Михаил Попов - Ларочка
С «Биологией» пришлось повозиться, там под ее полным контролем были лишь охотничий отдел, и секция крупных хищников. Но в целом, этот визит Лариса могла занести себе в плюс.
Труднее всего было с «Искусством», единственное чего удалось добиться, это раскола в коллективе, что, как известно, парализует его работу на внешних фронтах.
В «Музыку» даже не совалась. Нет, там было несколько ее страстных соратников по Свиридову, но для большинства тамошних «манов», гениальный русский мелодист являлся пугалом. Ничего, увидев сплоченные ряды вокруг себя, запоют покорный хепибездей нашему генералу.
На следующий день Лариса явилась на работу в отличном состоянии. Все в этот день складывалось замечательно. Во–первых, у них сегодня впервые с Сашей не было утреннего секса, как у нормальных супругов, жадный любовнический азарт, использование всякой более менее подходящей возможности, все это уходило в прошлое. Просто повалялись в постели и позавтракали неторопливо и обстоятельно. Мамочкина кухонная выучка работала на укрепление союза. Белугин был как всегда молчалив, даже зарылся на время глазами в газету. Лариса решила до осуществления «акции» не прессовать его по главному направлению: развод–женитьба. Не спрашивала даже, как он объясняет семье свое уже шестидневное отсутствие на территории законного брака. Не хочет говорить? Пусть. Слова в его жизни значат не так уж много. Добиваться будем дел. А после «акции» не делать их будет ему ох тяжеленько.
Так, между прочим, уже уходя, Лариса объявила Белугину, что «все придумала». «Что?». Объяснила в двух словах и самых общих чертах. Улыбнулась, глядя, как генерал нервно запахивает халат. Пусть поразмышляет на досуге.
Но стоило ей сесть в рабочее кресло, как все тут же рванулись портить ей настроение.
Первым оказался дядя Ли.
— Ты опять об этом?! Ему же еще почти полгода.
— Ты обсчиталась. Уже бомбардируют повестками.
Как не вовремя!
— Дядя Ли, если бы знал, какой у меня сейчас замот по делам. Сотни людей зависят…
— Какие люди, Лара, это твой сын!
— Но армия тоже наша!
Он бросил трубку.
Тут же эта Сашенька со своей улыбочкой.
— Лариса Николаевна, вас к Михаилу Михайловичу.
— Сейчас.
Набрала номер Гапы. Приятный офицерский голос поинтересовался, зачем беспокоят товарища Агапееву. Везет же людям, офицер в секретарях!
— Кто, кто? Я запишу ваш телефон, она с вами свяжется.
Испуганное личико Саши в дверях.
— Михаил Михайлович…
— Да, иду я, иду!
Набрала номер старика.
— Дядя Ли, а может Егор хочет служить в армии, я с ним прямо так вот не говорила на эту тему.
Бросил трубку. Нет, так это оставлять нельзя! Опять набрала номер. Секретарша подняла брови и вышла.
— Слушай, что ты как я не знаю! Знаешь, что, пусть он сам меня попросит, он же не немой, просто молчаливый. Пусть соберется на пару слов. Сам. Усек?! Придет сюда и скажет — мама помоги! Помогу! Клянусь тебе — обязательно помогу!
— Да, как ты не можешь понять, он не может, он…
— Все! Это мое последнее слово!
Бросилась к двери, но телефон зазвонил вновь. Сейчас отбреем назойливого дедушку. Тоже мне отроки с тонкими душами, попросить мать просто по людски, по человечески для них это видите ли западло!
— Послушай, дядя Ли… а-а, Гапочка, извини, перезвоню. Уедешь? Дело в том, что Егор получил повестку. Да, да, я вдруг надумала, что ему там не место. — У Ларисы сделалось каменное выражение лица. Она закрыла глаза, сдерживая гнев.
— Да, Гапочка, да, я столько талдычила, что долг настоящего мужчины — защищать родину. Именно так. Да, Егорка не настоящий мужчина, признаю. В чем тебе еще признаться?! Так и скажи, что не хочешь помочь. Ах, хочешь. Да, ты моя лучшая подруга, и ты хочешь помочь.
Ларисы слегка приоткрыла рот, можно было подумать, что она оскаливается.
— Ты все–таки понимаешь, это дело святое, и ради меня, ты готова, как лучшая подруга. Какой военкомат? Извини, пока не знаю. Но все узнаю. И быстро. На днях. Завтра. Даже сегодня. Ну, все, ты уже бежишь? Перезвоню.
Когда она вошла в кабинет шефа, он стоял отвернувшись к окну, засунув руки в карманы штанов. Выпяченые огромные губы было не видно, но Лариса убыла уверена — выпячены. Ой, как страшно!
