Тони Моррисон - Возлюбленная
– Эй, есть кто-нибудь дома? – И Элла почти сразу откинула крюк на двери.
– Господи, где ж это ты прятался? А я-то Джону говорю: должно, слишком холодно, раз Штамп все дома сидит.
– Нет, я был не дома. – Он снял шапку и потер голову.
– Где же это? Уж точно не здесь. – Элла повесила две пары белья на веревку у плиты.
– Я утром к дому Бэби Сагз ходил.
– А что тебе там понадобилось? – спросила Элла. – Тебя что, приглашали?
– Это семья Бэби. И никаких приглашений мне не требуется, чтобы за ее семейством приглядеть.
Элла только языком поцокала. Этими доводами ее было не прошибить. Она сама была другом и Бэби Сагз, и Сэти, пока не случилось то Несчастье. С тех пор она один лишь раз поздоровалась с Сэти – кивнула ей тогда на карнавале, – обычно же и не смотрела в ее сторону.
– Там у них какая-то новая женщина живет. Я думал, может, ты знаешь, кто это?
– Да неужто б я не знала, если б в городе у нас кто-то новый объявился? – возмутилась Элла. – Какая она с виду-то, женщина эта? Ты уверен, что это не Денвер?
– Денвер я хорошо знаю. Эта похудее будет.
– Может, показалось?
– Я же своими глазами видел!
– Да в этом доме все что угодно увидеть можно.
– Оно так, конечно.
– Ты лучше Поля Ди спроси, – посоветовала Элла.
– Что-то я его никак найти не могу. – И это было действительно так, хотя нельзя сказать, чтобы он искал Поля Ди уж очень старательно. Не готов он был посмотреть в глаза человеку, чью жизнь сломал, когда притащился к нему с похоронными вестями.
– Он в церкви ночует, – сообщила Элла.
– В церкви? – Штамп был огорошен ее словами и страшно огорчен.
– Ну да. Попросил преподобного отца Пайка, и тот разрешил ему ночевать в подвале.
– Так там же холод собачий!
– Ну уж небось это он и сам знает.
– Зачем он это сделал?
– Похоже, чересчур гордый.
– Господи, зачем же в погребе-то! Любой из наших его бы к себе пустил.
Элла повернулась и посмотрела Штампу прямо в глаза:
– А что, у нас тут кто-нибудь мысли на расстоянии читать умеет? Ему всего и нужно-то было – попросить.
– С какой стати? Почему он должен кого-то просить? А самим предложить трудно было? Что же это делается, господи? С каких это пор чернокожий, приехав в наш город, спит в подвале, как собака?
– Не горячись, Штамп.
– Ну уж нет! Не будет мне покоя, пока у кого-нибудь из вас совесть не проснется и вы не станете вести себя как христианам положено.
– Да он там всего-то несколько дней.
– Ни одного дня он там не должен был быть! Ты все прекрасно понимаешь, Элла, но даже и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь! Не похоже на тебя. Мы ведь с тобой больше двадцати лет цветных из воды вытаскивали. А теперь ты мне говоришь, тебе, дескать, трудно человеку переночевать предложить. Рабочему человеку! Который уж как-нибудь сумел бы заплатить за себя.
– Если б он попросил, я бы ему что угодно дала.
– С чего это вдруг стало так необходимо, чтобы тебя просили?
– Я его слишком мало знаю.
– Ты знаешь, что он цветной!
– Ох, Штамп, да не терзай ты меня с утра пораньше! У меня и так настроения нет.
– Это из-за нее, верно?
– Из-за кого?
– Из-за Сэти. Он с ней сошелся и жил там, а ты не хотела, чтобы…
– Ну-ну, продолжай. Только лучше в воду не прыгать, коли глубины не знаешь.
– Ты это прекрати, девушка! Мы с тобой слишком давно дружим, чтоб ты передо мной прикидывалась.
