Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!
— Слушай, угостишь сигареткой?
Я протянул пачку. Она вытянула две и, мило улыбнувшись, добавила:
— Та хули ты там сидишь? Садись к нам!
— Не трогай человека, — сказала вторая.
— Не ебет, — чеканя каждую букву, огрызнулась первая.
Тут я понял, что меня так раздражало в книжке, которую я держал в руке. Этим коротким диалогом девушка за пару секунд полностью опровергла глубокую убежденность Прилепина, что простые солдаты и зэки употребляют исключительно добродушный сленг, а если и произносят «бляха-муха» (всего два раза за всю книжку), то, видимо, мучительно преодолевая природную интеллигентность и краснея от собственной грубости.
— Да садись ты, блядь! — повелительно сказала первая, заметив мою нерешительность.
Я секунду помедлил, но настроение было самое паршивое. А главное — я по-прежнему безоговорочно верил в судьбу, пусть она и явилась мне в таком фарсовом виде. В таком виде даже лучше — загадочней, что ли. Пересаживаясь за их столик, я еще почему-то вспомнил слова из чеховского дневника, где он, как обычно, писал о том, что в Ялте скука, и вообще, а не сойтись ли с какой-нибудь глупой рябой бабой, чтобы она била его по праздникам. Моя упрямая соседка была не рябой и не совсем бабой, а очень даже симпатичной и молодой девушкой, а вот насчет остального, пожалуй, что и подходит.
— Вы из Одессы? — спросил я, не зная, с чего начать разговор.
— Мы из Туркмении, — быстро ответила первая и развязно отхлебнула пиво. Ее соседка промолчала — она вообще выглядела уставшей, и энергия первой ее явно утомляла.
— То есть как?
— Да так. У нас родители общие.
— Туркмены, что ли? — растерялся я.
— Да нет. Папа — еврей.
— Бывает, — философски заметил я, хотя по-прежнему не видел никакой логики в ее словах.
— Ненавижу евреев, — без какой-либо интонации произнесла первая. — Гитлер вообще молодец. Я нацистка. У меня на заднице татуировка… эта… как ее…
— Свастика?!
— Ага.
— Покажи, — растерявшись, сказал я.
— Ты шо, хонишь?! — сделала она круглые глаза.
Впоследствии это выражение я слышал от нее раз сто — с неизменной интонацией и хохляцким выговором. Вторым ее любимым выражением было «да ты на приколе!».
— Как я тебе ее покажу? Она ж, блядь, прямо на булке! Ты посмотри, на мне ж даже трусиков нет.
Она слегка привстала, и я увидел коротенькие тугие шортики. Под ними действительно вряд ли могло уместиться еще что-то.
— А как тебя зовут? — спросил я, пытаясь отвести взгляд от небольшой вертикальной складки прямо посередине шортиков.
— Василиса. А тебя?
Я решил больше не удивляться и честно представился. Это не вызвало у нее никакой реакции.
— А отчество? — спросил я.
— Вальдемаровна.
— Хорош врать-то, — сказал я, но не очень уверенно.
— Да не вру я! Хочешь, сестру спроси.
— Ты ее сестра? — спросил я у второй.
Та устало кивнула.
— По отцу, — пояснила Василиса. — Матери у нас разные.
— Так ты здесь живешь, что ли?
— Не, я живу у нее, — мотнула она в сторону сестры головой, — а так я из Конотопа.
— А при чем тут Туркмения?
— Хаварю же, блядь! Отец там работал. Потом переехали в Одессу. Он там это… трубопровод строил.
— А что ж ты в Конотопе делаешь?
— Да, — махнула она с досадой рукой. — Работаю. Вот приехала отдохнуть. Ребенка бросила на бабушку и приехала. Вот такая я хуевая мать.
Мне показалось, что в этот момент у нее что-то блеснуло в левом глазу.
— Какого еще ребенка? А сколько тебе лет-то?
— Двадцать. Я в шестнадцать залетела. Блядь! Найду этого урода, голову ему оторву!
— Какого урода?
— Да того, от которого залетела.
— А он что, сбежал?
— А то.
— Так ты что, за ним теперь гоняешься?
Она захохотала.
— Та ты шо, хонишь?! Просто обидно. Прикинь, дочка вся в него, урода. Хоть бы что от меня. Я брюнетка, а она блондинка.
— Ну-у-у, — протянул я, растерявшись от всей этой информации, — еще потемнеет. Может быть.
— Да ей уже четвертый год. Три с половиной. Блядь!
— А почему он сбежал?
— Да ты шо, хонишь? Мы с ним друг друга просто поубивали бы. Однажды он пришел пьяный, я ему знаешь шо? Я ему кастрюлей по голове. А он нож схватил. Такие драки… каждый день.
— А потом?
— А потом он ушел… бросил меня с сыном и привет.
Она снова отхлебнула пива.
