Евгений Будинас - Давайте, девочки
Но пролетел, обретя все те неприятности, которые, собственно, и предвидел в самом начале, когда решал усесться за этот карточный стол, хорошо зная, к каким последствиям приводят подобные решения, даже без всяких болезней.
А тут еще и медицинский диагноз…
Многовато… Много, слишком часто, и совсем безжалостно, уже как бы даже неотвратимо стала жизнь его пинать, как бы испытывая на прочность его природную живучесть и от отца унаследованный оптимизм…
Но даже по стальным мостам нельзя ходить в ногу.
10Впрочем, опускать руки он не собирался. Он даже не слишком паниковал, сразу попробовав отнести болезнь в ранг очередной неприятности – из букета, где только и надо все грамотно разложить и пересортировать. Чтобы по веточке весь этот цветастый веник переломать.
Первым делом он пригласил на ужин местного профессора-консультанта, который руководил его обследованием и, по просьбе Витьки-Доктора, занимался «известным писателем» не формально.
– Без операции у меня есть хоть какой-нибудь шанс?
Профессор смотрел на него молча. Рыжюкас понял, что тот имеет в виду. И согласно кивнул.
– А после операции?
Профессор виновато улыбнулся. Интеллигентные литовцы – народ мягкий до тошноты. На прямые вопросы тут не очень любят отвечать прямо.
– Хорошо… Ну все-таки, сколько у меня… осталось времени? – спросил Рыжюкас, что прозвучало как-то слишком уж банально.
Тот промолчал. Теперь его молчание показалось Рыжюкасу слишком интеллигентным.
– Хорошо… – Он терпеливо зашел с другой стороны. – Скоро Рождество, потом Новый год, на праздники в больницах делать нечего… За это время я не спеша изыщу средства на операцию, подберу клинику, где возьмутся ее делать… Значит, после праздников я этим и займусь?
Рыжюкас уловил в собственном голосе заискивающие нотки. Похоже, он чересчур «шестерил», подстраиваясь к консультанту.
– За месяц-два я как раз завершу какие-то дела, раскидаю всю мелочевку. – Он уже не спрашивал, а уговаривал.
Профессор задумался. «Ну почему они ничего не видят? Почему не понимают, что даже ботинки нужно чинить вовремя. Почему потом сами не хотят думать и все время ищут крайних? Почему этому "известному писателю" так хочется услышать все от меня? Мне, например, ничего такого от него услышать не хотелось бы…»
– О, эти мелочи, эти наши «неотложные» дела, – сочувственно вздохнул профессор, – они всегда так отвлекают нас от первостепенного…
Рыжюкас подумал, что он уже не хозяин положения, во всяком случае, он не слишком волен выбирать. И устанавливать себе сроки. От этого следующий вопрос он задал уже совсем заискивающе:
– Не дотяну?
– Мне кажется, надо бы поторопиться… Тут бы уложиться недельки за две… В крайнем случае… На все про все. Но…
Рыжюкас насторожился.
– Вы, конечно, меня извините, – вздохнул его собеседник, воспитанный хорошо, пожалуй, до полной невразумительности, – но на вашем месте я все-таки бы подумал… Стоит ли вообще затеваться с такой очень сложной, я бы сказал неординарной операцией…
– То есть вы считаете, что меня можно и не резать?
Профессор испуганно отшатнулся. Ничего такого он не говорил.
– Понимаете… У западных врачей, они там люди, как бы это мягче выразиться, более прогматичные, я бы сказал рациональные, так вот у них сейчас очень в ходу такое понятие: качество жизни… Продлевать жизнь, да еще с большим риском и – снова меня извините, но слишком дорогой ценой, конечно же…
Рыжюкас посмотрел на него с напряженным выжиданием: ну же, ну! Ну, скажи же, что продлевать жизнь не всегда рационально…
Профессор вздрогнул, как если бы Рыжюкас подумал это вслух. И испуганно продолжил:
– Конечно же, стоит… Особенно, если есть шанс, что это надолго… И какая-то надежда, что удастся обойтись без множества… Ну, то есть, чтобы потом все… полноценно… качественно жить – как они там говорят – по мере возможности активно… Мне приходилось сталкиваться…
У вас ведь, наверное, судя по вашей известности, да и вообще, слава, профессия, было немало женщин, а если вдруг приходится как-то сразу…
– Женщин было столько, что это уже не проблема… – сказал Рыжюкас. – Теперь я с удовольствием занялся бы собой.
– Это да, это конечно… Особенно если физическое состояние… если как-то обходиться без боли, да чтобы не слишком обременительно для окружающих… Я бы, пожалуй, все взвесил…
Что бы он взвесил? Что нужно положить на другую чашу весов?!
Рыжюкас изобразил готовность подняться из-за стола. Профессор тут же вскочил с явным облегчением.
