Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов)
За шесть месяцев пребывания в этом неспокойном городе мой муж сошелся с двумя людьми, которые, как потом выяснилось, хотели его уничтожить. Первого звали Мундер (имена, конечно, везде вымышленные), который к этому времени добился блестящей карьеры, став первым секретарем посольства. Джон с ним дружил еще в колледже, и эта давнишняя дружба только возобновилась и окрепла во время их работы в посольстве; она позволяла им уважать друг в друге одинаковые по силе амбиции, вырабатывала одинаковое ревностное отношение к работе, дополняла их похожие темпераменты. В то время на посту посла находился весьма любезный, но ужасно ленивый человек, который пытался переложить всю свою работу в посольстве на плечи подчиненных, и Мундеру с моим мужем приходилось довольно часто самим выполнять директивы, поступавшие из Вашингтона, и на месте вырабатывать американскую политику. В этот период во всей Европе, где царил переполох и полная неразбериха после заключенного перемирия, наибольшую выгоду получили коммунисты, и успешные действия посольства, в результате которых там незаметно и без особого шума было приведено к власти правительство, дружески настроенное по отношению к Соединенным Штатам, были, конечно, отмечены, и в этом немалая заслуга принадлежала Мундеру и моему мужу. Фактически из-за этих событий Мундера вскоре отозвали в Вашингтон, где он в течение нескольких лет играл важнейшую, лидирующую роль в выработке американской внешней политики. Но его выдающиеся способности, как это часто бывает, стали причиной его неожиданного падения. Когда пришло время, чтобы принести какую-то жертву, чтобы успокоить раздраженный и разочарованный электорат, Мундера, как раз в силу его прежнего отличия, все стали так невыносимо третировать, что ему пришлось подать в отставку. Его друзья и помощники в Госдепартаменте, хотя и не отдавали в то время себе отчета, тоже были все обречены на понижение в должностях или, что еще хуже, на прозябание на мелких, не имеющих никакого значения дипломатических постах.
Мой муж сблизился еще с одним человеком, на сей раз это оказалась женщина, она была женой дипломата, прибывшего из другой страны, поразительного идиота, который не задумываясь отправлялся куда угодно, чтобы выполнять порученные ему миссии, и иногда пропадал по несколько месяцев неизвестно где. Она же была светской дамой с самым опасным сочетанием всех женских качеств: красивой, разговорчивой, сентиментальной, и всем вокруг было ясно, что очень скоро она окажется в центре громкого скандала, это лишь вопрос времени. К великому несчастью моего мужа, как раз на нем прервалась затяжная череда ее удач, в то время он был ее любовником. Как выяснилось позже, на его месте мог оказаться любой из трех или четырех джентльменов из этой дипломатической колонии, которых она особенно поощряла в своей активной деятельности.
Хотя я находилась на расстоянии четырех тысяч миль от места главных событий, я сразу все поняла, поняла с самого начала, что там происходит. Ну, здесь, как обычно, постарались друзья. Не стану притворяться, что я была ужасно обрадована такой новостью или она застала меня врасплох. В таких браках, как мой, когда партнеры разделены и разлука длится немало месяцев подряд, а жена такая, как я, уже далеко не молодая и скучно однообразная, то лишь закоренелая дура может ожидать от страстного, привлекательного мужчины непреклонной супружеской верности. Я что-то не знаю ни одного брака в кругу моих друзей и знакомых, в котором на том или ином этапе не приходилось исполнять весьма болезненную процедуру либо одному из партнеров, либо обоим, просить прощения за измену, если только они хотели в будущем сохранить неразрывными свои супружеские узы. У меня не было никакого намерения разрушать главный фундамент всей своей жизни ради мимолетного удовольствия взаимных горьких обвинений или ради удовлетворения суетного лицемерия моих друзей. Я не торопилась со своим окончательным выздоровлением, будучи абсолютно уверена в том, что как только я появлюсь на сцене, то постепенно определенный „modus vivendi“1 будет в конечном счете выработан.
К несчастью, когда мой муж сообщил этой даме о моем скором приезде и заявил ей, что это означает конец их близким отношениям, она предприняла нерешительную попытку покончить с собой. Таким способом глупые и фривольные женщины стремятся доказать как себе, так и своим любовникам, что они совсем не такие: не глупы и не фривольны. Наглотавшись таблеток, она позвонила моему мужу. Когда он приехал, то застал ее лежащей без сознания в неглиже. Джон оказал ей первую помощь, в общем, сделал все, что полагается в таких случаях, и даже оставался рядом с ней в больнице до тех пор, пока врачи не заверили его, что ей не грозит никакая опасность. К счастью, обслуживающий персонал больницы оказался вполне нормальным, и все с симпатией отнеслись к моему мужу. С помощью минимальных взяток ему удалось уладить все это дело, чтобы оно, не дай Бог, не просочилось в газеты. Конечно, по городу прокатилась волна слухов, особенно в некоторых недоброжелательно настроенных кругах, и, несомненно, в течение недели или даже двух распространялись на самом деле верные сведения о случившемся; но, как известно, в Европе скандалы очень скоро гаснут, превращаются в десятки безобидных смешных анекдотов, и когда эта несчастная темпераментная дама две недели спустя появилась на дипломатическом приеме под руку со своим мужем, такая же красивая и обворожительная, то всем стало предельно ясно — это печальное событие стало достоянием прошлого.
