилось терпеть и буянов, и бомжей, для которых в неотложном отделении выделен особый уголок. Но в последние несколько лет изменилось то, что называется культурой больничного обслуживания. Администрация решила, что у медицинского персонала и так проблем хватает. Нужно его беречь. Так что теперь пьяниц и буянов укладывают лицом на асфальт профессиональные вышибалы. «Нулевая терпимость», еще одно заимствование из Штатов, но довольно полезное. Однако всегда есть опасность вытолкать взашей настоящего больного: травмы головы, сепсис и гипогликемия порой внешне неотличимы от опьянения.
Пероун пробирается через гущу людей. У двери охранники Митч и Тони, оба из Вест-Индии, узнают его и впускают внутрь.
— Как дела?
Тони (у него в прошлом году от рака груди умерла жена, и он хочет выучиться на фельдшера) отвечает:
— Довольно тихо. Ну так, знаете, относительно.
— Точно, — вставляет Митч. — Такой тихий-тихий сумасшедший дом.
Оба смеются, и Митч добавляет:
— Все хирурги, кто поумнее, разъехались по домам болеть гриппом.
— А я никогда умным не был, — отвечает Генри. — У меня тут черепная травма.
— Да, мы его видели.
— Точно. Лучше вам поспешить, мистер Пероун.
Но вместо того чтобы направиться прямо к главным лифтам, Генри идет обходным путем, через приемный покой и кабинет неотложной помощи, — пока его нет, Джей и Родни могли заняться другим пациентом. В приемном покое душно, тихо и пустынно; в душном влажном воздухе разливаются волны усталости, как после бурной вечеринки. На полу валяются пустые банки, шоколадные обертки из торговых автоматов и среди них чей-то одинокий носок. Однако здесь не совсем безлюдно. Молодой парень согнулся в кресле, подпирая голову руками, девушка обнимает его за плечи. Пожилая женщина терпеливо ждет, улыбаясь слабой и бессмысленной улыбкой, рядом с ней — костыли. Еще несколько человек сидят, глядя в пол; а на дальней скамье кто-то спит, накрывшись пальто. Пероун проходит мимо медсестринских комнатушек в кабинет неотложной помощи, где бригада хлопочет над мужчиной с обильным кровотечением из шеи. Снаружи он видит Фэйрса, дежурного по неотложке, того самого, с которым говорил по телефону.
Увидев Пероуна, Фэйрс говорит:
— Ага, вот и вы. Тот парень, насчет которого мы звонили. Значит, так: снимок шеи мы сделали, там все в порядке. Томограф показывает двустороннюю черепную травму, возможна утопленная трещина. Он упал на пару пунктов, так что мы связались с реанимацией. Полчаса назад они забрали его наверх.
Рентгеновский снимок шеи — первый шаг в медицинском расследовании — показывает, что осложнений с дыханием у Бакстера нет. Уровень сознания по шкале Глазго падает — дурной знак. Вызван анестезиолог — возможно, ассистент Джея, — чтобы подготовить Бакстера к срочной операции, в том числе очистить ему желудок.
— Сколько у него сейчас?
— Когда привезли, было тринадцать, сейчас одиннадцать.
Из неотложного кабинета кто-то громко зовет Фэйрса, и тот кидается туда, бросив на бегу в виде извинения:
— Драка в автобусе. Порезали мужика «розочкой». Ах да, мистер Пероун: вместе с этим вашим приятелем приехали двое полицейских.
На лифте Пероун поднимается на третий этаж. Едва входит в просторный холл с двойными дверями, ведущими в нейрохирургическое отделение, ему становится легче. Он снова дома. Не все и не всегда здесь идет гладко, однако тут он всегда знает, что делать, как делать и к кому обращаться, когда возникают проблемы. Двери заперты, сквозь стекло никого не видно. Пероун не звонит — вместо этого отправляется по коридору кружным путем, через отделение интенсивной терапии. Ему нравится больница в ночные часы: приглушенный свет, настороженная тишина, торжественное спокойствие немногочисленной ночной смены. Он идет по широкому проходу между кроватями, среди мигающих огоньков и размеренного попискивания мониторов. Его пациентов здесь нет. Андреа Чепмен и все прочие из вчерашнего списка вернулись к себе в палаты. Вот и хорошо. За пределами отделения, в коридоре, неестественно пусто. Не слышно обычного грохота тележек — он начнется завтра с утра, вместе с толкотней и суетой, с бесконечной трелью телефонов, с негромким переругиванием санитаров. Вместо того чтобы вызвать Джея и Родни из операционной и сэкономить время, он идет прямиком в раздевалку.
Набрав код на цифровом замке, Пероун входит в знакомое тесное помещение, полное специфического мужского запаха, напоминающего то ли об армии, то ли о тюрьме. Открывает ключом свой шкафчик, начинает торопливо раздеваться. Лили Пероун, окажись она здесь, пришла бы в ужас: по полу разбросаны одноразовые комбинезоны, чистые и использованные, вместе с упаковками, кроссовки, полотенца, чьи-то джинсы; на шкафчиках — банки из-под кока-колы, древний теннисный мяч и разобранное удилище, что валяются здесь уже несколько месяцев. Выцветшая распечатка на стене вопрошает: «Дорогие коллеги! Неужели так трудно выкидывать использованные комбинезоны и полотенца в ведро?» Снизу приписано от руки: «Да!» Еще один плакат, более официального вида, советует не оставлять в раздевалке ценные вещи. Прежде на дверях туалета висел третий плакат: «Поднимайте сиденье за собой». Теперь он сменился другим, безнадежным: «О необходимости влажной уборки в туалете сообщайте по телефону 4040». Горы белых туфель, заляпанных желтыми, красными и коричневыми пятнами, — тоже из тех маленьких секретов, что не стоит открывать пациентам. Туфли эти швырялись здесь в спешке, и многим из них уже едва ли возможно подобрать пару — не помогут даже выцветшие ярлычки с фамилиями или инициалами. Генри свои туфли держит в шкафчике. Из «большой» кучи он достает комбинезон, натягивает на себя и аккуратно выкидывает полиэтиленовую упаковку в мусорный бак. Несмотря на хаос вокруг, эти действия успокаивают его, словно интеллектуальные упражнения перед шахматным поединком. У дверей он вынимает из стоики хирургическую шапочку, плотно закрепляет ее на голове и выходит в пустой коридор.
