Энтони Берджесс - Человек из Назарета
— Я бы взял, но, кажется, не смогу заплатить, — сказал ему Иуда.
— Тогда отдай мне этот пустой кошелек, отдай все, что на тебе надето, и твою обувь вдобавок. Там, куда ты собрался, тебе это не понадобится. Ты похож на человека, который знает, что попадет в райский сад. Давай, раздевайся.
С веревкой на плече, голый Иуда побежал за город. Вдруг он увидел на дороге котенка, совсем крошечного, который лежал с перебитой лапкой и жалобно мяукал. Иуда поднял бедное создание и, ласково поглаживая его, произнес:
— Чем я могу помочь тебе, чем? Полижи лапку, и скоро тебе станет легче.
Оставив мяукающего котенка на дороге, Иуда побежал дальше. В конце концов он оказался в лесу, где нашел дерево, которое с тех нор люди стали называть «иудино дерево». Карабкаясь по нему, чтобы добраться до подходящей ветки, он заметил гнездо с пятью птенцами, которые повернули к нему, словно трубы, свои широко раскрытые клювы. Иуда осторожно перенес гнездо повыше — на соседнюю ветку, потом к крепкой, находившейся чуть ниже ветке привязал один конец веревки. Делая на другом конце петлю, он разговаривал сам с собой:
— Да, силен я в греческом! Kai elabon ta triakonta arguria, teen timeen tou tetimemenon, hon etimeesanto apo huion Israel, kai edokan auta eis ton agron tou kerameos, katha sunetazen moi Kurios[120]. Чтобы реченное в Писании могло исполниться.
Потом, под оглушительный гомон петухов, он повесился.
КНИГА 6
Иисуса оставили одного в передней дома Каиафы. Это была комната с мраморным полом, в которой не было никакой иной мебели, кроме двух стульев с изогнутыми ножками — в римском стиле, но Иисусу сесть не предложили, и он ждал стоя. В одиночестве он оставался недолго. В переднюю вошли Елифаз и еще два фарисея (кто их пригласил — неизвестно), которые сразу же начали издеваться над Иисусом и осыпать его бранью. Елифаз сказал ему:
— Теперь ты не очень-то расположен насмехаться и бросать оскорбления, не так ли? Уже не торопишься проклинать старших. Давай, расскажи нам, а мы послушаем — и про окрашенные гробы, и про порождения ехиднины, и про то, как плохо мыть руки перед едой. Подонок!
Он плюнул Иисусу в лицо. Но оно было на значительно большей высоте, чем его собственное, и слюна долетела лишь до груди Иисуса, попав на его дорогое одеяние, которое было очень чистым, поскольку за день до того, когда они готовились к пасхальной трапезе, Иоанн его выстирал. Иисус взглянул на плевок, но не снизошел до того, чтобы стереть его, потом с улыбкой оглядел Елифаза и его сообщников. Елифаз подпрыгивал от ярости:
— Зубоскал! Хитрая лиса! Скоро ты перестанешь скалить зубы и хитрить! Не смотри на меня с таким превосходством, мерзавец!
Он пнул Иисуса в правую голень, причинив значительно больший ущерб своей собственной ноге, нежели жестким мускулам Иисуса, и продолжал вопить:
— Завязать глаза этой свинье! Дайте кусок ткани! Быстрее!
Ездра вынул из рукава тряпку, которую носил с собой, чтобы вытирать пот (ибо отличался сильной потливостью), и, будучи достаточно высоким, завязал этой тряпкой Иисусу глаза. Иисус рассмеялся и сказал:
— Я вижу, вы полагаете, что я должен включиться в вашу детскую игру. Никогда не думал, что такие люди, как вы, дойдут до того, что будут меня развлекать. Ну давайте, делайте то, что хотели.
Чтобы слабо ударить Иисуса по щеке, Елифазу пришлось подпрыгнуть. Он прошипел, задыхаясь:
— Теперь посмотрим, какой ты умный со своим великим ясновидящим оком духа!
Он снова ударил Иисуса, после него ударил Ездра. Иона их примеру не последовал, лишь пробормотал нерешительно:
— Есть определенное… унижение…
— Давай, пророк! — задыхался Елифаз. — Пророчествуй, негодяй, кто следующий тебя ударит!
Иисус сорвал повязку с головы и швырнул ее на пол. Затем, без всяких усилий, поднял Елифаза, словно ребенка, и, держа его на вытянутой руке, сказал:
— Теперь плюй, если хочешь. Вниз плевать легче, чем вверх.
Елифаз извивался, задыхаясь от ярости. Иисус уронил его на пол. Тотчас же Иисуса начали бить другие фарисеи. Он спокойно стоял и улыбался, не сопротивляясь. Тут открылась дверь, и вошел Зара. Он холодно посмотрел на Елифаза и его сообщников и сказал:
— Вы ведете себя недостойно.
— Ты прав, — произнес Иисус. — Прошу прощения. Это, я полагаю, торжественный момент.
Елифаз зарычал.
— Все собрались наконец, — объявил Зара. — Тебе придется пройти со мной.
