Андрей Рубанов - Готовься к войне
— Убери, Христом-богом прошу… иначе погубишь и меня, и себя… убери эту… мы ж вчера все обсудили…
— Я перезвоню, — сказал Знаев и нажал кнопку.
Нога болела все сильнее. Болело все. Но не настолько, чтобы тормозить на полпути. Хорошо, что не лег спать. Через два часа никак бы не проснулся. И через шесть часов — тоже. А если бы и проснулся — не смог бы встать.
Медленно, по частям погрузил себя в машину. Поехал. Дуб, добрый друг, поскреб веткой по стеклу. Поддержал морально. Спасибо, чувак. Ты такой же, как я. Растешь без выходных, днем и ночью. Мы с тобой знаем великую тайну: человек — вовсе никакой не венец творения, не царь природы. Какой из него царь, смешно даже. Девяносто девять процентов совокупного живого вещества на Земле составляют растения. Они и есть истинные хозяева пяти материков. Что человек? Так, незначительный вирус. Забившись в душные комнатки, испускает углекислый газ. Завтра прилетит из космоса камешек размером с башню «Федерация» — и нет человека.
Набрал номер собственной приемной. Заставил себя говорить властно, очень спокойно. Поинтересовался у Любы, что происходит.
— Масса событий, — тихо ответила секретарша.
— Гости приехали?
— Да. Четверо. Злые. Заперлись с Алексом в его кабинете.
— Принеси им кофе.
— С какой стати? Они мне нахамили, а я им буду кофе носить?
— Прости им это.
— Как скажете.
— Простим угрюмство.
— Не поняла.
— Простим угрюмство! — процитировал Знаев. — Разве это — сокрытый двигатель его? Он весь — дитя добра и света, он весь — свободы торжество.
— Опять не поняла.
— Ничего страшного, Люба. Потом поймешь. Когда принесешь гостям кофе — скажи, что я уже еду.
Женщина помедлила.
— А вы… правда едете?
— Правда.
— Алекс сказал, что вас сегодня не будет.
— Алекс ошибся. Меня сегодня будет, Люба. И меня сегодня будет очень много. Меня будет так много, как никогда раньше. Причем с каждым новым днем меня будет все больше и больше. Личная экспансия, понимаешь?
— Нет.
Знаев испытал легкое раздражение, но потом вспомнил, что он платит своей секретарше именно за это: чтоб она почти ничего не понимала.
— Иди к гостям, — велел он. — Вари кофе.
Ехал долго. Выбрал хитрый маршрут, в объезд. По широкой дуге обогнул Москву — с северо-запада на север, потом на северо-восток. Дороги здесь были плохие, узкие, пыльные, со множеством поворотов и знаков, то ограничивающих скорость, то отменяющих ограничения, то отменяющих предыдущие отмены; да и сам банкир был плохой, в голове шумело, шея не поворачивалась, однако справлялся, обгонял вереницы грузовиков, везущих кирпич, доски, шифер, — ничего не поделаешь, разгар дачного сезона, ты построился — теперь пусть другие строятся, не одному тебе жить в удобном доме и кислородом дышать…
Когда прибыл и вытащил телефон, почувствовал себя идиотом. А вдруг не застал? Вдруг зря потерял время?
Не своим голосом произнес:
— Привет, это я.
— Привет, — сказала Алиса. Прозвучало приветливо, без тени настороженности. Знаев несколько повеселел.
— Я надеюсь, ты дома?
— А где еще быть безработной девушке?
— Спустись, пожалуйста.
— Боже мой. Ты где?
— Под твоим окном.
— Вообще-то, я еще сплю.
— Я подожду сколько надо.
Она вздохнула. Сейчас скажет: «нет», — придется утереться и уезжать к черту.
— Хорошо. Я сейчас.
Сначала появилась деловитая кошка — помедлила на щербатых ступенях, исчезла в кустах, — несколько облезлая, но вполне самодостаточная миниатюрная пантера, такие водятся только в уютных провинциальных городишках, тогда как ледяные мегаполисы — вотчина бродячих собак, печальных, заискивающих и жалких.
Бывшая сотрудница банка тоже выглядела не идеально: спортивный костюмчик, трогательно дешевенький, волосы забраны в хвост, нелепые шлепанцы — своя в доску, герла «с нашего района», на две минуты выбежала, не хватает только мусорного ведра с торчащими оттуда селедочными хребтами. Лицо серьезное, но не до конца серьезное. Пока обходила машину — смотрела в сторону. Усевшись, не стала полностью закрывать дверь — как будто приготовила путь к бегству. Как будто испугалась, что сейчас банкир рванет с места, украдет, увезет навсегда.
— Как дела? — спросил он, не поворачивая головы.
— Нормально.
— Жаров не звонит?
— Звонит, — четко ответила девушка после паузы. — Каждый день. Вчера вечером звонил… И сегодня утром — тоже.
