Алексей Моторов - Юные годы медбрата Паровозова
Меня выписали за день до Нового года. Я вышел, держа в левой руке котомку с пожитками и книгами, на ступеньки крыльца главного корпуса. Немного кружилась голова и подкашивались ноги. Забыл уже за месяц, как по улице ходить.
И когда в автобусе, увозящем меня от больницы, с визгом закрылись двери, как будто занавес опустили за всей моей старой жизнью.
Большие перемены
Бытие определяет сознание. При всем моем неприятии теории Карла Маркса я полностью согласен с этим постулатом. Применительно к жизни человеческого общества подобное утверждение, по-моему, вполне справедливо. А что касается общества нечеловеческого, то какое нам дело, каким законам оно подчиняется.
Если человек не гений и не безумец, он всегда будет подстраиваться под те обстоятельства, в которые доведется ему попасть. Чаще всего это происходит бессознательно, тут и безо всякого Юнга понятно.
Но если меня бы спросили, по какой причине в Советском Союзе начался резкий крен, который был назван гласностью, я бы ответил:
– Это случилось для того, чтобы мне не скучно было торчать на больничном!
Таким образом, я искренне считаю, что мне, маленькому человеку, удалось изменить ход истории. Несогласные могут приводить разные доводы, спорить до хрипоты, но боюсь, меня им не переубедить. Я вообще давно понял, что не только личность подлаживается под общественную пружину, но часто бывает и наоборот.
Вот с чего бы это Горбачеву было затевать пресловутую перестройку? Абсолютно бессмысленный и даже вредный, с точки зрения партийно-номенклатурных понятий, акт. Продолжал бы себе вести страну проторенным курсом, плел бы традиционную гнусную демагогию, все делал бы как раньше, как те, кто управлял до этого, и горя бы не знал. Нет, он почувствовал, что медбрат Седьмой городской Леша Паровозов выписался из больницы и понятия не имеет, что делать с уймой неожиданно свалившегося на него свободного времени.
Говоря про уйму свободного времени, я немного преувеличил. Мне было чем заняться. Я ездил в поликлинику.
Многие сейчас же возразят, что всем доводилось бывать в поликлинике, подумаешь, занятие. Но я не случайно оговорился. Я не ходил, а именно ездил. Из Тушина, где я жил, на Коломенскую, где был прописан. Три раза в неделю.
Три раза в неделю я приезжал, стоял или, значительно реже, сидел в огромной гриппозной очереди. В ожидании приема я тратил от четырех до шести часов, а на дорогу в оба конца еще около двух с половиной. Кажется, нет ничего более унылого, чем очередь в поликлинике. Раз в год еще можно такое испытать для того, чтобы потом, выйдя на свежий воздух, со всей полнотой ощутить радость обыденной жизни. Но три раза в неделю – это было слишком.
Сам визит к врачу проходил весьма содержательно. Я заходил в кабинет и говорил: “Здравствуйте!” И не получал даже кивка в ответ. Продолжая стоять в дверях, так как мне никогда не предлагали сесть, протягивал сестре больничный лист. Та молча принимала его у меня из рук и передавала доктору.
Доктор по фамилии Валигузова, всегда в несвежем халате, брезгливо смотрела на эту синенькую бумажку, быстро делала там запись о продлении и передавала сестре. А сестра отдавала больничный мне, вместе с талончиком, всегда на послезавтра. Я говорил: “До свидания!” – и уходил. На всю процедуру моего поликлинического обслуживания доктор Валигузова тратила не более двадцати секунд.
Она даже не поднимала глаз. Наверное, боялась превратиться в соляной столп. Ей бы точно меня не признать ни на одном опознании, случись такое. А я лишь один раз отступил от своих протокольных “Здравствуйте!” и “До свидания!” – когда спросил эту росомаху, зачем устраивать наши встречи с подобной частотой. Та, естественно, не удостоив меня взглядом, с превеликим трудом впервые разлепила губы: “Так положено!”
Кем положено, куда положено? Ну почему они всегда так говорят? Да чему я тут вообще удивляюсь? Как будто не знаю, что из институтского выпуска терапевтами в поликлинику идут всегда самые серые, самые тупые, ничем не интересующиеся. Поставщик участковых терапевтов для поликлиник – это арьергард отстающих пофигистов, все шесть курсов пребывающих на грани вылета из института. А уже на рабочем месте они и вовсе стремительно деградируют, вот взять хоть мою Валигузову.
Самое интересное, что прикреплен я был к этой красавице по недоразумению. Вернее, со мной никто не знал, как поступить. У меня, по мнению врачей поликлиники, налицо был загадочный клинический случай. Долго судили, рядили и постановили отправить меня к невропатологу, потому что ведущей патологией была травма нервного ствола. А так как невропатолог болела, с легким сердцем отдали меня участковому терапевту. Спасибо, что не гинекологу. Хотя какая разница, кто закорючку в больничном листе ставить будет. У гинеколога, надо сказать, таких очередей не наблюдалось.
Но все-таки, когда мне закрывали первый больничный лист, я поинтересовался в кабинете заведующей, с какой целью мне надлежит так часто являться пред очи терапевта, которая не то что не смотрит на меня и мою руку, но даже со мной и не разговаривает. А может быть, рука эта уже давно отсохла или, наоборот, заработала? А может, я в процессе беседы скажу ей нечто, открою истину такой глубины, что сорвет она с себя свой нестираный халат, фонендоскоп, которым все равно никого не слушает, и пойдет тогда доктор Валигузова по дорогам в поисках высшей правды.
– Ирина Петровна – наш лучший врач! – строго сказала заведующая и, подумав секунду, с нажимом добавила: – И клиницист!
“Да, – думаю, – хватит здесь выделываться, задавать дурацкие вопросы, а то меня к худшему врачу и клиницисту определят живенько”.
Но заведующая вдруг увидела в больничном листе место моей работы и сразу потеплела. И хотя интенсивность моих посещений доктора Валигузовой не изменилась, со следующей недели мне начали делать лечебную физкультуру и массаж. Тут уж совсем стало хорошо, потому что оба массажиста – парень по имени Толик и девушка по имени Алла – были выпускниками нашего массажного курса. И пока Толик массировал руку, Алла вела со мной веселые разговоры.
А потом я, как и всякое создание, ставшее самим собой в результате эволюции, стремительно изменился, получив дополнительные полезные свойства как пациент поликлиники. И перестал приезжать ко времени, указанному в талончике. Я подходил к кабинету Валигузовой ровно за десять минут до конца приема. Передо мной не было никого.
Таким способом я экономил несколько часов в день. И на сэкономленные часы устраивал себе прогулки по центру города. Вот во время одной из них я и столкнулся с тем, что для себя буду считать первым и явным знаком тех изменений, которые впоследствии сломают всю эту коммунистическую систему к едрене фене.
