Дмитрий Правдин - Хирург на районе
— Слава богу, а я думал, что я виноват со своими ребрами…
— Ну да, конечно, и часовню тоже ты развалил. Кстати, Дима, звонила фельдшер с Лебяжьего, ты там обещал на вызов к Крапивину съездить — так ты не забудь. Заявка от них в регистратуре есть, договорись с машиной и вперед, а то там мужику совсем плохо. Поддержи его!
— Да я пытался, когда он еще на отделении находился, но он в этот раз какой-то странный уехал. Как бы руки на себя не наложил!
— Вот тогда точно не затягивай, завтра же и поезжай! Плановых операций немного, мы с Санычем справимся, давай на вызов прямо с утра. А то, если что случится, всю жизнь будешь мучиться!
— Хорошо, с утра и поеду.
Я зашел на «скорую», договорился с машиной на завтра и отправился к нашему неврологу Василию Петровичу Чистякову. Он недавно переехал к нам из большого города и привез с собой приличную библиотеку медицинской литературы. Я решил поговорить с ним о травме спинного мозга и, если удастся, почитать специальную литературу.
Ничего нового пока не было, но Чистяков показал мне перевод статьи из американского журнала о том, что ведутся какие-то исследования стволовых клеток, могущих помочь починить спинной мозг. Я попросил себе копию перевода — хоть какой-то козырь в предстоящей беседе с Виктором.
Деревня Лебяжье находилась в 19 километрах от райцентра; дорога была отличной, мороз — несильным, градусов в 15, доехали мы быстро. Вся деревня была дворов на пятьдесят, дом Крапивиных стоял на самом краю, возле озера. Говорят, до революции в нем водились лебеди. Куда потом подевались эти величавые птицы, никто толком не знал, а название деревни сохранилось.
Дом у родителей Виктора был огромным. Четыре комнаты, высокие потолки, ковры повсюду — на стенах и на полу.
Наш пациент жил в отдельной комнате. Отец смастерил ему всяческие приспособления, с помощью которых Виктор мог управлять обстановкой. Потянет за палочку — откроется форточка, дернет за веревочку — откроется дверь, подтянет к себе другую — столик с пищей подкатится.
— Добрый день, Виктор! — поприветствовал я больного.
— Привет! Только разве ж оно доброе, — пробурчал Крапивин.
— Погода хорошая, и у меня новость есть для тебя, вот и доброе.
— Что за новость?
— Вот американцы пишут, что они разрабатывают новый метод по восстановлению целостности спинного мозга. Вот послушай, что пишут! — Я вынул из сумки журнал и, найдя нужную страницу, приготовился читать.
— Дима, да ерунда это все! — перебил меня Виктор. — Лажа полная!
— Что значит лажа?
— Значит, все это бессмысленно!
— Да ты даже не выслушал, как ты можешь рассуждать?
— У меня опять моча с гноем пошла, запоры по неделям. Мать уже рукой у меня из задницы кал выгребает! И я ничего не могу с этим сделать! Слышишь, ты, доктор! Ничего уже нельзя сделать!
— Витя, успокойся, всегда есть выход.
— Да, выход есть… Помоги мне уйти из жизни!
— Опять ты за свое. Я уже тебе раз говорил, что я не палач!
— А это не казнь, а эвтаназия.
— Эвтаназия у нас в стране запрещена!
— А мы никому не скажем, — зашептал Виктор, решив, что я уже согласился. — Поставь мне капельницу, введи воздух в вену, сколько там надо, чтоб умереть? Сколько кубиков — двадцать, тридцать, пятьдесят? Скажи, сколько надо воздуха, чтоб вызвать воздушную эмболию?
— Витя, по-моему, ты бредишь!
— Я не хочу жить! Я больше не человек, я половинка человека! Ты знаешь, каково быть полутрупом?
— Витя, прекрати, прошу тебя! Ты что, не слышишь меня?
— Так и ты меня не слышишь! Почему я тебя должен слышать? Дима, помоги мне! Тебе и делать-то ничего не надо, поставь капельницу и введи воздух, и все! Родители готовы к этому, я сказал, чтоб они к нам не входили! Давай, что ты медлишь?
— Я врач, а не убийца.
— Я уже наполовину труп! Посмотри, все, что ниже пупа, уже мертво, не мое, я его не чувствую! — Он откинул одеяло и продемонстрировал свои худые, неестественно скрюченные ноги, затем выхватил огромную иглу и стал неистово колоть их. — Вот, вот, вот! Они мертвы!
Показалась кровь, я попытался остановить его, но куда мне было против его рук…
— Витя, прекрати! — едва отдышавшись, выговорил я. — Хватит истерик, ты же мужик, должен все принимать, как есть!
— Мужик, говоришь! — В его глазах воспламенились безумные огоньки. — Как есть говоришь принимать? А давай посмотрим, как ты примешь, а? — неожиданно он выхватил из-под подушки боевую гранату Ф-1 и, разогнув усики, выдернул предохранительную чеку. — Ну, давай, мужик! Ну, прими смерть вместе со мной!
— Витя, ты чего творишь? — как можно мягче проговорил я. — Не дури, вставь чеку на место и отдай мне гранату.
— Чеку? А нет чеки! — Инвалид выкинул кольцо под кровать.
Теперь гранату от взрыва удерживал только предохранительный рычаг.
— Ты же служил в армии, говорят, на войне был, значит, знаешь, что такое Ф-1! Ща, рычаг отпущу и все!
— Витя, я хорошо знаю, что такое граната Ф-1, поэтому не отпускай рычаг, а отдай ее мне.
— Нет, Дима! У тебя был шанс помочь мне и остаться в живых, ты отказался и подписал себе смертный приговор!
— Витя, граната настоящая?
— Хочешь проверить?
— Не хочу! Отдай мне, я ее выкину!
— Нет, мы с тобой сейчас умрем!
— А я почему должен с тобой умирать?
— А потому что ты мне постоянно врал, что у меня есть шанс! Потому что ты не захотел совершить эвтаназию!
— Ладно, а последнее слово можно перед смертью сказать? — неожиданно страх сменила злость. На смену милосердию пришла жестокость. — Хочу тебе в глаза сказать.
— О, какой неожиданный поворот событий! Что, решил разжалобить меня? Что у тебя жена, дочка, да? Так бесполезно, я давно решил себя взорвать, а заодно кого-то из хирургов прихватить на тот свет, не обязательно тебя! Но так получилось, что приехал ты, поэтому ты и умрешь со мной! Говори!
— Витя, ты ошибся, плакаться и унижаться перед тобой я не собирался. Я хочу просто сказать, что ты мудак, Витя! Не надо кого-то винить в своих бедах! Баба ему изменила! Все, мир рухнул! Надо было или под зад коленом ее, либо тоже налево сходить! Что ты на балкон полез? Ты же себя мужиком крутым считаешь, в морской пехоте служил, гранату вон достал! И что? Ведешь себя, как тряпка!
— Заткнись! Сейчас взорву! — По лицу Крапивина текли настоящие слезы.
— А взрывай, Витя! Взрывай! Только потом про тебя будут говорить, что ты не Витя Крапивин, который мужественно, до конца боролся со своей болезнью, а Витька-мудак, который и себя грохнул, и доктора, который его лечил, с собой прихватил!
— Замолчи! — прорыдал инвалид.
