Анна Матвеева - Небеса
Тот дрогнул щекой, дождался, пока высочайшие гости усядутся в машину, и сказал отцу Никодиму:
— Займешься чемоданом.
Артем улыбнулся, когда Никодим повернул к нему голову.
Битый час прошел, прежде чем выгрузили багаж: по застоявшейся скрипучей ленте поехали разномастные коробки, сумки, свертки… Артем долго разыскивал небольшой чемодан с фамилией митрополита на бирке и нашел его, только когда все прочие вещи расхватали, не дав им доехать до колыхавшихся резиновых шторок.
Чемодан был на колесиках, и Артем покатил его к выходу, где строгая таможенница в униформе придирчиво сверяла бирки с билетами. Автобусом он быстро доехал до Центрального вокзала и дальше шагал до епархиального управления пешком.
…Воздух светлел, машин на улицах прибывало с каждой минутой, пахло бензином и талым снегом. Артем сдал чемодан охранникам соборного дома и зашагал домой: спать ему не хотелось, но и совсем без сна было нельзя.
Вера старательно делала спящий вид, соображая, как бы ей пробраться на епархиальное собрание, где будут песочить владыку. Артем пришел на рассвете, когда за окном уже скребли лопаты первых дворников, недолго молился и тоже лег спать. Лишь только дыхание мужа выровнялось, Вера понеслась в ванную. Натянула джинсы, любимый старый свитер, а позавтракать и накраситься решила на работе: сегодня очень важный день…
Прогревая окоченевший за ночь мотор, Вера вспоминала давний рассказ Артема о любопытной французской журналистке, возмечтавшей попасть в Афонские монастыри. На земле крайне мало мест, попасть куда женщина не может ни в каком случае, и греческий Афон в том списке первый. Француженка, конечно, была феминисткой и собиралась бросить перчатку вопиющему монашескому шовинизму. Переодевшись в мужское платье, отважная девица обзавелась фальшивыми документами, получила в Уранополисе въездную визу и преспокойно высадилась на пристани одного из монастырей — кажется, болгарского. Артем утверждал, что дамочке удалось получить комнату в монастырской гостинице и посетить литургию: да вот беда, один из монахов неожиданно почуял подлог и в секунду разоблачил самозванку.
Веру всегда восхищали такие истории, и вдруг ее заколотило от идеи повторить французский подвиг. В том, что это был именно подвиг, матушка Вера даже не сомневалась.
Жаль, облачение мужа ей не подойдет: Артем был высоким и, как сказали бы итальянцы, корпулентным. «Девятка» быстро мчалась по замороженным улицам: машина рассекала воздух, а Вера громко подпевала французской песенке, которую без устали крутили музыкальные радиостанции.
Вот и Дом печати — высится в небе, как белая гигантская свеча.
В такие ранние часы Вера особенно любила редакцию — не оскверненную чужим дыханием, притихшую, с вымытыми пепельницами и невесомыми от собственной пустоты плетеными урнами. Через час в эти урны будут сбрасывать порванные вчетверо листы с черновиками, из пепельниц поползут кверху пружинки серого дыма, обиженно зазвенят телефоны, и суета воцарится здесь до позднего вечера, пока уборщица не начнет ронять швабру и звенеть ведерной ручкой в дальнем коридоре, приближаясь с каждой минутой, — неотвратимая, как судьба… Редакционный день пролетал быстрее вздоха, и тем дороже были бесценные утренние минуты, когда Вера единолично властвовала над пятнадцатью комнатами.
Придвинув телефонный аппарат, Вера набрала номер и замерла, привычно теребя завитый в узел провод. Алексей Александрович откликнулся после дюжины гудков, выдохнув такое хриплое «алло», что Вера с перепугу чуть не швырнула трубку на место — разбудила или того хуже? Не все люди покидают належанную теплую постель затемно…
Пока она блеяла, собираясь не то извиниться, не то поздороваться, Алексей Александрович вернулся к привычной деловитости:
— Слушаю, Вера Геннадьевна!
Вера не сразу осознала, что Алексею Александровичу подсобил АОН, куда красивее было поверить в мистическое совпадение помыслов и промыслов.
Редакция понемногу оживала — в коридоре прошелестел зимний салоп Ольги Альбертовны, отстучали каблучки секретарши, звякнула ключная связка корректора. Вера торопилась, опасаясь быть услышанной и осмеянной. Впрочем, Алексей Александрович, кому предназначалась многословная просьба Веры, смеялся почти в полный голос и только в конце разговора снова стал серьезным. Пообещал отзвониться в ближайшие часы.
Разминая в руках мягкое тельце сигареты, Вера задумчиво уставилась в стену, изукрашенную желто-коричневыми пятнами, взывающими о ремонте. Еще одним таким пятном явилась Ругаева — в желтой горнолыжной куртке, но Вера даже не подумала ответить на ее жалкое приветствие: уткнулась в свежий номер «Вестника», изредка поглядывая в сторону телефона — тихого, как степная ночь. Ругаева первой нарушила тишину:
— Вера Геннадьевна, а где остальные сотрудники?
— В отпуске, — выплюнула Вера и злобно откинула в сторону газету: на первой полосе красовалась заметка о вишнуитах.
Сидеть на месте и терпеливо, по-собачьи ждать Вера не умела абсолютно и выскочила в секретариат — надо было сдать недельный план. Вернувшись в кабинет, заведующая отделом застала Ругаеву в романтической позе у окна, в созерцании небесных сводов. Просто Константин Васильев! Ценный кадр, ничего не скажешь.
— Вам звонили от некоего Алексея Александровича, — сказала Ругаева, повернувшись на Верины шаги. — Просили передать, что он решил вашу проблему и через полчаса будет ждать вас где всегда.
Вера рванула пальто с плечиков и, поймав на себе робкий взгляд Аглаи, сжалилась:
— Сводка новостей на столе. Сделай сотню строк о пожаре в доме престарелых — я вернусь вечером, посмотрю.
С утра митрополит Иларион и архиепископ Антоний начали принимать жалобщиков: в приемной управления было не протолкнуться. Артем застал финальную часть гневной тирады, которую митрополит адресовал сразу всем николаевским батюшкам:
— Распустил, ох и распустил вас владыка Сергий… Ох, сколько воли взяли! Ничего, у меня места много, всем хватит! На самый захолустный приход пошлю!
Стук двери, прихватившей кусочек архиепископского платья, прозвучал словно гонг: молчавшие клирики загудели будто потревоженные комары. Лопатистая борода игумена Гурия словно бы прокладывала своему обладателю дорогу к заветной комнате, и Артем вдруг заметил сходство успенского настоятеля с Карабасом-Барабасом из старого детского фильма: совпадали расплывчатая фигура, длинная черная борода-метла, сурово изломленные брови. Не говоря уже о том, что отец Гурий славился крепким басом, одним из лучших в епархии.