— По вашему приказанию…
— Лариса Николаевна!!!
— Слушаю вас, Михаил Михайлович.
Он обернулся медленно, как будто был не морским пехотинцем, а целым морским кораблем. Несколько секунд молчал, примериваясь к тону, в котором следовало бы провести беседу.
— Лариса Николаевна, никакой генеральской встречи в актовом зале нашего учреждения не будет!
Лариса почувствовала, что спорить бесполезно, решение принято, но не уступать же не дав вообще никакого боя.
— Что с вами, Михаил Михайлович?
— Что вы имеете в виду?! — Начал закипать шеф, несмотря на то, что дал себе слово провести данный разговор без вспышек и взрывов.
— Что с вами сделало время?!
Ноздри большого ноздреватого носа затрепетали, всасывая дополнительный воздух. Шеф сделал два шага к столу, оперся на него не как обычно — широкими ладонями, а костяшками огромных кулаков, костяшки сделались желтыми.
— Вместо придуманной вами встречи с генералом Белугиным, состоится конференция солдатских матерей.
Лариса молчала. Дело, оказывается, даже хуже, чем ей вначале показалось.
— Разве вам это не интересно, вы же сама мать будущего солдата. И вам, наверно, самой захочется выступить на этом мероприятии.
Вот сволочь, со спокойной злостью подумала Лариса, как он хорошо подготовился к столкновению, как не дергай поводья — не объедешь.
— И вообще, Лариса Николаевна, зачем он нам нужен?
— Кто?
— Ну, этот ваш Белугин.
— Что вы хотите сказать?!
— Да ничего особенного я не хочу сказать, успокойтесь. Я просто недоумеваю, каким образом в нашей лекторской работе может быть использован опыт данного интендантского чина. Он всего лишь военный завхоз!
Белугин не любил афишировать, чем именно он занимается на службе, но Лариса догадывалась, что не спутниковой разведкой, и в данном случае яд Михаила Михайловича пропал даром. Он ничуть не отравил образ бравого и таинственного генерала в ее сердце. Наоборот, сам ехидный шеф сделался в ее глазах еще менее уважаемым и значительным, чем даже был до того. Одно только было непонятно — зачем ему именно сейчас заигрывать с либералами? Престарелый пацифизм героя малоземельца? Одно было несомненно — шеф принял решение, окончательное и никакими контратаками ничего не изменить.
— Какая жалкая попытка. Как измельчали ваши жесты. — Сказала она почти про себя.
Шеф не все понял, наклонился вперед.
— Что, что?
— Не зря все–таки Сталин разогнал вашу банду после войны.
Развернулась и вышла. Даже не пытаясь рассмотреть, какого именно цвета пятнами пойдет физиономия Михаила Михайловича. Это был поворот очень старого разговора. Однажды шеф схлестнулся тут у себя в кабинете с известным военным историком по поводу некоторых фактов из истории морской пехоты. В том разговоре Лариса со всей яростью громила военного спеца, считавшего, что генералиссимус вполне обоснованно упразднил после войны этот, «слишком преторианский» вид войск. Тогда Михаил Михайлович был ей благодарен, ибо выше всего на свете ценил факт своего участия в боевых подвигах морпехов. Юность, геройство, воспоминание об этом как глоток озона в трудный момент. Он даже терпел колкости того рода, что, мол, он, товарищ Александров ныне уже не тот, что в те опаленные годы. Начинает сдавать. Где твоя бескозырка, моряк?
Но чтобы так, рубануть прямо по святому, по самой идее морской пехоты!
Но ей теперь было все равно.
Она пересекла холл в полнейшем оцепенении. Что она скажет Белугину?! Внутри крутилось сразу несколько стремительных мысленных кругов. Иногда они цеплялись друг за друга высекая какие–то нервные искры. Она была в отчаянии, и одновременно с этим твердо знала — вот–вот что–то придумается!
— Лар–рисочка. — Услышала она тихий, почти певучий баритон откуда–то слева. Невысокий, коротко стриженый человек в больших квадратных очках, на губах смутно знакомая улыбка.
— И ты меня тоже не узнаешь. — Он вздохнул, и по вздоху она его узнала.
— Карапет!
Он снял очки и поклонился со всей своей прежней церемонностью.
— Пойдем в кабинет. — Это был не приступ гостеприимства, хотелось поскорее убраться подальше от внимательных глаз секретарши.
Уселись.
— Рассказывай.
— Что рассказывай, — он опять вздохнул, — сама ведь все видишь.
И она увидела. На правой стороне головы у Крапета Карапетовича было большое, поросшее короткими волосами, как и весь остальной череп, углубление. На миг Лариса даже отвлеклась от сильнейшей внутренней судороги.
