Жоржи Амаду - Лавка чудес
Педро Аршанжо тоже рассмеялся, старуха развеяла его дурное настроение.
– Нило Арголо – червяк, инфузория, un sale individu[106], скотина скотиной. Пишите книгу, сын мой, выкладывайте всю подноготную, да поскорей, чтоб я перед смертью вволю посмеялась de ces emmerdeurs [107].
Педро Аршанжо вернулся к жесткому рабочему режиму, он спешил выполнить просьбу Забелы: «Хочу подержать эту книгу в руках и послать один экземпляр Нило д'Авила Арголо де Араужо avec une dédicace»[108].
Не дождалась, умерла. Умерла в здравом рассудке, а накануне смерти еще злорадствовала и смеялась до колик – «un fou rire, mon cher»[109], когда Аршанжо рассказал ей о своем последнем открытии: некий негр по имени Бомбоше оказался его, Педро Аршанжо, прадедом «и еще чьим, знаете? Профессора Нило Арголо де Араужо. О-ла-ла!».
На другое утро служанка нашла ее мертвой в кровати под балдахином в стиле рококо. Она умерла во сне, и это был единственный тихий поступок за всю ее шумную, яркую и праздничную жизнь, полную бурных страстей. Хмурым утром, серым и сырым, вокруг иссохшего тела собрались немногочисленные участники похорон: половина – из особняков Витории, другая – из проулков Пелоуриньо и Табуана. Гроб к фамильному склепу Араужо-и-Пиньо несли Педро Аршанжо и Лидио Корро вместе с Гонсалвесами, Авила, Арголо, Мартинсами и Араужо.
Вернувшись с похорон, Педро Аршанжо не отходил от письменного стола, спешил исполнить волю Забелы. Примерно через год после публикации законодательных предложений профессора Нило Арголо куму Лидио удалось отпечатать на самой дешевой бумаге и кое-как переплести сто сорок два экземпляра «Заметок о смешении рас в баиянских семьях». Денег не хватало, ремонт типографского станка сожрал все средства, пришлось обойтись газетной бумагой, выпрошенной в долг, но и за нее нужно было платить.
В своей третьей книге Педро Аршанжо проследил истоки смешения рас и получил результаты, которые превзошли все его ожидания: без примеси негритянской крови не было в Баии ни одного семейства, если не говорить о дюжине иммигрантов, которые, разумеется, в счет не шли. Чистой белой расы в Баии вообще не существовало, в любом роду была либо индейская, либо негритянская кровь, а то и обе. Смешение рас, начавшееся с кораблекрушения Карамуру[110], никогда не прекращалось, и сейчас происходит повсеместно и все более широко, заложив основу нации.
В главе, посвященной доказательству высоких интеллектуальных способностей метисов, приводился внушительный ряд политических деятелей, писателей, художников, инженеров, журналистов, даже баронов империи, дипломатов, епископов: оказывается, мулаты – цвет бразильской интеллигенции.
Завершалась книга большим списком, который вызвал целую бурю и навлек гонения на автора. Педро Аршанжо раскопал генеалогию знатных баиянских семейств, на основании неопровержимых доказательств дополнил их родословные древеса, восстановив ветви, о которых умалчивалось, а именно – смешанные браки, внебрачные связи и внебрачных детей. И вот на стволах и ветвях родословных древес заняли свои места белые, негры, индейцы, колонисты, рабы, вольноотпущенники, воины и книжники, священники и колдуны – вся эта смесь, образовавшая нацию. Список открывали фамилии Авила, Араужо, Арголо – предки профессора судебной медицины, чистокровного арийца, ратующего за дискриминацию и выдворение негров и метисов, прирожденных преступников.
Кстати, ему и была посвящена книга: «Высокородному профессору и литератору доктору Нило д'Авила Оубитико Арголо де Араужо в дополнение к его трудам по расовой проблеме в Бразилии посвящает нижеследующие скромные строки его троюродный брат Педро Аршанжо Оубитико Ожуоба». Аршанжо не ожидал, не мог даже представить себе всех последствий.
Он величал профессора судебной медицины родичем и братцем на протяжении всех ста восьмидесяти страниц книги. Мой родственник, мой брат, именитый представитель нашего рода. У них оказался общий прадед – Бомбоше Оубитико, чья кровь текла и в жилах профессора, и в жилах педеля. Доказательств хоть отбавляй: даты, имена, копии свидетельств, любовные письма и прочая и прочая. Темнокожий красавец Оубитико участвовал в первых крупных кандомбле в Баии, пленил белую девицу по имени Айя Авила, «от них-то и пошли мулаточки с зелеными глазами, дорогой братец».
Что же до фамилии Араужо, то автор книги повторил вопрос Забелы: почему профессор все говорит о роде Арголо, умалчивая об Араужо? Как можно оставлять в тени Черного Араужо, блистательного полковника Фортунато де Араужо, героя войны за независимость, мулата из Реконкаво, – несомненно, самого благородного из сахарных фазендейро, отличавшегося умом, доблестью, образованностью?
