Эдуард Тополь - Китайский проезд
– Смотри! – сказал Винсент. – Этот танк показывают уже вторую неделю и никто не спрашивает, кто этот мертвый парень. Сумасшедшая страна! Разве у него нет матери где-то? Отца? Нет, сотни тебе не хватит. Вот еще полста. Какой у доллара курс сегодня?
Робин снова пожал плечами: стоимость доллара скачет тут каждый день. Он взял деньги и стал одеваться. На экране телевизора министр обороны России гордо показывал на карте Кавказа районы, «освобожденные» от чеченских боевиков в результате нового наступления российских войск.
– И я хочу есть! Please! – сказал Винсент.
Робин кивнул.
– Только не покупай гамбургер! Я знаю, что ты хочешь убить меня раньше наших клиентов, но я не могу жрать одни гамбургеры весь день! – Винсент закашлялся. – Jesus, я умираю! Где Александра? Я звоню ей весь день!.. – И стал снова набирать «Президент-отель».
Но Робин не стал ждать – Александра, как обычно, занята по горло с «фокус-группами». А даже если Винсент ей дозвонится, к чему ему слушать их разговор? Если бы Винсент не свалился в гриппе, он бы совершенно спятил от своей влюбленности. Хотя некоторые клиенты, два месяца назад оплатившие бронированные «мерседесы», уже стали всерьез угрожать взорвать их офис к чертям собачьим, Винсента, казалось, куда больше беспокоило совсем другое. Сопливый, больной, с высокой температурой, он швырял телефонную трубку и бегал по квартире, выкрикивая: «Я идиот! Дебил! Зачем я устроил Александру в этот ебаный избирательный штаб?! Она нужна мне! Нужна! Мне нужна сталь, кевларовые панели и Александра!..»
Под эти причитания Робин снова вышел из дома. Первоапрельское солнце прогревало снежные сугробы, на тротуарах и мостовой были грязные лужи, с крыш капали и падали огромные сосульки, но москвичи уже праздновали весну – на улицах было полно народа, в переулках мыли машины, при выходе из метро торговали ландышами и семечками, а в подземных переходах собирали подписи под плакатом «Горбачева – в президенты», играли в «наперсток» и раздавали коммунистические листовки.
Обходя лужи, Робин направился в ближайший банк обменять доллары на рубли. Хотя на внутреннем рынке в стране, даже по официальным данным, крутится не меньше двадцати миллиардов долларов и в большинстве магазинов все цены обозначены тоже в долларах, правительство запрещает магазинам торговать на твердую валюту, и продавцы принимают только рубли (но готовы поменять вам валюту, занижая, конечно, реальный курс доллара).
Однако в банке Робина ждала неудача – над окошком обмена валюты висела надпись: «РУБЛЕЙ НЕТ». Робин вздохнул, вышел из банка и наткнулся на ту самую веснушчатую двенадцатилетнюю девочку, которая переводила ему в прачечной.
– Hi! – сказала она. – Have you bought tags? (Ты купил бирки?)
Он отрицательно покачал головой.
– А ты был в старой прачечной?
Он снова покачал головой.
– Пошли! Я помогу тебе! Мне по пути! – И она решительно двинулась вверх по улице, явно гордясь своей ролью гостеприимной хозяйки города.
Робин пошел рядом с ней.
– Ты американец? Тебе нравится Россия? Кто ты по профессии? Как давно ты здесь? Ты первый раз в России? – сыпала она вопросами, и Робин жестами отвечал, что ему нравится Россия, что он механик по автомобилям, что он здесь уже два месяца и что это его первый визит в Россию.
А девочка продолжала сыпать вопросами:
– Как тебе мой английский? Ты видел Мадонну? Тебе нравится Майкл Джексон?
