Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
Меня эта новость не удивила, не обрадовала. Я неотрывно смотрел на Лютика, который совсем недавно чуть не упек меня в психушку. Возможно, сумасшедший дом ничем не отличается от этого театрализованного балагана. И все-таки этот маскарад мне по-прежнему казался гораздо реальнее, дороже, роднее, чем старенькая сторожка, гороховый чайник на плите, рыжики в березовой кадушке.
Неожиданно меня подхватили десятки рук и стали качать, крича громкое: «Славься, Слава!»
Я взлетал вверх и на секунду видел чистое синее небо и тысячи маленьких звезд. И тут же опускался вниз, на крепкие руки. Вниз-вверх, вниз-вверх. Как мячик. И мне показалось, что такая она и есть, моя судьба, и такой она будет – то к небу и звездам, то к земле, к людям. Главное, чтобы у самой земли удержали сильные руки.
Наконец меня опустили на землю и почувствовал твердую замерзшую опору под ногами. Мне стало легко.
И я прямиком пошел к Вальке и доктору Кнутову. К этим простым и сильным персонажам из моего прошлого фильма. За мной бежали театральные костюмы и маски из моего настоящего.
– Ростичек, солнышко, – пищал мне вслед Лютик и резко притормозил возле нас. – Я же тебе забыл сказать главное, самое главное! У меня такая идея!
Его лукавый взгляд молниеносно перебегал с моего лица на лицо Ростика, и наоборот.
– Это гениальная идея! И получится гениальный фильм! К черту эти павильоны, к черту эту городскую натуру! Следующий фильм мы будем снимать здесь! А какой кислород! А какие сосны! – Лютик бегал возле нас, шумно вдыхая и выдыхая воздух. – Ты сыграешь лесного бога! Вот этого бородатого, неуклюжего лесника. – Он бесцеремонно ткнул пальцем в Ростика. – Его здесь так и называют – лесной бог! Кстати, вы чем-то похожи, ребятки. Пожалуй, звериным взглядом. Только ты, Росточек, озверел от кинематографа, а этот бородатый дикарь – от жизни в лесу. Соглашайся, Ростичек! Пошли всех Аленов Делонов подальше! Франция далеко, и мы ей не нужны! Мы нужны здесь! Согласись, раз в жизни выпадает шанс играть бога!
Мы с Ростиком переглянулись. В его глазах был вопрос. В моих – ответ. И ему мой ответ понравился. Я посмотрел на Лютика.
– А не послать ли мне тебя подальше, режиссер! – В моем взгляде было столько злости, что Лютик попятился.
Он не забыл, как я его ударил. И я подумал, что этот удар он хорошенько запомнил и записал в свою черную книжонку обид. К тому же Лютик обязательно припомнит, что я так не похож на него, как и Ален Делон. Настоящие враги в моей судьбе уже появились. Появятся ли настоящие друзья?
Лютик поднял перед собой руки, шутливо защищаясь. Он не обижался. Я давно понял, что больше всего нужно опасаться людей, которые совершенно не обижаются. Никогда нельзя прочесть по их лицам, что они думают. И в любую минуту они могут нанести удар из-за угла.
– Что ты, Ростичек! Что ты, солнышко! Старую дружбу нелегко перечеркнуть. А вот кто старое помянет… Не поминай старое. Ненароком лишишься глаза. Хромающий артист – еще куда ни шло, можно сыграть Овода. А зачем мне артист без глаза?!
Лютик весело хохотнул. Но в его круглых заплывших глазках промелькнула ядовитая стрела. В меня она не попала.
– Мы тебя ждем в пансионате, Ростик. – Лютик меня крепко обнял. – Нам нужно о многом поговорить. А ты хитрый, чертяка. Я тебя, пожалуй, недооценил. Такой пиар для тебя придумал! Такую мощную биографию сочинил! Видите ли, он – двойник! Правда, попахивает мелодрамой. Если бы ты еще память потерял. – Лютик пискляво хохотнул и вновь меня обнял, приподнявшись на цыпочки. Словно пытаясь до меня дотянуться. – Что ж, брат, признаюсь и каюсь. Ты меня обыграл! Это же надо! А меня, Ростичек, мало кто в жизни обыгрывал! Да уж, сейчас не проходят ни смазливые Алены Делоны, ни чванливые Волконские. Думаю, нам с тобой еще предстоит сыграть Моцарта и Сальери. Запомни хорошо, Росточек, они повязаны даже после смерти. Их ничто не может разлучить – ни время, ни вечность. И даже биографы! А сегодня, мой дорогой, ты заслужил бурные аплодисменты и громыхающий салют!
Внезапно, как по команде, раздался грохот петард. Цветные огни стремглав полетели вверх, растворяясь в темноте. Блестящие искры салюта опадали на лапки елей. На заснеженную траву полетело разноцветное конфетти. Под этот громыхающий салют театрально уходил Лютик с командой, весело размахивая черной лаковой тростью. Он оставлял за собой последнее слово. Сегодня в мою честь он устроил праздник. Что будет завтра? И что посыплется на мою голову вместо конфетти, что будет стрелять в мою спину вместо петард?
