Тони Парсонс - Моя любимая жена
— Я эта девушка отец! — с гордостью произнес счастливый обладатель внушительной суммы.
Цзинь-Цзинь поморщилась и отвернулась.
Жизненные принципы родителей Билла были просты. В юности ты присматриваешься к своим друзьям или подругам и выбираешь из них того или ту, с кем пойдешь дальше рука об руку до самой могилы. Остальные перестают для тебя существовать. Ты придерживаешься брачных клятв, данных в церкви и на супружеском ложе, и всегда помнишь о них. Вот и все; твоя жизнь проста, а будущее ясно и понятно. Праведная жизнь никогда не требовала больших усилий.
Почему же он не смог следовать этим простым принципам?
Что случилось с ним, Биллом Холденом, так любящим свою семью?
Когда настало время улетать из Гуйлиня и они приехали в местный аэропорт, выстроенный по последнему слову техники, Билл вдруг понял, что ему хочется сбежать от Цзинь-Цзинь. Куда угодно, только бы больше не видеть ее. Он со стыдом вспоминал их безумную ночь. Билл не хотел продолжения этих отношений. Не хотел уподобляться китайцу, ездившему на серебристом «порше». Не хотел никаких тайных свиданий, переглядываний и прочих атрибутов любовной интриги. Он хотел, чтобы рядом была единственная женщина, которая заставила бы его забыть обо всех остальных. Одна-единственная и больше никого.
Возможно, кому-то и нужен гарем, но только не ему. Ему нужна одна женщина, являющаяся средоточием всех его желаний. Когда все желания замыкаются на одной женщине, наступает равновесие и покой. А иначе… иначе страсть толкает тебя на новые и новые поиски, которые могут продолжаться до конца жизни, не принося ни радости, ни счастья. Неужели он просил у мира слишком много?
Билла поражало ледяное спокойствие Цзинь-Цзинь. Она словно добилась своего и теперь безмятежно листала глянцевый журнал — пустое чтиво, каким полны салоны самолетов.
Дома телефонный аппарат выдал ему список звонков, оставленных без ответа. Это звонила Бекка.
Жизнь его родителей не казалась безоблачной, но в ней всегда были ясность и определенность. То, чего сейчас так не хватало Биллу.
В свой первый после болезни рабочий день Билл задержался в офисе допоздна. Вернувшись домой, он увидел, что окна квартиры Цзинь-Цзинь темны. Билл знал, что она не спит. Просто за ней, как всегда, приехал серебристый «порше».
Билла это рассердило. Он ощутил приступ ревности, неожиданно сменившийся радостью. Уехала со своим китайцем? Вот и замечательно. А что еще она должна была делать? Сидеть и ждать, когда Билл ей позвонит? Неужели он думал, что после Гуйлиня ее время будет принадлежать только ему? Или он решил, что она усядется на диван, подожмет под себя длиннющие ноги и углубится в разгадывание кроссвордов?
В номере гуйлиньского отеля, отгородившись от внешнего мира, Билл убеждал себя, что именно так и будет. Но и тогда какая-то часть его, не под дававшаяся безумию страсти, твердила о тщетности подобных ожиданий. Гуйлинь был паузой в жизни Цзинь-Цзинь, а человек в серебристом «порше» — ее жизнью. Нравится это Биллу или нет, но такова реальность.
И все равно ему казалось, будто его ударили ногой в живот.
Цзинь-Цзинь вернулась около полуночи. Билл сидел на ступеньках лестницы и ждал ее. Он знал, что владелец серебристого «порше» мог запросто подняться вместе с ней, и тогда… Билл не думал о «тогда». Он просто ждал.
К счастью, «муж» лишь довез Цзинь-Цзинь и уехал. Увидев ее вышедшей из лифта, Билл встал.
— Я не должен этого делать, — сказал он. — Я не имею права. Я люблю свою жену, люблю Холли. Я не намерен их бросать. Мне не нужна женщина на стороне. Понимаешь? Мне не нужна постоянная подружка. Такое не для меня! Я вообще не понимаю, почему я здесь! Ты уезжала с ним, а я сидел и ждал твоего возвращения. Что вообще со мной творится?!
Билл незаметно перешел с шепота на крик. Из-за двери соседней квартиры послышался недовольный женский голос. Судя по интонациям, китаянка требовала не шуметь.
Билл и Цзинь-Цзинь оба поглядели на дверь соседней квартиры, затем друг на друга.
— Как ты себе это представляешь? — снова спросил Билл. — Что, мы с ним должны соблюдать очередь?
Цзинь-Цзинь молча открыла дверь своей квартиры. Билл метнулся следом. Он захлопнул дверь, схватил женщину за плечи и повернул к себе.
— Ты готова ложиться с ним, а потом со мной? — спросил он. Лицо Цзинь-Цзинь стало невыразимо печальным. — Знаешь, кем ты тогда станешь?
— Я это прекращаю, — сказала она.
Когда Цзинь-Цзинь уставала, волновалась или была чем-то расстроена, она забывала про все грамматические тонкости, и многообразие английских глагольных времен сужалось до настоящего времени.
— Я прекращаю с этим человеком.
Билл ошеломленно смотрел на нее, не зная, что сказать. Он слишком опрометчиво судил о Цзинь-Цзинь и всегда ошибался.
— Сегодня вечером я ему говорю: «Мы не можем продолжать». — Цзинь-Цзинь подняла глаза на Билла. — Я ему это говорю, потому что не хочу такое продолжение. И потому что я люблю тебя все время.
Еще через секунду Билл сжимал ее в объятиях. Он безумно желал Цзинь-Цзинь, готовый сделать это где угодно, даже на полу. Он стонал от желания. Он без конца просил у нее прощения за все. Он благодарил ее за все. И все его мудрые решения испарились, едва только губы Цзинь-Цзинь коснулись его губ.
«Я не хочу такое продолжение. Я люблю тебя все время».
Билл вдруг понял, что и он любил ее все это время.
Глава 19
— Так, значит, мамин папа и мой дедушка умрет? — спросила Холли.
— Нет, ангел мой, — ответил Билл. Он и сам не понимал, почему расстояние, отделявшее его от дочери, ощущалось им как пульсирующая боль в свежей ране. — Твой дедушка не умрет. Он еще достаточно молод. И потом, у него хорошие врачи, которые его обязательно вылечат.
— А Мартин говорит, что рано или поздно все умирают.
Мартин был самым старшим из детей Сары. Билла захлестнула короткая волна неприязни к этому мальчишке, сменившаяся чувством вины. Сара (Билл с трудом привыкал в мыслях называть ее по имени, а не «этой сестрой») никогда не сетовала на его частые звонки. Похоже, она изучила «расписание» его звонков и всегда старалась сделать так, чтобы к этому времени Холли находилась возле телефона или неподалеку.
— Послушай меня, ангел мой, — мягко продолжал Билл. — В общем-то, Мартин прав. Никто и ничто не живет вечно. Например, цветок. Он расцветает, а потом увядает. Ты согласна?
В трубке слышалось сосредоточенное сопение девочки. Холли думала.
— И пингвины вечно не живут, — сказала она.
