Владимир Кунин - Мика и Альфред
Выкладывал все на кухонный стол, стаскивал галстук, сбрасывал пиджак, наливал по «разминочной» и, подняв рюмку чуть дрожащими пальцами, говорил:
— Будь, Мишаня!
Они выпивали, полковник тыкал потвердевшим пальцем в сказочные снеди и наливал сразу же по второй.
— Мишк, а Мишк!.. Видал, как наша партия, блядь, живет?! Вчера в обком вызывали «на ковер» — ухватил там в их буфетике. Не слабо, да? Ты давай, закусывай…
В один из таких «междусобойчиков» Мика сказал полковнику:
— Степан, я тут на днях в военкомате был — по ошибке вызвали на переподготовку офицерского летно-подъемного состава… Я говорю: «Вы с ума сошли? Мне же за полтинник!..» И случайно узнаю, что теперь тем, кто призывался в сорок третьем, разные льготы причитаются. А у меня по документам призыв — май сорок четвертого…
— Ну, правильно! Наливай…
— Погоди, Степа. Какого хера «правильно»?! А горно-альпийская школа НКВД, с присягой, со всеми делами?… Я же там был с сорок третьего! Пусть с меня снимут секретность и поменяют дату призыва. Сколько лет прошло…
— Сколько? — спросил полковник Степа.
— Сейчас скажу… От восьмидесяти отнять сорок три… Это будет… Тридцать семь! Может, хватит вам секретности, контора?
— Нет вопроса, Миша. Как говорят в лавочках, «для вас — сделаем!». Будь, Мишаня!..
Но через неделю позвонил, напросился к Мике на кухню, приволок бутылку виски «Баллантайн» и грустно сказал:
— Я у тебя переночую? А то дома совсем зажрали… Продыху нет. Может, застрелиться к чертям собачьим?…
— Ладно тебе… — растерянно пробормотал Мика.
— Да нет. Не ладно. Я ведь даже для тебя ни хера не смог сделать — твоя секретность не имеет срока давности.
— То есть как это?!
— «Как, как»… Очень просто! Как говорится, «хранить вечно».
Мика подумал, подумал, да и сказал полковнику Степе:
— В таком случае идите вы все в жопу с вашей секретностью! Плевал я на нее! Так можешь и доложить…
— Окстись, Мишка! Кому доложить?!
— Уж не знаю… Кому положено там у вас.
— Ну о чем ты говоришь, Мишаня?…
— Ладно. Кончили на эту тему, — жестко произнес Мика и вышел из кухни.
Полковник грустно выпил полстакана «Баллантайна», зажевал кусочком сервелата и стал напяливать на себя галстук. А когда в дверях кухни появился Михаил Сергеевич, полковник Степа спросил:
— Мне уехать?
— Иди в кабинет! Там тебе уже постелено, мудак!..
***Спустя месяц в Сан-Франциско на Международной выставке книжной графики советский художник Михаил Поляков получил Малую золотую медаль за цикл иллюстраций к нескольким детским книжкам русских и американских писателей. Подписаны картинки были — «Мика».
Правда, и золотую медаль, и даже весьма убедительный денежный приз получал не М. Поляков, а представитель Министерства культуры СССР, который и поехал в Америку на эту выставку, забыв известить автора награжденных иллюстраций о его награде и денежной премии.
О своем лауреатстве Мика узнал случайно — из трепотни двух своих коллег в коридоре редакции «Боевой карандаш», где Мика иногда сотрудничал.
Еще месяц Мика ждал официального известия от Министерства культуры или из Союза художников СССР. Но представитель министерства, который летал в Америку за Микиной медалью и премией, уехал во Францию, в Авиньон, на театральный фестиваль. Тоже, наверное, получать чью-то премию…
Американских денег Мика так никогда и не увидел, а медаль спустя еще пару месяцев в уже ободранной коробочке и диплом в кожаном поцарапанном бюваре были высланы в Ленинград с оказией, в Союз художников, где Мике и вручили все это в поразительно неторжественной обстановке.
Зато примчались к Мике два ленинградских журналиста и один московский — взять интервью у творца, отмеченного международной премией на такой невероятно престижной выставке. Вот, понимаете ли, товарищи, какой прорыв отечественной школы иллюстрации на всемирную арену?!
Мика и высказался открытым текстом, воспроизвести который ленинградцы испугались, а москвич опубликовал его с удовольствием: дескать, наше Министерство культуры — министерство абсолютно хамское и к культуре не имеет никакого отношения, а управленцы Союза художников СССР, по выражению прекрасного поэта М. А. Светлова, — «террариум единомышленников» и трусов!
Зато ленинградцы, да и москвич, не подозревая о последствиях, напечатали ответ лауреата Государственной премии СССР и лауреата Международной выставки книжной графики в Сан-Франциско, заслуженного деятеля искусств РСФСР М. С. Полякова на вопрос, с чего начинался его армейский путь.
Они знают, что когда-то он был военным летчиком. Не расскажет ли уважаемый Михаил Сергеевич об этом периоде поподробнее? Тем более что скоро девятое мая — День Победы, и читателям интересно узнать, как начинали свою военную службу некоторые представители творческой интеллигенции Ленинграда…
Мика наплевал на всю «секретность» тридцатисемилетней давности и не стал «хранить вечно», а заявил во всеуслышание, что до авиационного училища он закончил Школу горноальпийских диверсантов НКВД там-то и там-то.
Журналисты были в восторге! Вопросы так и посыпались…
Мика не назвал ни одного имени (мало ли, а вдруг человек этот еще жив?…), но про школу рассказал достаточно подробно. Будто мстил кому-то, будто с кем-то сводил счеты…
Военная цензура, прошляпившая все три статьи — две ленинградские и одну московскую, потребовала увольнения авторов этих статей. Одного ленинградца редакция отмазала, второго — не сумели. Судьба москвича осталась Мике неизвестной.
***… Мика понимал, что, «сочинив» Домового на бумаге, сделав десятки набросков в поисках наиболее близкого ему самому образа Домового, каким он хотел бы его видеть, он волей-неволей какой-то чудодейственной и необъяснимой силой вызвал из Потустороннего Мира что-то игрушечное, но живое, сказочное, но мыслящее, маленькое, но очень взрослое, не видимое никем, кроме него самого…
Оно само назвало себя почему-то Альфредом и заявило, что отныне ОНО — ЧАСТЬ самого Мики Полякова. ЧАСТЬ его Существа, ЧАСТЬ его Души… И в подтверждение своих прав на Мику тут же стало называть его на ты.
Однако Альфред возник в уже более чем зрелом возрасте Михаила Сергеевича и про ранний период существования своей БАЗОВОЙ, или, если так можно сказать, ОСНОВНОЙ, ЧАСТИ кое-чего и не знал о Мике.
А знать обязан. Как знает указательный палец левой руки, что вчера Мика прищемил дверцей машины свой указательный палец правой руки, и теперь он, собака, болит и карандаш, мерзавец, не держит. А левой рукой Мика рисовать не умеет.