– А вообще посоветуйтесь с домашними… Может быть у вас есть здесь близкие, ну конечно же, у вас есть родственники, может быть близкие друзья? Дело ведь тут больше даже не в медицине… Она ведь только инструмент… Вот с решением важно не откладывать… К Рождеству лучше бы все и предпринять, если, конечно…
– Если, конечно, что?] – заорал бы Рыжюкас на этого интеллигентного гробовщика.
Но сегодня за ужин платил он. А это обязывает вести себя с гостем внимательно и тактично. Даже если тот слишком хорошо воспитан.
11Ночью ему приснилась Малёк. Они пришли к нему в палату вдвоем с профессором. Им захотелось поговорить.
– А почему это у тебя рак? – спросила она игриво.
– Человек не может выдерживать такую жизнь. У рака бывает только одна причина – жизнь.
– Правильно! – обрадованно подскочив, заорал интеллигентный профессор. – А я вам что вчера говорил?! Я всем хожу и доказываю, что рак это не начало, а конец. Как и принципы, с которыми заканчивают жизнь, а не начинают… Рак приходит к самой разборке, когда тебя совсем измотает. Когда сил остается только на то, чтобы помолиться.
– А денег, – засмеялась Маленькая, – чтобы поставить свечку…
– Свечка не поможет, – вдруг заплакал профессор. – Рак приходит, когда уже поздно. Дождавшись, когда ты сломаешься, он, как голодный шакал, принимается пожирать твои останки.
– Стойте! – выкрикнул Рыжюкас. – Я знаю, где выход, он всегда там же, где и вход.
– Вы можете посоветовать что-то рациональное?! – опять обрадовался профессор. Выход он и сам искал. Правда для себя, а не для консультаций.
– Наше спасение – Качество Жизни! – уверенно выдал Рыжюкас вчерашний урок.
– Я так и думал, – обиделся профессор, – что вы – шарлатан.
– Тогда забирайте ваши весы (они пришли с весами, какими на рынке взвешивают картошку) – сказал Рыжюкас, – и тащите сюда компьютер и презервативы.
Он вскочил и, схватив весы, поволок их к окну.
– Чтобы всё – качественно и полноценно! Работа и Любовь!
– Остановите его! – Малёк бросилась в ноги профессору. – Он же псих!
– Призовемте Любовь! – вырывался Рыжюкас. – Снизойдет к нам Любовь, и этот шакал, рыча, уберется восвояси.
Профессор зарычал и отполз за соседнее облако. Вместо кроватей в палате были облака.
– Расскажи мне про всё это снова, – попросила Малёк, пытаясь удобно, как на подушку, усесться на облаке, скрестив ноги по-турецки. – Только поподробнее.
– Это уже неинтересно. Жизнь стала скучной и пустой, как только я все взвесил.
– Это ложь, твоя жизнь прекрасна и не скучна.
– Но я слишком много был бит. Мне это нравилось, но только в самом начале… Потом выяснилось, что битым все сострадают… А а я не хочу, что бы ты меня жалела. Так не любят. – Рыжюкас поднялся на подоконник.
– Подожди! – закричала Маленькая. – Ты же совсем ничего не успел мне посоветовать. Как же мне жить дальше?
– С оптимизмом, – сказал он. – Лучше всего, бери пример с меня.
Малёк в ужасе отодвинулась. Посмотрела на него, как на идиота:
– Это как же?! Умереть, что ли, немедленно? С таким же, как у тебя, оптимизмом?
Оба засмеялись. Они все еще понимали друг друга, когда не ссорились и шутили, хотя бы во сне.
– Ну и шуточки у вас, – сказал Мишка Махлин, выходя из уборной и стыдливо заталкивая в штаны одно из облаков…
12Проснувшись, Рыжюкас подумал, что и впрямь пора бы повидаться с «близкими друзьями». Раз уж так прищемило.
К этому способу он периодически прибегал, даже название придумал: «фрэндотерапия».
Вот и когда в прошлый раз прищемило, он ведь позвонил Махлину, пусть и не сразу. Зато тот сразу отозвался, предложив пересечься в «Неринге», где от трагичной безысходности и трехсот граммов «Старки» Рыжюкас совсем расклеился.
А школьный товарищ, недаром его и звали Махлин-Хитрожоп, тогда под старую водочку добросовестно выслушал его нытье: о долгах-кредитах, о вероломстве партнеров и подступивших, как смерть с косой, старости и нищете… Но принимать его сетования близко к сердцу не стал, даже от рассказа о бандитском нападении как-то отмахнулся, что и Рыжему посоветовал сделать, потому что, раз не добили, так все это хрень. Зарастет и забудется. Рыжук, мол, всегда был парняга живучий…
