Павел Кочурин - Изжитие демиургынизма
Сухов слушал, кивал головой. Если правде в глаза глядеть, он же и подтолкнул Ивана на "доставания". Помог получить доильные аппаќраты "тандемы". Ивана и взяла идея усовершенствовать комплекс… Чья вот вина, что всего и везде не хватает? И остает-ся одно из двух: закрывай глаза "на доставание". А кому-то, на кого глаз ляжет, выделяй "фондовый дефицит". Но уж с других, кто "достает", ниќ чего не спрашивай… И тогда кто ты такой?.. А можно и хладнокровно держаться "установок". За ничего неделанье тебя не осудят. Да и коќму осуждать, если все одинаковые. Разве что тот тебя подловит, кто через тебя рвется к власти, к высокой должности, ярый демиургын.
— Действуй, Иван Дмитрич. Поступай как дело велит, — сказал Михаил Трофимович. — И доставай, опыт есть. — Осознавал, что советская власть в беспомощности своей расписалась. Но и тут неправым себя не посчитал: "позволение" в интересах дела.
Поехали в бывший коринский нагуменник, оборудованный под молотиќльный ток. Для него тоже требовалось железное оборудование. Не треќбующем "доставания" была только жажда дела сведущего мужика-крестьќ янина: "раб-отника". Но какой святой долж-на быть эта жажда у него, чтобы понуждать к противодействиям демиургынам. Но опять же ни о чем таком ни Иван, ни Дмитрий Данилович словом не обмолвились. К чему?.. К высказу о том липнет "анти", а к нему само собой прибавќ ляется слово "советский". У желателя что-то сделать по зову души всегда выискивается "антижелатель" в самом же себе. Это современќный Обломов. Но не прежний в силу склада характера, а убежденный, а что выгодней одолевать "желания" свои. И как вот тут колхозным крестьянам, тем, кои жаждут дела по правде, свою силу приќложить?.. "Антижелатель" тебя и остудит.
За обедом разговор все же зашел о мужиковом житье-бытье. Не мог не зайти. Как его обойти, коли у тебя гостем высокое начальство, а на столе твоем свое кушанье не-обычные. У гостя к тебе невольный вопќрос: откуда такое и как, коли все колхозное. Это и подталкивает к обобщенным высказам о бытие, определяющем сознание. Сознание-то не больно в ладу с бытием.
Михаил Трофимович сказал, что самое пагубное в наше время плыть бревном по течению. И при этом бояться шевельнуть правилом, чтобы пристать к облюбованному берегу. Не положено. Но и сидеть на бревне опасно — затянет в стихийный океан, откуда не просто будет и с правилом выбраться… Это были памятные высказы дедушки Данила, Моховского председателя колхоза. В уединенных беседах он и высказывал с деликатной осторожностью свои мысли ему вот, Сухову, тогдашнему их "Перќвому". Они запали в душу и вот обжигали. И как-то по своему наставляли теперь председателя Облисполко-ма… К этим притчевым высказам дедушки Данила Михаил Трофимович прибавил вит и свою мысль — об океане стихийном, куда их вроде бы уже видимо заносит. На ос-торожное слово Дмитрия Даниловича, что охочих среди нашего брата шеќвельнуть прави-лом почти уже и нет, а кто пытается, того тут же и остращают, председатель Облисполкома отозвался:
— В том-то вся наша и беда, что за боязнь ослушаќться ждем похвалы. А если к тому в усердии и солжешь в угоду — награќдят и в передовики выдвинут.
И все же, несмотря на доверительный и прямой разговор. Собеседниќков угнетала какая-то раздумная затаенность. Она заставляла Михаила Трофимовича в чем-то усты-диться их вот, смиренных в своей простоте, крестьян колхозников. Как и они, так и он сам, грешен в боязни ослушаться. И тоже с усердием угождает демиургыну, стоявшему над ним. Отвлеченно глядя перед собой в какую-то даль, узреваемую лишь мыслью, вы-молвил в утешение себе и пахарям:
— За то, что тут у вас и у нас стряслось, простите Советскую влаќсть за эти разные комиссии. Власть-то, выходит, не такая заботливая о человеке, коим держится. Больше печется о массе безликой. В демиургыны, кои вершат ее, пробираются корыстолюбцы. У них и память своя, тоже корыстная. Я вот власть, вижу пороки, но все ли могу… Мокри-цами называл дедушка Данила склизкую поросль, прячущуюся от свеќта правды. — Но тут же, по высказе этих слов Суховым-человеком, зазудил в нем его первый "я" — Сухов де-миугрын. И он, привычно, словќно с трибуны, произнес с подъемом: — Но все меры при-мем, одолеем, поќбедим эту хворь… — Чего-то недоговорил, осекся: "Как побеждать-то?.. Ведь прежде надо признать ее, увиќдеть в себе… А как, коли с ней свыклись?.."
