Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна
Она вырывается и направляется к своей пижаме.
Розина на время забывает о моем присутствии.
Вспомнив, она поворачивается ко мне, и мы смотрим друг на друга как два незнакомца.
У меня будто повязку с глаз сорвали. Земуй — отец Генет. Наверное, я — единственный, кто об этом не знал. Вот ведь дурак. Почему не спросил? А Шива знает? Те долгие часы, что полковник играл у нас в бридж… ведь Земуй тоже находился где-то рядом. Улики были налицо. Я слепой наивный болван. В письмах, которые я под диктовку Земуя писал Дарвину, никогда не упоминалось, что Генет — Земую дочь. Только все эти слова, написанные и сказанные, просто солнечные зайчики на поверхности глубокой и бурной реки, а что на дне, неизвестно; вспомни все те ночи, когда ты слышал, лежа в постели, мотоцикл Земуя, и представлял себе, как он в потемках под дождем бредет домой. Не одному тебе было его жалко тогда.
Розина знала меня так хорошо, что могла проследить за ходом любой моей мысли. Склоняю голову: а как же быть с уважением к моей любимой нянюшке? Краешком глаза вижу, что она тоже понурилась, словно подвела меня, словно ни за что не хотела, чтобы я узнал ее с этой стороны. Хочу сказать: «То, что ты видела, была игра…»
И не говорю ничего.
Из коридора доносятся шаги Шивы, ритмичный звук кастаньет.
Возвращается Генет в пижаме и, ни разу не обернувшись, уходит к себе. Розина за ней.
Шива в столовой, подходит к кухонной двери.
Гляжу на полки кладовой. В помещении остался легкий запах озона, который породили наши с Генет желания.
Шиву я не вижу, но слышу хорошо. Наверное, он знает, что произошло в кладовой. У частичек Шивы-Мэриона нет тайн. Слышу его шаги, звон колокольчиков большого браслета для танцев, который он надел. Да, точно, он танцует, будто пытается расширить мир или найти ритм, который внесет какой-никакой порядок в хаос.
Глава пятая
Знать, что тебе предстоит услышать
Казалось, ничего такого не произошло. Розина, как и прежде, ерошила мне волосы, как и прежде, гладила мне рубашки перед выходом в люди. Но за внешней, привычной стороной я стал видеть скрытую подоплеку. Она старалась не терять меня из виду и в случае чего грудью бы встала на защиту дочери.
Как Розина и боялась, в ту ночь тайное сделалось явным. Я, словно персонаж комиксов, оперся на скрытую панель, провалился и случайно оказался по другую сторону, совсем не там, куда стремился. Больше всего на свете я хотел быть рядом с Генет, и Розина это знала.
Я увидел в Розине новое измерение — назовем его хитростью. Такая же хитрость проявилась и во мне — мне теперь представлялось опасным делиться с ней мыслями. Но переживаний своих мне было не скрыть. Рядом с Генет вся кровь бросалась мне в лицо. Я забыл, как быть естественным.
Остаток каникул Генет вертелась вокруг Шивы. Его присутствие не вызывало неловкости, не то что мое. Я смотрел, как они ставят пластинку, расчищают в гостиной пространство, надевают браслеты и исполняют набор движений «Бхаратанатьяма». Я не ревновал. Шива действовал вроде бы от моего имени, как я был его доверенным лицом, когда играл с грудью Алмаз. Если уж я не мог быть с Генет, то пусть уж лучше с ней будет Шива.
Пожалуй, даже моя ищейкина способность обнаруживать Генет по запаху куда-то делась. Впрочем, может, и нет. Ведь мы больше не играли в жмурки. Сама мысль об этой игре внушала тревогу.
Я старался не попадаться на глаза Земую, когда он ставил под навес свой мотоцикл или когда полковник Мебрату приезжал на партию бриджа. Оказалось, полковник обожает садиться за руль своего «пежо», или джипа, или служебного «мерседеса»; недавно мне повстречалась их машина, и Земуй не крутил баранку, а гордо восседал на месте своего босса. Он улыбнулся мне и помахал рукой.