– Ну послушай, кто знает, что там на самом деле происходило? Я и сама теперь не знаю, кто такая Сэти и откуда она родом.
– Что-что?
– Да, Штамп, я знаю только, что она вроде бы была невесткой Бэби Сагз, но теперь я и в этом не уверена. Где же он сам-то, а? И Бэби ни разу эту свою невестку в глаза не видела, пока Джон не притащил ее сюда да еще с новорожденной, которую я сама ей к груди привязала.
– Это я привязал девочку ей к груди! А к тому поезду с беглыми ты и вовсе отношения не имела! Что хочешь думай, дети-то небось ее сразу признали.
– Ну и что? Я ж не говорю, что она их матерью не была, но кто может подтвердить, что они действительно внуки Бэби Сагз? И вообще – как это ей бежать удалось, а ее мужу нет? И еще, скажи-ка мне, как это она умудрилась одна в лесу ребенка родить? Говорила, какая-то белая женщина вышла из лесу и помогла ей. Чушь! Неужели ты этому веришь? Белая? Знаю я, что это была за белая[10].
– О, господи, Элла, что ты несешь!
– Ежели что-нибудь белое бродит по лесу без ружья, ты сам знаешь, что это, и я с ним дела иметь не желаю!
– Вы ведь подругами были.
– Да. Пока она свое нутро не показала.
– Элла!
– Не может у меня быть таких подруг, которые собственных детей пилой кромсают.
– Ох и на опасном ты пути, девушка!
– Нет, я-то на твердой земле стою, где и намерена оставаться. А вот ты уже по уши утоп и дна под собой не чуешь.
– Ну ладно, хватит. Все это к Полю Ди никакого отношения не имеет.
– А как ты думаешь, почему он из дома сбежал? Ну-ка скажи?
– Из-за меня.
– Из-за тебя?
– Я ему рассказал… показал ту газету… насчет того, что Сэти сделала. И прочитал ему. Он в тот же день и ушел.
– Ты мне этого не говорил. Я думала, он знает.
– Ничего он не знал! Он и ее-то знал только по тем временам, когда они все вместе жили на ферме, откуда и сама Бэби Сагз сюда приехала.
– Он знал Бэби Сагз?
– Конечно, знал! И ее сына Халле тоже.
– Значит, он ушел, когда выяснил, что Сэти тогда натворила?
– Похоже, он мог бы наконец осесть, жить с нею одной семьей.
– Ты мне прямо глаза открыл. Я-то совсем по-другому думала…
Но Штамп и так прекрасно знал, что она думала.
– Да что ж, ты ведь сюда пришел не о Поле Ди говорить, – спохватилась вдруг Элла. – Ты о какой-то новой девушке спрашивал.
– Да, верно.
– Ну так вот: Поль Ди непременно должен знать, кто она такая. Или что оно такое.
– У тебя все духи да привидения на уме. Везде они тебе мерещатся.
– Господи, ты ведь не хуже меня знаешь: люди, что дурную смерть приняли, в земле остаться не могут.
Этого отрицать было нельзя. Даже Иисус Христос и то в земле не остался. Штамп съел кусок приготовленного Эллой домашнего сыра – исключительно из дружеских чувств – и отправился искать Поля Ди. Он нашел его сидящим на крыльце церкви; руки свешены между колен; глаза красные.
Сойер накричал на нее, когда она вошла на кухню, но она просто повернулась к нему спиной и потянулась за фартуком. Крики были ей нипочем: доступ в ее душу был закрыт – ни щели, ни трещинки. Хватит с нее. Уж она позаботится о том, чтобы держать их всех на расстоянии. Она прекрасно понимала, что в любой момент они могут снова раскачать ее, сорвать с якорей; могут снова наслать на нее птиц, хлопающих крыльями у нее в волосах. Могут высосать ее молоко, как это уже было однажды. Могут превратить ее спину в дерево – и это тоже было. Могут загнать в лес, когда она на сносях,
