Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
А может… Даже с Эллен я больше не разговаривала и опускала голову, чтобы не встречаться с ней взглядом…
Как-то утром позвонила мама. Оказывается, мне исполнилось тридцать лет.
Что?
Уже?
Всего тридцать?
Чтобы отпраздновать это, я наклюкалась водки.
Я загубила свою жизнь. Три раза в день кормить детей и водить их в школу – только на это меня и хватало.
А если вы недовольны – обращайтесь в суд. Именно в таком состоянии я и познакомилась тогда с Анук, и она погладила меня по голове…
Шарль старательно разглядывал подставку для дров.
– А потом мне вдруг позвонили из отделения гинекологии, где я не так давно проходила обследование… Ничего не сказали по телефону, просили приехать. Я записала когда, в полной уверенности, что никуда не поеду. Проблема ведь решилась сама собой и вряд ли возникнет снова.
И все же я поехала… Просто, чтобы вырваться, отвлечься, к тому же Алис понадобились то ли краски, то ли что-то еще, чего здесь было не достать.
Врач принял меня. Прокомментировал мои снимки. Придатки и матка совершенно атрофированы. Усохшие, закупоренные, зачатие невозможно. Надо бы сделать более детальное обследование, но в моей медицинской карте он прочитал, что я подолгу бывала в Африке, и предполагал, что там я подхватила туберкулез.
Но… я не помню, чтобы я болела, – возразила я. Он был очень спокоен, наверное, из старших по званию, привык сообщать неприятные известия. Он долго мне что-то объяснял, но я не слушала. Эта такая форма туберкулеза, что я могла и не заметить и… не помню… Моя голова тоже атрофировалась…
Помню только, что когда оказалась на улице, я потрогала свой живот под свитером. Даже погладила его… Я была в полной растерянности.
Слава богу, время поджимало. Я должна была торопиться, чтобы успеть заглянуть в канцтовары и забрать детей из школы. Я купила Алис все… Все, о чем она только могла мечтать… краски, коробку акварели, пастель, угольные карандаши, бумагу, самые разные кисти, набор для китайской каллиграфии, бисер… Все.
Потом я зашла в магазин игрушек, чтобы побаловать и двух других… Полное безрассудство, я и так с трудом сводила концы с концами, ну да наплевать. Life was definitely a bitch.[228]
Я страшно опаздывала, чуть не попала в аварию и совершенно растрепанная подбежала к ограде школьного двора. Было уже темно, они ждали меня встревоженные, втроем сидя под навесом.
Кроме них во дворе уже никого не было…
Я увидела, как они подняли головы, их улыбки. Улыбки детей, только что осознавших, что нет, их не бросили. Я кинулась к ним и обняла их всех сразу. Смеялась, плакала, просила прощения, сказала им, что люблю их, что мы никогда не расстанемся, что мы сильнее всех на свете, что… Да, но собаки-то нас заждались, наверное?
Они распаковали свои подарки, и я ожила.
– Ну вот, – добавила она, ставя чашку на стол, – теперь вы все знаете… Не мое дело, какой отчет вы представите тем, кто вас сюда отправил, но я не скрыла от вас ничего…
– А Ясин и Недра? Эти двое, они откуда?
– О Шарль, – вздохнула она, – вот уже скоро… – протянула к нему руку, поймала за запястье и посмотрела на его часы, – семь часов, как я говорю о себе… Вам не надоело?
– Мне нет. Но если вы устали…
– А у вас правда совсем не осталось сигарет? – прервала она его.
– Нет.
– Shit.[229] Ну ничего… Положите еще одно полено, я сейчас приду.
Она надела под платье джинсы.
– Для меня, с моим бесплодным животом, вернуться к жизни означало распахнуть двери своего дома для других детей.
Дом такой большой, здесь так много зверей, укромных местечек, всяких сарайчиков… Да и времени у меня хоть отбавляй… Я обратилась в социальные службы, чтобы стать опекуншей. Я намеревалась принимать детей на каникулы. Сделать для них классный летний лагерь, подарить им отдых, прекрасные воспоминания… Ну, в общем… никакой особой программы у меня не было, но мне казалось, что здешняя жизнь сама к этому располагает… Что всем нам здорово досталось, и надо поддерживать друг друга и потом… Что я могу еще на что-то сгодиться… несмотря ни на что… Я поговорила об этом со своими, и они ответили что-то вроде: Но… тогда нам придется и игрушками с ними делиться?