Когда мы с Земуем все-таки столкнулись, я так и выискивал, к чему бы придраться, очень уж много в нем имелось общего с Томасом Стоуном, хотя Земуй и встречался каждый день со своей дочерью. Но Земуй пожал мне руку, с радостным видом достал из кармана новое письмо от Дарвина, и мы с ним как ни в чем не бывало расположились на ступеньках кухни. Меня так и подмывало спросить: «А что ж ты дочку не попросишь прочитать?» Но тут до меня дошло, что у Генет с отцом не все гладко. Я читал и писал письма для Земуя, потому что дочка отказалась.
Как-то в пятницу вечером полковника попутным ветерком занесло в Миссию, и он ворвался в старое бунгало Гхоша, так и брызжа энергией. Через полчаса игра шла за двумя столами. Игроки — Хема, Гхош, Адид, Бабу, Эвангелина, миссис Редди и приглашенный новичок — целиком погрузились в карты, молчание нарушали только возгласы вроде «пас» или «три без козыря». Если все наперебой заговорили, это значило, что роббер сыгран. Я обожал быть рядом со взрослыми во время игры.
У полковника, только что вернувшегося из Лондона, были припасены бутылочка виски «Гленфиддик» для Гхоша, шоколадки для нас и духи «Шанель № 5» для Хемы. Курили сигареты «Данхилл» и «555» — еще один дар полковника. Хотя на Мебрату был блейзер и рубашка с расстегнутым воротничком, благодаря вздернутому подбородку и прямой спине казалось, что он в военной форме. Вот уйдет он, подумалось мне, и все остальные куклами осядут на пол, как по команде «вольно».
Эванджелина, отпрыск англо-индийской семьи, повернулась к полковнику:
— Птичка мне напела, что скоро мы будем вас величать «бригадный генерал». Это правда?
Мебрату нахмурился:
— Какие гнусные слухи! Какое порочное общество! И боюсь, Эванджелина, за всем этим стоите лично вы. Но в данном случае вынужден вас поправить, моя дорогая. Меня не будут величать «бригадный генерал» скоро. Я и есть бригадный генерал со вчерашнего дня.
Тут уже веселье грянуло на полную катушку. Земуй и Гебре дважды отправлялись за угощением в отель «Рас».
Поздним вечером генерал и Гхош болтали за коньяком и сигарами:
— В Корее в пятьдесят втором мы были одной из пятнадцати стран, составивших войска ООН. Я только закончил обучение, как угодил туда. Прочие страны нас недооценили. Они не знали, насколько храбры эфиопы, не слышали о битве под Адовой. Но мы показали себя в Корее. В Конго все уже знали, чего от нас ждать. Командиром у нас сначала был ирландец, потом швед, а на третий год командовать войсками ООН стал наш генерал Гуэбре. Знаете, Гхош, это была вершина моей карьеры в качестве военного. Больший успех, чем даже вчерашнее повышение.
Уж не знаю как, но Гхош понял, что со мной творится. Может быть, он заметил, что меня, в отличие от Шивы, не допускают до Генет, может быть, ему бросилось в глаза мое замешательство перед Земуем. Наверное, у меня на лице было написано, что я вплотную столкнулся со сложностью (чтобы не сказать лживостью) человеческой натуры. Я пытался разложить по полочкам открывшуюся мне правду, найти свое место, и мне очень помогало, что Гхош остался преданным отцом — не переменчивым, не надоедливым, а четко знающим, когда он мне нужен. Если бы до ушей Хемы дошло, что случилось в кладовой, я бы знал об этом через две секунды. А Гхош сохранял спокойствие, был готов меня выслушать и, похоже, не торопился рассказывать все Хеме.
