Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят
— Постой-ка, Младшенький! Ты умеешь читать?! Раз цитируешь наизусть Лабрюйера, значит, ты сам разобрал этот отрывок…
— Да, мать моя, я готовил тебе сюрприз на Рождество…
— Боже мой! — простонала Жозиана, стуча себя в грудь наполненной соусом ложкой. — Это катастрофа! Ты развиваешься слишком быстро, сынок, слишком быстро… Если так пойдет, ни один учитель не сможет с тобой заниматься. Они все отсталые, депрессивные, взбалмошные. Они окажутся тупыми ослами, и мне придется их прогнать… А они могут сболтнуть о тебе журналистам, и у нас начнется балаган!
— Дай мне книги, я сам займусь своим образованием! И вам меньше расходов…
Жозиана огорченно вздохнула:
— Так дела не делаются. Все не так просто. Тебе нужен наставник. Необходимо следовать программе, использовать определенные методики. Я-то в этом ни в зуб ногой… Тут нужна система, порядок… Знания — это святое.
— Знание слишком важная вещь, чтобы доверять невеждам-преподавателям…
— Ты становишься невыносимым… Как верблюжья колючка!
Она бросила взгляд на столешницу и выругалась: забыла, сколько разбила яиц. Для суфле необходимо шесть, ни больше ни меньше.
— Младшенький! Я запрещаю тебе говорить со мной, когда я готовлю! Ну, можешь читать мне вслух детскую сказку… Что-то такое, что меня успокоит и не будет отвлекать.
— Прекрати нервничать! Просто пересчитай скорлупки, раздели их число на два, и ты получишь число яиц, о женщина, несведущая в науках! А про детские сказки забудь, они парализуют мне мозг и не щекочут божественные глубины души! Ибо мне необходимы эти дивные мурашки, чтобы я чувствовал себя живым. Я испытываю жажду познания, мама! Мне тошнотворны истории для детей моего возраста.
— А я нуждаюсь в покое и уюте, когда я на кухне. Для меня это разрядка, а не морока!
— Я могу помочь тебе, если хочешь… когда дочищу ботинки.
— Нет, Младшенький. Это мой тайный сад. Та область, в которой я чувствую себя непревзойденной и наслаждаюсь возможностью вершить все по собственной воле. Ни в коем случае ты не коснешься моих кастрюль! И вот еще что: когда гости соберутся, никаких разговоров об относительности времени и Лабрюйере. Помнишь, ты обещал вести себя как ребенок твоего возраста, когда мы среди посторонних… Я на тебя рассчитываю.
— Согласен, мать моя. Я постараюсь… Только ради тебя и чтобы насладиться совершенством твоей кулинарии.
— Спасибо, мой дорогой. Помой ручки после того, как почистил обувь, иначе можешь отравиться…
— И ты расстроишься?
— Расстроюсь ли я? Да я все зубы потеряю от горя, мой рыжий медвежонок.
— Я люблю тебя, моя милая мамочка…
— И я тебя люблю, свет моих очей, ласточка моя небесная, что принесла в наш дом весну…
Младшенький отставил ботинки, бросился к матери и яростно чмокнул ее в щеку. Жозиана зарделась от удовольствия и стиснула его в объятиях. Они мурчали, сюсюкали, терлись носами, щеками и надбровными дугами, покрывали друг друга влажными поцелуями, повизгивали, порыкивали и одаряли один другого нежными прозвищами, состязаясь в поэтичности образов и стремясь превзойти самих себя. Младшенький пальцем пощекотал маме складочку на шее. Жозефина увернулась и ущипнула своего рыжего бутуза за щечку. Так они муськались среди кастрюль и сковородок, осыпая друг друга ласками и словами чистейшей нежности. Мать и сын слились воедино, сплелись в могучий узел, гремящий раскатами хохота, от которых сотрясались стены дома.
— Как вы там, мои тролли? — проворковал Марсель, влетая на кухню. — Я был в кабинете, проверял счета и вдруг почувствовал, что стены нашего дома дрожат. Ах-ха-ха! Я смотрю, у вас тут поцелуйчики, вот и славно, как я рад! Жизнь прекрасна, сейчас придут гости! И дорогие для меня гости. Сегодня Рождество, рождение Иисуса, восторженные пастухи, Пречистая Дева Мария, Иосиф, вол и ослик, вспомните классику и пойте гимны об этом прекрасном дне…
— Аминь, — сказала Жозиана, размыкая объятия.
— Иди сюда, сынок, мы будем выбирать вино, которое подадим гостям… Пора тебе разбираться в купаже, годе и сортах винограда. Пора научиться смаковать бархатный нектар во рту и довольно урчать, различая в нем тысячу нот и оттенков…
— Марсель, оставь! Он для этого еще слишком мал!
— Виноделие — это целая наука, мусечка. Наука, которая развивается и требует времени, обоняния и прилежания…
— Еще один взмах тряпки по ботинкам, и я в твоем распоряжении, о обожаемый родитель!
Жозиана посмотрела, как они удаляются по коридору, рука в руке, в направлении погребка-холодильника, который Марсель разместил в самой дальней комнате. Рыжий гигант, склонившийся над маленьким толстолапым рыжиком. Две новогодние ели. Добрые и сильные, уверенные и нежные, сластолюбивые и хитрые. Они не похожи ни на кого из тех, с кем знакома Жозиана. Марсель что-то говорил, выпуская в воздух гирлянды эпитетов, Младшенький скакал от восторга и просил еще, еще всяких несуразных слов! Картина счастья, которого никто не должен нарушить. Запретная зона, не приближаться! Она тронула рукой ложбинку между грудями: там вновь ощущался мучительный комок. Она тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. И почуяла запах горелого. Она завопила: подгорал ее бешамель! Она выругалась, схватила ложку и принялась мешать, мешать, молясь, чтобы соус не свернулся, смахивая при этом с кончиков ресниц невольную слезу, одну-единственную слезинку, рожденную вечной тревогой ее сердца. «Не трогай эту парочку, Господи! Не трогай, не то я вобью еще один гвоздь в Твой крест!» Кровь застучала у нее в висках, она прищурилась и повторила: «Только не эту парочку! Только не эту парочку!» Зазвонил телефон, на мгновение заколебавшись, она сняла трубку.
— Жозиана? Это Жозефина…
— Привет, Жози! Я на кухне…
— Я тебя отвлекаю?
— Нет, но давай поскорее… Соус может свернуться. Вы придете, все в порядке? Только не говори, что не получится…
— Нет-нет, мы придем. Я не потому звоню…
— Что-нибудь не то с девчонками?
— Нет, с ними все нормально… Просто хотела обсудить с тобой одну вещь, о которой неудобно говорить при гостях…
— Тогда подожди, я убавлю огонь…
Жозиана сделала маленький-маленький огонь и вновь взяла трубку. Прислонилась к столешнице и приготовилась слушать.
— Ну вот… — начала Жозефина, — вчера в журнале в рубрике «Герой завтрашнего дня» я прочитала историю про двух сверходаренных детей, таких, как Младшенький.
— Как Младшенький? Таких, как он?
— Один в один. Первый — мальчик. Он живет в Сингапуре и с девяти лет сочиняет программы для айфонов, сверхсложные, которые до него никто еще не создавал. В два года он был уже непревзойденным в области информатики и знал все базы программирования. Он говорит на шести языках и сейчас продолжает разрабатывать десятки игр, приложений и анимаций, которые затем предлагает в «Эппл»…