Вот оказывается, что их больше всего волновало…
А я открыла для себя новый мир. Пошла в Отдел защиты материнства и детства, прилежно заполнила все графы анкеты. Гражданское состояние, доходы, мотивация… Залезала в Harrap's,[230] чтобы не наделать орфографических ошибок, приложила фотографии дома. Уже думала, про меня забыли, но через несколько недель мне позвонила сотрудница социальной службы, она хотела приехать и лично во всем удостовериться, чтобы решить мое дело.
Кейт, смеясь, провела рукой по лбу.
– Помню, накануне мы перемыли во дворе всех наших собак! Воняли они, надо признаться, ужасно! Я заплела девочкам косички… И сама постаралась, нарядилась добропорядочной дамой… Одним словом, мы были бе-зу-пре-чны!
Сотрудница социальной службы оказалась молодой улыбчивой девушкой, а вот ее напарница, медицинский работник, Уф… была не так приветлива… Для начала я предложила им прогуляться по поместью, и мы пошли все вместе: с Сэмом, девочками, местной детворой, которая постоянно у нас ошивается, собаками, ламой… нет, ламы тогда еще не было… ну… одним словом, вы представляете себе кортеж…
Шарль прекрасно все представлял.
– Как же мы гордились собой! Ведь наш дом был самым прекрасным в мире, не так ли? Только медсестра портила нам настроение, то и дело обнаруживая что-нибудь опасное. А река? Это не опасно? А рвы? А инструменты?
А колодец? А отрава для крыс в конюшне? А… эта огромная собака?
Мне так и хотелось ей ответить: А ваша глупость? Не слишком ли много вреда она уже принесла?
Но я вела fair play.[231] Послушайте, но мои-то дети пока вроде живы-здоровы, – пошутила я.
А потом я пригласила их в свою чудесную гостиную… Вы ее еще не видели, но она роскошна. Я называю ее своей Блумсбери… Правда, стены и камин расписывали не Ванесса Белл и Дункан Грант, а моя красавица Алис… Но в остальном, чем не Чарльстон:[232] вся заставлена, множество вещей, безделушек, картин… В то время она выглядела более прилично. Мебель Пьера и Эллен имела еще вполне достойный вид, и собакам не разрешалось залезать на диваны, обитые ситцем…
Я выступила по полной программе: серебряный чайник, вышитые салфетки, scones, cream and jam.[233] Девочки были на подхвате, а я, садясь за стол, подбирала юбку. Сама королева была бы… delighted…[234]
С сотрудницей соц. служб мы быстро нашли общий язык. Она весьма толково расспрашивала меня… о моих взглядах на жизнь, о воспитании детей… Способна ли я идти на компромисс, сумею ли справиться с проблемными детьми, насколько я терпелива, легко ли меня вывести из себя… Хотя на тот момент, как я вам говорила, я чувствовала себя полным ничтожеством, и это ощущение с тех пор так и не покинуло меня, но в этих вопросах я была неуязвима. Мне казалось, я доказала это… И этот дом, открытый всем ветрам, и крики детей во дворе – все это говорило за меня…
Но та, вторая, нас не слушала. Она с ужасом рассматривала электропровода, розетки, ускользнувшую от моего внимания обглоданную кость, разбитое стекло, следы влажности на стенах…
Мы спокойно разговаривали, как вдруг она взвизгнула: какая-то мышка прибежала посмотреть, не появились ли крошки под столиком.
Holy Shit.[235]
О, не волнуйтесь, она ручная, – успокаивала я ее, – член семьи, понимаете? Дети каждое утро угощают ее корнфлексом…
Это была чистая правда, но я прекрасно видела, что она мне не верит…
Они уехали, когда уже начинало темнеть, и я молила небеса, чтобы мост не обрушился под их машиной. Я забыла предупредить их, чтобы они остановились на той стороне…
Шарль улыбался. Он чувствовал себя в первом ряду, а пьеса была превосходной.
– Мне отказали. Уже не помню, что они мне там наговорили, но, в общем, электропроводка, мол, не соответствует нормам. Ладно… Сначала я страшно обиделась, ну а потом, забыла про это… Я хотела детей? Что ж, достаточно просто выглянуть в окно! Они повсюду…
– Как раз об этом мне говорила жена Алексиса, – заметил Шарль.
– О чем?
– Что вы, словно Гамельнский флейтист… Увели всех детей из деревни…
– Может, чтобы утопить их? – сказала она раздраженно.[236]
– …
– Пфф… Еще одна дура… Как только ваш друг с ней уживается?
– Я говорил вам, он мне уже не друг.
– Это ваша история, да?
– Да.
– Вы ради него приехали?
– Нет… ради себя…
– …
– Придет и мой черед, обещаю…