Так дошли они до дома с вывеской «ПРАЧЕЧНАЯ», и девочка уверенно толкнула дверь. Робин вошел за ней. Здесь работало «Русское радио», а за окном приемщицы были видны стеллажи с тюками стираного белья и несколько пожилых женщин в серо-белых больничных халатах, занятых сортировкой этих тюков. По радио звучала песня «Едут, едут по Берлину наши казаки». Одна из женщин подошла к окну.
– Здравствуйте, – вежливо сказала ей девочка. – У вас есть бирки?
– Есть, – ответила женщина. – Сколько тебе?
Девочка обрадованно взглянула на Робина и спросила женщину:
– А почем они?
– Четырнадцать тысяч.
– Fourteen thousand rubles, – перевела Робину девочка, хотя он и сам понял.
«ЗА ОДНУ ШТУКУ?» – изумленно показал он на пальцах.
– За одну бирку – четырнадцать тысяч? – спросила у женщины девочка.
– Не за одну, а за сто! – ответила та. – Сколько вам нужно?
– Fourteen thousand for hundred tags, – перевела девочка Робину. – How many you need?
Он показал «штук двадцать» и достал деньги.
– Двадцать штук, – попросила девочка у женщины.
– Мы на штуки не продаем, только сотнями. Сотню будете брать?
Девочка хотела перевести, но он показал: «о’кей, о’кей, вот деньги» – и протянул двадцать тысяч рублей.
Женщина положила перед собой моток бирок и открыла большую конторскую книгу.
– Паспорт! – сказала она.
– Passport, – перевела девочка Робину.
Но у Робина не было при себе паспорта, и он непонимающе показал рукой и глазами: «Зачем паспорт?»
– А зачем паспорт? – спросила девочка у женщины.
– А затем! Без паспорта бирки не продаем! – строго сказала женщина, но затем, оглядев расстроенную девочку и Робина, смягчилась: – Ладно! Имя, адрес и телефон? – и занесла над книгой авторучку.
– She wants your name, address and telephone, – сказала девочка Робину, но он уже и сам писал в своем блокноте:
ROBIN PALSKY. BRESTSKI STREET, 29, APT. 34. Tel. 264-56-27.
– Робин Пальский. Брестская улица, 29, – прочла с его блокнота девочка, и женщина записала в книгу его имя, адрес и номер телефона.
«CAN THEY SEW THESE TAGS TO MY LINEN?» – снова написал Робин.
– А вы можете пришить ему эти бирки на белье? Он иностранец, – сказала девочка женщине.
– Нет, бирки мы не пришиваем. – Женщина отдала ей моток бирок и сдачу с двадцати тысяч рублей. Робин хотел оставить эту сдачу девочке, но она категорически отказалась и вручила ему деньги. Они вышли из прачечной. Девочка сказала задумчиво:
– Я думаю, я знаю, зачем они требуют фамилию и адрес. Допустим, милиция найдет мертвого, которого ограбили. По бирке они установят, кто он, верно?
Робин кивнул, остановился у уличного ларька и жестами спросил у девочки, что она хочет: мороженое? шоколадку?
– Oh, no! Ничего! Nothing! – сказала девочка, но не устояла перед соблазном. – Or… may be a gum?
Он купил ей пачку жевательной резинки и шоколадку «Snickers».
– Thank you, – покраснела она. – Значит, тебя зовут Робин. А я Катя. Приятно познакомиться. О, мой троллейбус идет! Я должна бежать! Пока! – И в обход пешеходов убежала к троллейбусной остановке, крикнув уже на ходу, через плечо: – Я помню твой номер: два-шесть-четыре – пять-шесть – два-семь!
Он стоял и смотрел, как вслед за десятком пассажиров она поднялась в троллейбус и стала у заднего окна, помахав ему рукой, как закрылись двери троллейбуса и как он тронулся, унося вниз по Тверской улице эту маленькую русскую фею с веснушками. Только теперь он понял, что прачечная, куда она его отвела, была вовсе ей не по дороге, а как раз наоборот…