— Ах вот как, — сказал банкир и ощутил в горле сухость. — Расскажи о нем. Что-нибудь. А то мы с ним давно не виделись.
— У него все отлично. Он наслаждается жизнью.
Банкир помолчал. Опять попробовал повернуть голову — шея не подчинилась.
— Алиса, зачем ты так со мной?
— Как?
— Жаров разбился. Сегодня ночью. Сейчас он в больнице. В тяжелом состоянии. Он не мог звонить тебе сегодня утром. Он, может, вообще никогда тебе не звонил. Или звонил, один раз, для забавы… Зачем ты меня обманывала?
— Чтобы посмотреть, как ты ревнуешь.
— Посмотрела? — Да.
— И что? Интересно было?
— Не в этом дело. Когда ты… ревновал, ты был… самим собой. Настоящим. — Теперь она говорила медленно: подбирала слова. — А не тем… в кого ты себя превратил.
— Тот, в кого я себя превратил, мне нравится. Он хороший малый. Прикольный. Правильный.
— Я рада за вас обоих.
Последняя фраза прозвучала почти враждебно. Как это у них получается, с философским любопытством подумал Знаев. Двадцать семь часов назад эта женщина стонала и покусывала мочки моих ушей, и позволяла делать с собой все, что я хотел, — а сейчас мне боязно даже дотронуться.
— Не вредничай, — попросил он.
— Зачем ты приехал?
— Позвать тебя обратно. Вернись, пожалуйста. Мне без тебя плохо. Вся жизнь к черту летит…
— Из-за меня?
— Не знаю, — искренне сказал Знаев. — Но я чувствую, что, если ты вернешься, все сразу наладится.
— Почему ты на меня не смотришь?
— Шея не крутится.
— Что случилось с Жаровым?
— Авария. Автомобильная.
— И ты, — утвердительно произнесла девушка, — тоже был в этом автомобиле.
— Нет. Меня там не было.
Она вздохнула.
— Вот именно поэтому я к тебе не вернусь. Потому что ты присвоил себе право на обман. А когда тебя обманывают другие — бесишься.
— Я больше никогда тебя не обману. Возвращайся.
— Нет.
— Объясни, почему.
Он все-таки сумел повернуться, всем телом — и тут же увидел ее глаза. Оказывается, пока он сидел к ней в профиль, рыжая сверлила взглядом его висок. А он ничего не почувствовал. Старею, что ли? Или голову отбило?
— Почему… — задумчиво повторила Алиса. — Потому что в это невозможно поверить. В нас с тобой. Ты богат, я нищая. Ты банкир, я никто. Ты поиграешь мной — потом выбросишь. Будь реалистом.
Дожил, — подумал Знаев, не сумев удержаться от горькой усмешки. — Девочка годится мне в дочери — и велит быть реалистом. Ребенок рекомендует взрослому повзрослеть.
— По-твоему, я не реалист?
— Конечно, нет! Ты не принимаешь мир таким, какой он есть. Ты не принимаешь себя таким, какой ты есть. Ты и меня не примешь… А я так не хочу…
Она протянула руку, мягким пальцем провела по царапине на его лбу. По-особенному, без намека на нежность: уважительная, но все-таки дежурная забота женщины, которая вчера с тобой спала, а сегодня решила, что хорошего — понемножку.
— Ты умная, — выдавил банкир.
— Спасибо.
— Ты должна понять, — продолжил он. — Я могу принять тебя такой, какая ты есть. Но… я не могу принять мир таким, какой он есть. Тебя принимаю… а все остальное — нет.
— А твои друзья? Твой ребенок? Твой банк? Твои родители? Их ты тоже не принимаешь?
— Друзья, банк, ребенок, родители — это я сам. А все остальное надо переделать.
— Зачем?
— Улучшить.
— А если у тебя не получится?
— Это неважно.
Она опустила глаза. Нелепый костюм ее не портил.
— Я верю тебе. Но я не верю в нас с тобой.
Она ничего не понимает, с обидой подумал Знаев. Она не понимает, что значит для взрослого серьезного мужчины — мягко сказать, занятого, — вот так приехать к той, которая только вчера сказала «нет», — чтобы попробовать отговорить.
— А в любовь ты веришь? — спросил он.
— Хороший вопрос.
— Знаю.
Алиса невесело вздохнула.
— Да. Верю. Но я не верю, что ее можно найти там… — она показала рукой куда-то вдаль, а лицом изобразила непонимание и пренебрежение. — На твоей территории. Между подвалом с золотом и магазином для войны…
Не трогай мой магазин, хотел крикнуть Знаев, однако промолчал, стиснул зубы. Снова стало его подминать самолюбие, как прошлой ночью на обочине, возле искореженного, готового полыхнуть чудо-автомобиля. Девочка хотела, теперь не хочет — с какой стати я ее уговариваю? Что это за сцена в стиле «богатые тоже плачут»? Дрянь, пошлятина, я теряю время…
