Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника
Я разворачиваюсь, отхожу от впавшей в состояние ступора студенческой биомассы на несколько шагов назад, потом решаю вообще временно исчезнуть из поля зрения молодежи и с этой целью сворачиваю за угол. Наверняка большинство из них, не зная всех нюансов, осуждает меня. Но мне сейчас наплевать на весь окружающий мир – даже если он в полном составе будет утверждать, что мое решение «заложить» Бочкова было ошибкой. Этого упыря надо было вывести на чистую воду. В конце концов, если ты знаешь, что тебя пытаются развести, было бы ошибкой с точки зрения элементарной психологии делать вид, что веришь разводилам, и покорно соглашаться на их условия.
Я прохожу на кафедру, где мне Кейсана вручает «заботливо» оставленные для меня ведомости (видимо, Зинаида Максимовна, после того, как узнала от Бочкова, что я думаю по поводу мотивов ее интриг, не захотела, чтобы я лишний раз приходил в деканат, и поэтому отдала распоряжение принести их нашим лаборанткам). Жду положенные пятнадцать минут – ни Бочков, ни Трофимов так и не объявляются, но тем лучше. Вылезаю в коридор, окидываю взглядом собравшихся – вроде бы народ уже в сборе.
– Так! Судя по всему, сегодня у вас комиссии не будет, – объявляю я вперившейся в меня горящими глазами толпе. – Заходите по шесть человек!
Призыв адресован в основном стоящим рядом со мной девчонкам, среди которых и Миляуша Миннивалиева, и моя несостоявшаяся гёрл-френд Жилязова. Они тихо, как мыши, проходят на кафедру. Я указываю Миннивалиевой и еще одной приятной девчонке, фамилию которой не помню, на лучшие места, то бишь на те, которые лучше защищены от взглядов наших лаборанток. Впрочем, Кейсана с Яной заметили этот мой нехитрый маневр и ядовито улыбаются между собой.
– Девушка! – обращается Кейсана к той второй, фамилию которой я запамятовал. – Пересядьте, пожалуйста, вот сюда! – она показывает на стул, стоящий почти посередине комнаты и подпадающий под перекрестный обзор.
«Ты уже получила установку, да? Стремишься хорошо служить? Служи-служи, собачка. От этого никому из вас лучше не станет».
Мадемуазеля пересаживается, но тут же поднимается вновь, потому что я приглашаю всех тянуть билеты. Девицы подходят к моему столу, и по некоторым видно, как трясутся у них ручонки. Да уж – перспектива остаться на осень никого не может вдохновлять… Наконец, все оказываются на выбранных местах и при деле. Я прикрываю глаза, делая вид, что не замечаю шпаргалок, и откидываюсь на стуле до упора, закладывая руки за голову.
Так проходят десять минут или чуть больше. Кейсана поднимается с места и куда-то выходит, но немного погодя возвращается и говорит мне почти с порога:
– Игорь Владиславович, вам сказали принимать экзамен в присутствии комиссии…
– А где эта комиссия, хотелось бы знать? – нервозно откликаюсь я.
– В двести тринадцатой.
Я окидываю взглядом своих нимфеток:
– Ну, что? Вы слышали. Перебираемся.
Слава Богу, от искомого помещения нас отделяет метров пять-шесть, так что можно и переселиться. Я сгребаю все только что выложенное на стол в сумку, выхожу (почему-то – с легким сердцем) в хаос, бурлящий за стенами кафедры, и иду вслед за вышагивающими впереди меня шестью смелыми девицами, которые, как волнорез, расчищают мне путь среди двух почти не смешивающихся друг с другом толп, стоящих по разные стороны коридора. Некоторые из физиономий, что маячат по правую сторону от меня, кажутся мне знакомыми, но я не могу вспомнить, откуда я их знаю. Внезапно навстречу мне выплывает фигура Дженнифер Коннели заочного факультета, и у меня наступает прозрение. К счастью – без последствий:
– Айгуль! Это ваша группа сегодня сдает Трофимову? – говорю я, не здороваясь.
– Ага! – так же без приветствия отвечает мне староста ЗМП-1-08. – Вы можете помочь нам?
– К сожалению, нет. Вам лично я бы с удовольствием помог, но сейчас – извините.
– Ну, ладно! – кивает мне она с таким видом, что, мол, «другого я от вас и не ожидала». Впрочем, мне сейчас наплевать даже на столь нелестную реакцию этой по-киношному симпатичной особы. У меня лишь одна задача: не допустить, чтобы хотя бы кто-нибудь из моих подопечных остался на осень и превратился, таким образом, в объект возможной оперативной разработки со стороны Бочкова. С собственноручными признаниями о том, что сдавал деньги на мой экзамен и тому подобной хреновиной.
