Артур Таболов - Водяра
Преступление Рузаева состояло в том, что двадцатитрехлетний аспирант составил и передал на Запад сборник документов о депортации ингушей в 1944 году и попрании их прав в послесталинские времена. Будь все это чуть раньше, сидеть бы ему лет пять в лагере и столько же в ссылке, но времена менялись с феерической быстротой, дело закрыли за отсутствием состава преступления. Рузаева выпустили из СИЗО, но в аспирантуре МГИМО не восстановили. Кандидатскую диссертацию о межнациональных отношениях в СССР он защитил в Лондоне, куда был приглашен каким-то правозащитным фондом. Через два года, вернувшись на родину, включился в бурную политическую жизнь, близко сошелся с членом политсовета "Даймокха" Магомедом Оздоевым, позже расстрелянным ополченцами из югоосетинской бригады "Ир".
По агентурным данным, имевшимся в досье, Шамиль Рузаев был противником силового решения территориальной проблемы, но в боевых действиях 92-го года участие все же принял, так как уклонение могло быть расценено как предательство или даже трусость, что на любого мужчину-горца накладывает несмываемое клеймо позора. Всеобщее озверение, чему Шамиль, как в свое время и Тимур Русланов, стал свидетелем, укрепило его в убеждении, что вооруженное противостояние ингушей с осетинами ведет в кровавый тупик. Он порвал с "Даймокхом", стал активистом "Акхи-Юрт", работал в предвыборном штабе Аушева, а после его победы на выборах занял должность советника в президентской администрации.
Было в досье Рузаева одно место, которое особенно заинтересовало Тимура. По неподтвержденной информации, во время учебы в Лондоне Шамиль познакомился с английским писателем Джоном Ле Карре и сумел увлечь его проблемами ингушского народа. Знаменитый автор шпионских романов, в центре которых всегда было противостояние британской разведки и КГБ, находился на распутье. Холодная война подошла к концу, бороться стало не с кем, а без реального сильного врага западной демократии невозможен острый сюжет, который сделал бы книгу бестселлером. Вероятно, поэтому опытный романист увидел в документах молодого ингушского диссидента материал для романа. Книга называлась "Наша игра". В Англии она прошла практически незамеченной, в России тоже не стала событием. А в Северной Осетии наделала много шума.
Тимур прочитал ее с интересом, как всегда читал бестселлеры Ле Карре, когда они попадались на глаза. Роман повествовал о борьбе маленького, но гордого ингушского народа за национальную независимость против имперской России и Северной Осетии, ее верного вассала на Кавказе. Как бывает всегда, когда автор пишет о том, о чем имеет самое смутное представление, сюжет изобиловал смешными бытовыми нелепицами, даже кавказские фамилии персонажей, явно взятые из энциклопедии, звучали, как генерал КГБ Гоголь в фильмах о Джеймсе Бонде. Ингуши в "Нашей игре" были олицетворением бесстрашия, благородства и душевной открытости, а коварные, мстительные, корыстные осетины - исчадиями ада. Это и вызвало возмущение во Владикавказе, где роман Ле Карре был назван клеветническим и провокационным, что даже нашло отражение в специальной резолюции, единогласно принятой парламентом Северной Осетии. Тимур не знал, как отреагировали на роман в Ингушетии, но если правда, что его инспирировал Шамиль Рузаев, это объясняло его авторитет и доверие к нему президента Аушева.
- Интересный тип, - заметил Тимур, возвращая фээсбэшнику досье. Тот подтвердил:
- Да, не проста сопля, с пузырьком. Почему ты о нем спросил?
- Мне передали, что он хочет со мной встретиться.
- Зачем? - насторожился фээсбэшник.
- Понятия не имею. Может, что-то по бизнесу.
- Держался бы ты от него подальше.
- Почему?
- Опасный человек. Его бизнес - политика. С ним нельзя иметь дела, если твердо не знаешь, чего он хочет.
- Почему? - повторил Тимур.
- Упертый он, вон почему.
"Упертый". Это и было то слово, которого Тимур не нашел, рассматривая тюремные снимки Шамиля. Упертый. Что ж, будем иметь в виду.
IV
Октябрь выдался в Осетии сухим, пыльным. Рано темнело, по ночам контуры гор высвечивались дальними зарницами, погромыхивало - глухо, ворчливо, как ленивая артиллерийская канонада. Но дождей все не было, над дорогами висела мельчайшая пороховая взвесь, автомобильные фары торили в ней световые тоннели, как в дыму. Машины были похожи на рыб - юркие легковушки, медлительные, словно сомы, автобусы, неповоротливые темные фуры. Перед блок-постами они сбивались в кучу, как рыбы перед запрудой, обилие огней создавало ощущение праздника.
Встречу назначили на Черменском кругу. Тимур оставил "мерседес" перед осетинским постом, перешел на ингушскую сторону, высматривая белую "Волгу" Исы. Из машины, стоявшей без огней на обочине, мигнули дальним светом. Это была не "Волга". Какая-то иномарка с обрубленными плоскостями, вроде "Вольво-740". Мигнули еще раз. Потом водительская дверь открылась, осветив на мгновение пустой салон, из машины выбрался Иса, которого Тимур сразу узнал по низенькой грузной фигуре, осмотрелся по сторонам и только после этого подошел.
- Ты один?
- Я должен быть не один? - удивился Тимур. - Где твой Шамиль?
- Сейчас подойдет. Пошли, постоим у тачки. Пусть увидит, что ты один.
На лобовом стекле "вольво" красовался пропуск с логотипом Верховного комиссариата ООН по делам беженцев.
- Тебе дали от фирмы машину? - полюбопытствовал Тимур.
- Дали! От них дождешься! Купил по случаю у одного человека.
- Хорошо живешь.
- Все бы тебе смеяться! Сказать бы тебе, как я живу!
- Как?
- Как заяц, - буркнул Иса. - Только успевай оглядываться.
- А лезешь в сомнительные дела, - укорил Тимур.
- Да как не лезть? Как? Серьезным людям не отказывают.
- Шамиль серьезный человек?
- Ты даже не представляешь себе, какой серьезный! У меня к тебе просьба. Не говори ему, что знаешь, о чем будет разговор. Ничего не хочу об этом знать. Не скажешь?
Тимур неопределенно пожал плечами:
- Как получится.
Иса вдруг насторожился.
- Тихо! Идет!
- Да ты и правда, как заяц, - засмеялся Тимур. - Только что ушами не шевелишь.
Со стороны степи, из темноты приблизился высокий худой человек в черном кожаном пальто и надвинутой на глаза шляпе, приказал Исе:
- Погуляй.
Открыл перед Тимуром заднюю дверь "вольво":
- Садитесь.
При свете плафона Тимур успел рассмотреть ухоженную черную бородку на бледном лице, аккуратные усы, сросшиеся на переносице брови. Дверь закрылась, свет погас, но и в темноте, изредка разбавляемой светом проходящих по дороге машин, Тимур чувствовал на себе пристальный настороженный взгляд. Майор-фээсбэшник был прав: опасный человек. Упертый. Он распространял вокруг себя опасность, как запах терпкого мужского одеколона.