Дмитрий Данилович с Иваном опустили головы. В глазах Светланы блеќснула игривая улыбка. И Михаил Трофимович, поняв всю нелепость своќего последнего высказа, сделанного вроде как не по воле своей, поќправился уже словами другого Сухова в себе:
— Главное-то понять общий наш недуг, признаться себе, что больны. А как решить-ся. Порой признаваться-то надо в дурости своей собствеќнной. А покаянного тебя может подловить другая каверза: бездумное самобичевание, опять себя же, но уже под новым лозунгом — жить лучќше!.. А что для этого надо работать лучше — забудется. Вот порок на-шей теперешней обломовщины… Но петухи-то не бездействуют, прокриќчат, что пора про-сыпаться.
Михаил Трофимович в напавшей на него стихийной решимости высвобоќждал из демиургынова плена свою душу. Да и перед кем ему еще было исповедоваться… А им-то, принимавшим его исповедь мужикам-крестьяќнам, каково было нести, без осознания ско-рых перемен, свой крест праведников под игом демиургызма.
Светлана сторонилась мужского разговора. Отходила от стола к печќке, чтобы не соблазниться на свое слово и не высказать то, что веќртелось на языке: "О чем раскудахта-лись-то, петухи! Ведь еще потеќмки…" Со стороны прислушивалась к рассуждениям де-миургына и паќхарей-колхозников. Сухова она тоже принимала к страждущему люду ко-лхозного мира. Только и всего, что время выпихнуло его из низов в эти самые демиургы-ны. И вот он, стараясь понять себя такого, ищет собеседников. И подумала с усмешкой: им бы вот сейчас кондового мужичка-сократа в собеседники. Он бы и навел на толк свои-ми немудќреными выспросами. Этим Сократом могла бы стать и она. Но ее высказы могли бы окуражить председателя Облисполкома. И в нем и взял бы верх демиургын. А так, в полумолчании и пахарей, и ее вот, Сократихи юбке, он и поосвободил себя от того, что накопилось в должностном принуждении… Но вот поле-то, сотворенное мужиком-крестьянином, Дмитрием Даниловичем остается колхозным. Оно — ничье, бесхозное. И творитель его, считая его как бы своим, может быть отринут от него особо активным де-миургыном. А то и так случится, что самим Суховым по указке того демиургына, что над ним. Творец Божий всегда бескорысќтен и гоним завистью тленной.
3
Самой Светлане мысли о неотстанном ожидании пахарями благих перемен, на-веивались рассказами о дедушке Даниле. Задумав повествование о нем, о роде Кориных и доме их, она собирала воспоминания о Даниле Игнатьиче. Записывала в свою тетрадь рассказы о нем тех, кто знал его. Записала и разговоры с Михаилом Трофимовичем Дмитрия Даниловича, Ивана и свои во время дойки Питерянки. В них тоже дедушка Данило был как бы главным лицом. Фамилию Сухова в записях не упоминала, излагала высказы вроде услышанные от "никого". В эти ее раздумья о дедушке Даниле и Михаиле Трофимовиче какой-то тихостью вошли слова, услышанные в очереди у магазина. "Что толковать-то, — вымолвила бабушка ученика Саши Кринова, — человек повелся многодонный". Сказано это было без какого-то осуждения такого человека, а как бы даже в похвалу за эту его многодонность. Тут же из-за спины бабушки другой голос: "И то сказать, как нынче без того жить-быть".
Светлана не придала этим высказам какого-то особого значения. Они как бы теря-лись в общем досужем говорении. Мало ли неожиданных высказов об этом самом своем житье-бытье, как бы просто объясняющих жизнь уложившуюся. А тут вот, раздумывая о застольных разговорах с высоким гостем, слова о многодонности нынешнего человеќка назойливо и выползли наперед. Эта многодонность увиделась и в самом председателе Облисполкома, Михаиле Трофимовиче. Да и в нем ли одном. Она стала самозащитой как самих демиургынов, так и "раб-отников" от них. У одних эти "донья" потолще и понадежней припрятаны, а кое у кого совестью уже выдавливаются наружу. Но без "донышек" затаенных, под коим сокровенное прячется, как уцелеть и матерому демиургыну. И само собой мысленно высказываќлось как бы уже целостное понятие: "Многодонный демиургын". И повторялось услышанное у магазина: "Иначе-то как жить-быть". Это уже липло и к Михаилу Трофимовичу: "Иначе-то как и ему".
И вслед за этими раздумьями укорный выспрос и самою себя: "А мыќ-то сами все — какие? И ты вот сама?" Тоже ведь не без такого потаќенного донышка… Может и вправду без этого уже нельзя при демиургызме?.."
Так выходит, что беды в нас от веков. И скапливаем мы их в себе своим окаянст-вом. Ходим непокаянными по земле отчей, втаптывая в нее прегрешения свои вольные и невольные, мысленные и действенные. Дом Кориных тоже вот держит свои думы о Дани-ловом поле и тайну о Татаровом бугре и Лягушечьем озерце под особым своим доныш-ком. И самой Светлане наречено быть причастной этой тайне.