Но я не боялся. Я уже был готов ко всему. Это только моя судьба. И эту судьбу я начинал любить.
Я стоял напротив Вальки, ее мужа и доктора. Валька с восхищением смотрела на знаменитого артиста. Доктор Кнутов – со сдержанным почтением. Взгляд Ростика был устремлен вдаль, вслед удаляющемуся балагану. И я прочитал в его глазах откровенную грусть. Он, как и я, сегодня прощался со своим прошлым навсегда. И немного о нем жалел.
– Как жаль, – вздохнула Валька, – вам нужно уезжать. А мы так мало были знакомы.
Мы знакомы тысячу лет. Но это уже не имело значения.
– Но, конечно, там вас ждет Ален Делон, съемки, презентации, другой мир, так не похожий на наш.
Да, действительно не похожий. И я уже не питал к нему отвращения, мне нужно было там жить. Когда-то я думал изменить этот мир, но проиграл. Он изменил меня. Разве можно бороться с целым миром? Но я все же попробую.
– Но, возможно, вы вернетесь. – Доктор Кнутов от неловкости закашлял. – Ваш режиссер что-то говорил о фильме про лесного бога. Это вполне удачная идея.
– Не знаю. Все может быть…
И если я вернусь, то мне останется лишь сыграть свое счастье, счастье лесного бога среди этих полей и лесов, среди птиц и зверей. Ростику остается быть счастливым вместо меня.
Когда я сюда возвращался, то был уверен, что меня узнают. Меня никто не узнал. Я оказался не к месту, я стал чужим. И я не мог винить этих людей. Они помнили меня совершенно другим и в другой жизни, теперь напоминающей хорошее кино. Изменить уже ничего нельзя. И я не хотел менять. В конце концов, я не имел права рушить чужое счастье, которое вполне могло быть моим. Закон оставался на моей стороне. Но что такое закон по сравнению с судьбой, которую я когда-то поменял по собственной воле. И теперь должен исполнить перед ней долг, который на себя принял. И мне подумалось, что все не так уж трагично. Валька – это Рита, Чижик – Джерри. Я – Ростик. Главные персонажи повторялись.
Мне предстояло уехать, чтобы исполнить обязательства Ростика, которые стали целиком моими. И мне самому придется разбираться в этой судьбе, которая стала моей. С Лютиком у меня разговор будет краткий. Я сумею отомстить и за себя, и за остальных, а возможно, и за Алена Делона. А потом… Нужно еще сделать памятник Любаше и ограду, и чтобы обязательно скрипела калитка. Нужно помочь Лиде, пожалуй, она сможет сыграть надменную топ-модель. Нужно поговорить с Биной, попытаться убедить ее, что кроме кино есть тысячи других профессий. И не обязательно для этого искать продюсера. Я вспомнил, что нужно кардинально решить вопрос с Даном, вернуть студенту все права на его рассказ. Возможно, я ему предложу написать сценарий о лесном боге. Да, еще самое главное – Рита. Нужно спасать эту девочку, пока не поздно. От Лютиков, Подлеевых и всего их кинематографа. Может быть, я подарю ей щенка. И конечно же Вика. Ведь она меня ждет. Вернусь ли я к ней? Скорее, скорее домой, у меня столько дел, столько нерешенных вопросов. Домой… Я уже знал, где мой дом. От прошлого ничего не осталось.
Чижик завыл жалобно и протяжно, он всегда умел читать мои мысли. И я взял его на руки. Его грустные полуслепые глаза не мигая смотрели на меня. Его теплая взъерошенная шерсть щекотала мои ладони. Единственное, что я заберу из прошлого – это Чижика. Только он смог узнать меня. А значит, он со мной, в настоящем. И во второй раз я его предать не могу.
– Я его возьму с собой, – настолько решительно заявил я, что все оторопели.
– Но это невозможно! – Доктор даже снял кепку. И снег стал падать на его лысеющую голову. – Это же собака, она как член семьи. Она всю жизнь была с нами, здесь ее родина, здесь ее хозяин.
– Он возьмет ее с собой, – так же решительно заявил Ростик. И тут же повернулся ко мне. – Чижик полюбил вас, он никого так и не смог полюбить. А родина для собаки там, где она любит.
Валька бросилась к Чижику и, плача, стала целовать его узкую морду. Потом медленно подняла на меня мокрое, опухшее от слез лицо.
– Но Чижик совсем больной, он старый, полуслепой. Вы… Вы берете его только чтобы похоронить.
– Пусть будет так, – вздохнул я.
Чижик повеселел и благодарно лизнул мои руки.
– Вам, наверно, нелегко пришлось в жизни, Ростислав Евгеньевич. – Доктор пристально смотрел на меня, словно пытаясь вспомнить, где видел раньше. – Вы, наверно, кого-то бросили, и вас мучит совесть.