Муж честно рассказал мне обо всем в тот же день, когда я приехала к нему. Я его внимательно выслушала и сказала, что больше ничего не желаю об этом знать, и мы никогда об этом не упоминали до этого дня. Думаю, я могу искренне признаться, что этот инцидент не изменил даже в малейшей степени наших обычных взаимоотношений.
Но вот в этом месте своего рассказа я начинаю осознавать проблемы, которые обычно возникают перед писателем. Для того чтобы доходчиво объяснить, что произошло, нужно как можно полнее осветить прошлое моего мужа, его личность, особенности нашего приятного для обоих брака, а также все этапы и все важные происшествия в его карьере. Но все это не будет иметь никакого смысла, если не рассматривать всего через призму той атмосферы, в которой ему приходилось работать, жить, того постоянно оказываемого на него давления. Более опытный, более искушенный писатель, несомненно, сумел бы привести максимум такой информации, столь необходимой для описания затейливых, драматических по характеру сцен, чтобы подготовить читателя, увлеченного бурным конфликтом персонажей, сопереживающего им, подвести его незаметно даже для него самого, к наивысшей точке повествования, его кульминации. Я попыталась сделать это в силу двух причин. Прежде всего, это пока выше моих творческих сил. Во-вторых, когда я читала книжки, то обнаружила, повинуясь собственному вкусу, что из писателей лучше всех справились с этой задачей такие, которых я просто не перевариваю.
В жизни людей, как мужчин, так и женщин, как и в жизни правительств и армий, случаются критические дни; они могут с виду ничем не отличаться от других, обычных и рутинных, без видимых признаков грядущих серьезных кризисов с падением кабинетов, проигранных сражений, неожиданно, самым катастрофическим образом оборвавшихся успешных карьер.
Такой критический для моего мужа день, ясный и теплый, наступил поздней весной, когда вода в гавани того порта, в котором он служил вице-консулом, была удивительно спокойной и пронзительно голубой. За завтраком мы с ним пришли к выводу, что уже скоро лето и теперь можем обедать на террасе своей квартиры. Я пообещала ему поискать в магазинах фонари „молнии“, чтобы под напором ветра по вечерам не гасли свечи на столе. После обеда к нам должны были прийти двое друзей, чтобы сыграть партию-другую в бридж, и поэтому я попросила мужа захватить с работы бутылку виски. Он вышел, как всегда, безукоризненно, аккуратно одетый, с приглаженными щеткой волосами, такой неторопливый, вдумчивый, — настоящий американец, несмотря на многие годы, проведенные за границей, и, когда он влился в толпу прохожих нашего оживленного квартала, ни у одного из них в этом отношении не возникало ни малейшего подозрения.
Мой муж — человек педантичный, с хорошо натренированной памятью, и, когда позже я спросила его, в силу собственных причин, что произошло сегодня утром, он рассказал мне обо всем, слово в слово. Консул уехал на север страны на несколько дней, и мой муж временно занял его место в кабинете. Когда он пришел в офис и прочитал всю поступившую почту и депеши, то заметил, что ни в одном письме, ни в одном донесении не было ничего особенно важного.
Как только он закончил, в кабинет вошел Майкл Лаборд (прошу вас не забыть, все приводимые мной имена — вымышленные). Кабинет Майкла находился рядом с кабинетом мужа, и они могли, когда хотели, приходить друг к другу через разделяющую их внутреннюю дверь в стене. Ему не было еще и тридцати, у него был невысокий дипломатический пост и занимался он в консульстве торговыми делами. У него была весьма привлекательная внешность, и хотя он был человеком со слабостями, мой муж считал, что он не обделен интеллектом. Ему было одиноко в городе, и мы приглашали его пообедать с нами, по крайней мере, раз в неделю. У него был быстрый ум, правда, мысли постоянно перескакивали с одного на другое, он собирал все сплетни, и, по признанию моего мужа, ему нравилось во время пятиминутного перерыва на работе поболтать с ним, если тот заглядывал к нему в кабинет. В это утро Майкл, как обычно, вошел к нему, — в зубах тот держал сигарету, и у него был расстроенный вид.