— Погоди, — растерялся я. — С каким сыном? Ты ж до этого сказала, что у тебя дочка.
— Так то я пошутила, — не смутившись, сказала она. — Сын у меня, сын.
— Странные шутки.
— Слушай, а ты реальный чел. Я как тебя увидела, сразу поняла. Это ре-аль-ный чел. И не ебет! Только не грузи меня! Сын — не сын. Дочка — хуечка.
— Да это ты меня загрузила так, что я сейчас под асфальт с головой уйду, — разозлился я, уже не понимая, где тут правда. — Ну какая ты, в жопу, Василиса?
— Да не парься ты! — рассмеялась она. — Ну, не Василиса. Оксана я. Доволен? Хочешь, паспорт покажу? A-а, у меня все дома осталось… А это Лена, — показала она на сестру.
В этот момент у нее зазвонил мобильный.
— Да, алло! — громко, на все кафе ответила она. — Да ты хонишь! Да не… Мы с Вадиком были на пляже. Ну, такой жирный кабан. Да ты шо! Он страшный, блядь, как я не знаю шо. Он меня еще с пирса бросал, так у него такой стояк был, меня аж чуть не вырвало. Прижался ко мне, урод, и трется. Иди, я ему говорю, козел, домой, там мастурбируй, если нравится. Об меня только не надо хуем тереться!
Люди в кафе начали оборачиваться. Все это начало меня, как ни странно, забавлять. Позже я понял, почему. Оксана была чистым экземпляром, так сказать, без примесей. Она не говорила «хрен» или «член», она говорила «хуй». Она не говорила «блин», она говорила «блядь». Все называла своими именами. При этом у нее была в запасе парочка игривых эвфемизмов. Например, вместо «трахать» она говорила «чпокнуть». Кроме того, она обладала полным набором неправильных ударений, как то: начала, поняла, занята, звонит и так далее.
Я посмотрел на сестру.
— Скажи мне, что тут правда из всего того, что она говорила.
Та задумалась на пару секунд, как будто производя в уме какие-то вычисления.
— Ну хотя бы в процентном соотношении, — попросил я.
— Процентов тридцать — правда, — уверенно кивнула она.
— Уже неплохо.
В этот момент Оксана убрала телефон.
— Ну шо, еще по пивасику?
— Не, я все, — замахала руками сестра. — Уже поздно. Пора домой.
— Ну ты видал? — пожаловалась мне Оксана. — Только начали гулять.
— Это тебе гулять, а мне завтра на работу, — сурово отрезала сестра.
— Ты как за то, шо бы еще немного погулять? — спросила меня Оксана.
— Да, собственно… — протянул я, еще не зная, чем закончить.
— Всё! — хлопнула Оксана по столу. — Идем к морю.
— Ну, если только прогуляться, — ответил я.
Лена посмотрела на меня.
— Я могу тебе сестру доверить?
Я стал судорожно соображать, о каком доверии идет речь. Если Оксана будет так же крутить передо мной попкой, то вряд ли я устою.
— Убивать я ее не буду, — выкрутился я. Прозвучало это так, словно я отказывался от заманчивого предложения.
— Ты ее приведешь домой. Ок.
Я кивнул.
Лена подхватила полотенце и побрела домой. Мы с Оксаной отправились по улице в сторону моря. Все дальнейшее путешествие было сплошным весельем. По дороге Оксана постоянно теряла шлепанцы и включала на полную громкость свой мобильный, на котором были исключительно песни Аллегровой. При этом она им громко подпевала, а на мое: «Да ну выключи ты уже», капризно говорила: «Сейчас закончится, выключу!» Море если и приближалось, то с черепашьей скоростью, почти как в мой первый день, потому что Оксана затаскивала меня во все открытые кафе, чтобы «дернуть еще по пивасику». При этом в каждом кафе она устраивала какие-то сцены, ссорилась с официантами и официантками, громко ругала сервис, рассказывала мне о своем житье-бытье, придумывая все новые и новые детали. Я уже ничему не верил, а слушал ее рассказы, как слушают щебетание птиц или плеск волн. Параллельно она передразнивала меня, пародируя «маасковскую» речь и укоряла меня в том, что я неправильно «хаварю» по-русски, что меня сильно веселило.
— Ну, чё ты, блядь, ржешь? Вот скажи «Одесса».
— Одесса.
— Да не А-адесса, а Одесса.
— Одесса.
— Нет, это пиздец как ужасно.
— Блин, Оксан! Ты с Украины, а я «с Москвы»! С какой это стати ты меня учишь русскому? Я же тебя не учу украинскому.
— Ты шо, хонишь?! — делала она большие глаза. — Ты ж неправильно хаваришь!
Я махнул рукой.
— А я как тебя увидела, я, блядь, сразу поняла: ты реальный чел.
— Ты это уже говорила.
— А знаешь, как можно проверить, реальный чел или нет?
— И как? — усмехнулся я.