Я захожу в Д-213 и вижу довольно интересную картину. За двумя придвинутыми друг к другу преподавательскими столами, слева и справа соответственно, сидят Козёл и Свинья, то бишь Трофимов и Мандиева, – живая натура для съемок рекламы парочки «Твикс». Разделенные проходом парты, за исключением двух первых и двух последних рядов напротив Трофимова, забиты дрожащими от страха студентами, среди которых я теперь уже без труда узнаю балбесов из группы Айгуль. Я подхожу к первой парте справа, что ближе к сфере обзора Мандиевой (при всей моей неприязни к ней, Руслана в данный момент я ненавижу еще больше, и быть под его рентгеном мне сейчас не хочется абсолютно), оттесняю набросанные друг на друга куртки и неторопливо, с максимально доступным мне сейчас комфортом размещаюсь на занятом месте. Бросаю несколько коротких взглядов на главных представителей нашего кафедрального звернинца и, как бы сказал покойный Леонид Ильич, с чувством глубокого внутреннего удовлетворения отмечаю, что Трофимов, как каменный истукан, уткнулся в какую-то ничем не примечательную точку на столе, а у Мандиевой такой вид, будто она съела лимон без сахара, причем не один. Отлично!…
– Заходите сюда! – машу я своим заглядывающим в аудиторию старлеткам.
Они тихо, едва ли не на цыпочках, подходят ко мне, боязливо озираясь на Трофимова и особенно Мандиеву, которая то и дело прикрикивает на свою группу.
– Это – ваши места! – указываю я им на первые два свободных ряда слева, от которых, как мне кажется, несет козлятиной. – Берите билеты и называйте мне их номера!
Девчонки осторожно начинают тянуть из разложенной по парте кипы бумаг кусочки своего возможного счастья на сегодняшний день. Сейчас у них наверняка замирают сердца – так зримо они стараются подгадать совпадение будущих вопросов с заготовленными шпорами. Судя по выражениям их лиц, это никому не удается сделать на отлично, но на троечку пойдет.
– Миннивалиева, третий! – сообщает мне племяшка Васила.
Я киваю и записываю сказанное на приготовленный чистый лист А-четвертого формата. Процедура повторяется еще пять раз, после чего девчонки рассаживаются, а я разворачиваюсь к ним лицом, старательно делая вид, что собираюсь отслеживать каждый подозрительный шорох с их стороны. Краем глаза смотрю на Трофимова с Мандиевой. То, с каким напряжением они взирают на моих пигалиц (а скорее всего – до того, как я повернулся – сканировали и меня самого), передается мне настолько ощутимо, что в этот момент я невольно вспоминаю отвергаемое до сих пор традиционной философией утверждение, что мысль материальна.
Первые полчаса протекают незаметно – в монотонном сопровождении гула из коридора и шелеста шпаргалок, изредка прерываемого шумом открывающихся и закрывающихся дверей и похрюкиваниями Мандиевой на будущих троечников (в том, что большинство из присутствующих здесь юных шалопаев и шалопаек выйдут отсюда именно троечниками, мало кто сомневается). «Осталось пять минут!», – «грозно» напоминаю я своим девицам, и делаю знак глазами одной из них, чтобы не светила так откровенно свои «секретные материалы» – чего доброго, еще на пересдачу отправят. Пожалуй, для полного эффекта надо добавить еще одну фразу:
– Если кто готов, пожалуйста, подходите!
«Готовых», естественно, не находится. Я делаю глубокий вздох и довольно громко цокаю в знак того, что вы, мол, дорогие мадемуазели, могли бы быть и порасторопнее: все-таки «пасли» вас совсем не так уж жестко, как этого можно было бы ожидать. Замечаю, что племянница Васила вопросительно смотрит на меня. Непонятно, что ей нужно – может быть, она просто ищет какой-то моральной поддержки в моих глазах, но на всякий случай показываю ей указательным пальцем, что нужно идти вперед – действовать, а не сидеть на месте.
Обозначенное мной время улетучивается со скоростью сигаретного дыма, и я поднимаюсь с места, чтобы прежним начальственным тоном громогласно объявить:
– Так, в конце текста ставим сегодняшнее число, подпись, и листочки сдаем с вложенными билетами.
Девицы выводят свои закорючки моментально, хотя изображают, что делают это предельно старательно, каллиграфически почерком. Я про себя улыбаюсь, но их можно понять: за оставшиеся секунды любой не совсем испорченный студент почти обязан стремиться вписать еще хотя бы несколько слов в свой ответ.
– Давайте, давайте! – видя, что пауза затягивается, начинаю поторапливать их я.
Они ставят последние штрихи к портретам своего невежества в области организации малого и среднего бизнеса и по очереди протягивают мне листы.