Он жестом велел Иисусу следовать за ним через сводчатый проход, который вел в пустой гулкий коридор, хранивший застойный запах плесневелого хлеба. Мимо них, зевая, прошел какой-то человек, похожий на секретаря, который нес дощечки для записей. При виде мощной фигуры Иисуса дремотное выражение его лица перешло в изумленное, и он глядел на Иисуса, не закрывая рта, хотя уже не зевал.
— Сюда, — указал Зара, открывая дверь. — Проходи.
— Перед ничтожным преступником священник Храма должен иметь преимущество, — заметил Иисус.
Зара, с каменным лицом, мгновение помедлил, затем вошел. Пройдя вслед за ним, Иисус увидел около десятка хранителей веры — священников и мирян, сидевших за длинным столом. Один из священников только что справился с длительной зевотой.
— Да, рановато, — заговорил Иисус. — Очень сожалею, что из-за меня вас вытащили из ваших постелей.
— С этого момента, — объявил Зара, усаживаясь на свое место, — арестованный говорит только тогда, когда к нему обращаются.
Слуга открыл находившуюся слева дверь, и в комнату вошел Каиафа. Присутствующие встали. На Каиафе было надето старое, изорванное и не очень чистое одеяние. Иисус заметил:
— Предвижу ритуальное разрывание одежд.
— Арестованный говорит только тогда, когда к нему обращаются, — повторил Зара и посмотрел на Каиафу, который уже занял свое место во главе собрания — среди сидевших в ряд священников и фарисеев.
Каиафа кивнул и сказал:
— Полагаю, теперь мы можем начать. — Он посмотрел на Иисуса и спросил: — Ты Иисус из Назарета? Так тебя зовут?
Иисус не ответил. Каиафа повторил вопрос. Иисус продолжал молчать.
— Арестованный демонстративно упорствует, — заявил Зара.
— Ты не отрицаешь, что именно так тебя зовут, — утвердительно произнес Каиафа. — Ты также и Мессия? Если ты считаешь себя Мессией, то должен сказать нам об этом.
— Если я тебе скажу, ты все равно не поверишь. Какой смысл говорить?
— К первосвященнику следует обращаться «святейший», — вмешался Зара.
— Какой смысл говорить об этом, святейший?
— Это не ответ, — сказал Каиафа. — Но времени для ответа достаточно. Объясни нам, какова сущность того учения, которое ты со своими учениками проповедуешь здесь, в Иудее?
— Святейшему нет нужды спрашивать об этом. Я говорил открыто всем, кто желал слушать. Я проповедовал в синагогах, на улицах, в самом Храме. Я ничему не учил тайно. Если святейший хочет знать, чему я учил, пусть спросит у тех, кого я учил.
Каиафа и Зара молча посмотрели друг на друга. Священник Аггей жестом попросил у Каиафы слова. Тот кивнул. Аггей заговорил:
— Арестованному следует знать, что у нас есть свидетельские показания, данные под присягой и должным образом подписанные. Вот пример. Утверждают, будто ты сказал: «Я могу разрушить Храм Бога и вновь построить его за три дня». Ты это говорил?
Иисус посмотрел на него, но не ответил. Аггей пожал плечами. Снова заговорил Каиафа:
— Я возвращаюсь к своему предыдущему вопросу. Ты, по-твоему, Мессия? Ты действительно считаешь себя — богохульство, богохульство! — сыном Всевышнего?
— Моим ответом, святейший, будет работа, которую я сделал во имя Отца моего, — отчетливо, тщательно подбирая слова, произнес Иисус.
— Во имя отца, — повторил Каиафа. Затем, обращаясь к присутствующим: — Вы слышали? Он говорил достаточно богохульные вещи.
Иисус произнес:
— Теперь ты должен совершить ритуальное разрывание своих одежд, святейший.
Каиафа, ничуть не смутившись, встал и символически разорвал на себе одежду, обнажив часть тощей груди с заросшим волосами соском. Он спросил у присутствующих:
— Каким будет решение?
— Решением будет смерть, — сказал Зара, — но это не может быть нашим решением. Не при данной процедуре. Если будет угодно святейшему, подследственный признается виновным на основании его собственных богохульных высказываний. Однако наше собрание — не суд, рассматривающий дело по существу, а следственная комиссия. Выводы следственной комиссии состоят в том, что обвиняемый, на основании сделанных им богохульных высказываний, должен быть признан виновным в государственной измене. Имеются ли какие-то иные мнения?
Зара оглядел членов комиссии. Возражавших не было. Тогда Иисус сказал:
— Уважая мнение присутствующих, скажу все же, что делать подобный вывод комиссия не имеет полномочий. В Израиле, где светское и религиозное — одно и то же, преступление против закона является преступлением против Всевышнего. Преступление же против Всевышнего, согласно обычаю, идущему от Моисея, должно наказываться смертью. В настоящее время, однако, закон подразделяется на религиозный и светский. В отношении нерелигиозного преступления выдвигать обвинения и требовать наказания за него должен светский орган власти. Вы можете наказать меня отлучением от паствы верующих, но не в вашей власти превратить преступление против веры в преступление нерелигиозного характера. Я говорю это только для того, чтобы вы были лучше осведомлены, и уступаю вашим недостойным интригам, которые я разоблачу, если хотите, перед теми из вас, кто не столь искушен в подобных делах. Просто…