В «Заметках…» местре Аршанжо выложил всю подноготную, и знатные семейства смогли наконец узнать, откуда ведут они свой род, смогли увидеть не только фасад, но и задворки, не только светлую пшеницу, но и черный уголь, удостовериться, кто с кем спал.
Наступил конец света.
23Студенты устроили митинг в поддержку Педро Аршанжо, на Террейро Иисуса прозвучали пылкие речи против дискриминации и расизма. Объединившись с будущими юристами и инженерами, студенты-медики организовали символические похороны профессора Нило д'Авила Арголо де Араужо, Нило Оубитико. Добыли настоящий гроб, и процессия двинулась по улицам города, неся лозунги и транспаранты в защиту Педро Аршанжо, устраивая летучие митинги на каждом углу, всюду вызывая шум, смех и оживленные пересуды. На площади Кампо-Гранде полиция разогнала процессию, гроб был брошен и не достиг места назначения, а предполагалось его сжечь посреди Террейро Иисуса на символическом костре, зажженном «звериной ненавистью самого бесноватого профессора Арголо», как выразился дипломант Пауло Таварес, с детства передвигавшийся в инвалидном кресле, жертва полиомиелита, но пылкий оратор и первый заводила на факультете.
Педро Аршанжо встретили овацией, окружили шумной толпой, когда он ступил за порог медицинского факультета, покидая его навсегда: в тот день совет университета постановил освободить его от скромной должности педеля, в которой он верой и правдой прослужил чуть ли не тридцать лет, и запретить ему вход на территорию этого храма науки.
Когда по окончании совета на улицу вышел профессор Нило Арголо, он был встречен оглушительным свистом. Пока он шел по площади, вослед ему неслись крики: «Готтентот!», «Нило Оубитико!», «Людоед!». Ему ничего не оставалось, как обратиться за поддержкой в полицию. Освалдо Фонтес, Монтенегро и прочие лица, так или иначе причастные к конфликту идей, получили свою порцию неодобрения. Зато Фрага Нето был встречен восторженными возгласами и водружен на импровизированную трибуну, с которой еще раз выразил «решительный протест против несправедливого и позорного акта мести в отношении примерного работника, научные заслуги которого несомненны; я выразил этот протест в зале заседания совета, с гневом и возмущением повторяю его здесь!».
Стали известны некоторые подробности этого заседания. Профессор Исайас Луна обратился к профессору Арголо с вопросом: «Вы хотите, господин профессор, чтобы вся Баия убедилась в правоте того студента, который как-то назвал вас Савонаролой? Ведь вы, по сути дела, учредили суд инквизиции на медицинском факультете Баиянского университета». Профессор Арголо, не помня себя от ярости, чуть было не накинулся на коллегу с кулаками. В конце обсуждения, перед голосованием, было зачитано письмо из Сан-Пауло от Силвы Виражи, до которого дошли вести о предполагаемых мерах «по защите репутации факультета в связи с афронтом, нанесенным профессору Нило Арголо педелем Педро Аршанжо». Силва Виража писал: «В Вашей власти несправедливо уволить педеля, воспользовавшись правом сильного. Однако никогда Вам не удастся вычеркнуть из анналов медицинского факультета имя скромного и талантливого ученого, создавшего труд, который возродит славу нашего университета, втоптанную в грязь лжеучеными, ничтожными пигмеями, проповедующими расовую ненависть».
Меж тем изгнанник, он же триумфатор, спустился по улице Пелоуриньо к «Лавке чудес». Там его поджидали Лидио Корро и два агента в штатском.
– Вы арестованы! – возгласил один из агентов.
– Арестован? За что, милые мои?
– Тут сказано: хулиганство, оскорбление личности, нарушение общественного порядка. Ну, шагай, шагай.
– Никак не мог предупредить, кум, они меня отсюда не выпускали.
И Педро Аршанжо под конвоем сыщиков отправился в Управление полиции, где его посадили в камеру. По дороге, на углу Пелоуриньо, навстречу им попался наряд полицейских.
Как только агенты увели Педро Аршанжо, Лидио Корро бросился на поиски адвоката Пассариньо, но не нашел его ни в конторе, ни во Дворце правосудия, ни дома. Побежал к доктору Фраге Нето, рассказал ему о случившемся, снова побежал к адвокату и на этот раз застал его за обедом. Доктор Пассариньо обещал пойти в полицию тотчас после обеда: «Что за нелепый арест, не беспокойтесь, я его вызволю в два счета». Обещание он сдержал, правда не полностью. В полиции адвокат встретил профессора Фрагу Нето. Однако приказ насчет Аршанжо был строгим, «этого черномазого надо проучить как следует. Взгляните – целый список обвинений».
