Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2012)
Победы Фридриха II более чем вдвое увеличили территорию Пруссии и превратили ее в одну из великих европейских держав. В Семилетней войне Пруссия сражалась с тремя сильнейшими европейскими монархиями, в несколько раз превосходившими ее численностью своих армий, — тем не менее Фридриху II удалось избежать неизбежного, казалось бы, разгрома и отстоять свои завоевания. Противники Фридриха II были вынуждены признать превосходство прусской военной системы и реформировать свои армии по прусскому образцу. Уставы, введенные в австрийской, русской и французской армиях, были основаны на «прусской муштре», на изнурительных тренировках, с помощью которых достигалась высокая скорость стрельбы и быстрота перестроений. В России, как и в Пруссии, армия состояла в основном из крепостных, и в ней царил режим палочной дисциплины. За малейшую провинность — и просто по прихоти офицеров — солдат жестоко истязали, нанося сотни и тысячи ударов шпицрутенами. В своей ненависти к офицерам солдаты были готовы на все: «За свою отдачу рекруты всегда дышат... злодейством и мщением», — писал генерал-аншеф Панин [11] . Когда после Семилетней войны победоносная армия возвращалась в Россию, тысячи солдат бежали из походных колонн и остались в Польше.
Эпоха Фридриха II стала временем появления еще одной военной инновации — мобильной полевой артиллерии. Ранее пушки отливались вместе с каналом ствола; при этом канал получался негладким и зачастую — с кавернами; стенки орудия приходилось делать толстыми, а между стенками и ядром полагался зазор примерно в полсантиметра. В 1734 году работавший во Франции швейцарский мастер Жан Мариц изобрел горизонтальный сверлильный стан — мощную сверлильную машину с приводом от водяного колеса [12] . Марицу удалось решить проблему вибрации сверла: он сделал сверло неподвижным, а зажатая в огромных тисках массивная заготовка быстро вращалась вокруг своей оси. Высверленный канал получался гладким, без каверн, что обеспечивало его прочность на разрыв и позволяло уменьшить зазор между стенками и ядром. Если обточить ядро и сделать его идеально круглым, то оно могло входить в канал ствола как поршень.
Понимал ли Жан Мариц последствия своего изобретения? Предвидел ли он триумф Наполеона и пожар Москвы? Мог ли он представить то, что произойдет дальше? Ведь история не сводится к пушкам. Полвека спустя Джеймс Уатт использовал сверлильный стан для обточки цилиндра паровой машины — и перед человечеством открылась дорога в другой мир, мир фабрик, паровозов и пароходов.
Глядя на пушки, отлитые Жаном Марицем, понимаешь, что он думал совсем о другом. Эти орудия, «сanon de Valliеre», — настоящие произведения искусства, предназначенные не для войны, а для парадов и для украшения дворцов. Фигуры львов и медуз на стволе пушки перетекают в гербы французской знати и в нравоучительные латинские изречения: «Nec pluribus impar» («Никому не равный»), «Ultima Ratio Regum» («Последний довод королей»). Вероятно, Мариц хотел усилить этот «последний довод». После появления его машины стало возможным, сохраняя мощь орудия, значительно уменьшить пороховой заряд; это означало, что в принципе можно делать стенки ствола более тонкими и уменьшить его длину. Но командующий французской артиллерией Лавальер не оценил этой перспективы: он использовал машину Марица, ничего не меняя в конструкции своих орудий. И Жан Мариц продолжал отливать великолепные пушки в стиле барокко.
Однако существование сверлильного стана вскоре перестало быть секретом, и его сумели воспроизвести голландские и немецкие мастера. Главный артиллерист Фридриха II, генерал Хольцман, в 1740-х годах наладил производство облегченных орудий в прусских арсеналах; новые пушки были вдвое легче прежних образцов. В 1750-х годах облегченные пушки стали производить в Австрии и немного позже — в России. В 1760 году, во время Семилетней войны, русские взяли в плен голландского мастера, построившего сверлильный стан в арсенале Шпандау; посулив большие деньги, они уговорили его построить такую же машину на тульском заводе [13] .
В 1770-х годах была наконец предпринята реформа артиллерии во Франции; эта реформа была связана с именем генерала Жана-Батиста Грибоваля. Грибоваль долгое время служил в австрийской армии под началом генерал-фельдцехмейстера князя Лихтенштейна, поэтому в своих преобразованиях он широко использовал австрийский и прусский опыт. Так же как Лихтенштейн, Грибоваль свел всю артиллерию к нескольким стандартным образцам; зазоры в стволе были уменьшены вдвое, и вес пушек был существенно уменьшен. Великолепные украшения исчезли, новые пушки получили более легкие и прочные лафеты с железными осями; были усовершенствованы механизмы наводки. Чтобы быстрее маневрировать по полю боя, каждое орудие получило постоянную запряжку лошадей [14] .
В конечном счете труды Хольцмана, Лихтенштейна и Грибоваля привели к тому, что составлявшие полевую артиллерию мощные 6- и 8-фунтовые орудия стали столь же подвижными, как 3-фунтовые полковые пушки. «Подвижность имела неожиданные последствия, она произвела полную революцию в употреблении артиллерии», — отмечал историк-артиллерист А. Нилус [15] . Прежде батареям полевой артиллерии редко удавалось сменить позицию на поле боя, теперь появилась возможность маневра артиллерией и сосредоточения ее на участке прорыва. Слабые полковые пушки стали не нужны; в случае нужды их заменяли придаваемые полкам мощные батареи. Новые орудия позволили увеличить дальность картечного выстрела с 200 до 300 — st1:metricconverter productid="500 метров" 500 метров /st1:metricconverter . В то же время дальность ружейного выстрела по-прежнему составляла 200 — st1:metricconverter productid="220 метров" 220 метров /st1:metricconverter ; таким образом, картечь новых орудий поражала пехотинцев прежде, чем те успевали выстрелить. Сила артиллерийского огня теперь в 6 — 10 раз превосходила силу огня пехотных линий. Это в значительной мере обесценило значение ружейного огня и той «прусской муштры», с помощью которой достигалась скорострельность [16] .
Однако новое оружие само по себе не обеспечивало успех в сражениях, нужно было научиться его использовать. Фридрих II не смог это сделать: в его батареях новые пушки были перемешаны со старыми тяжелыми орудиями и их преимущество в мобильности фактически не использовалось. Главная проблема, однако, заключалось в другом: артиллерия не могла побеждать в одиночку, без взаимодействия с пехотой, а линейная тактика не обеспечивала такого взаимодействия. 20 сентября 1792 года вымуштрованная прусская армия встретилась на равнине Вальми с войсками революционной Франции. Новая французская армия состояла в значительной степени из добровольцев, не знавших военной дисциплины; офицеры-дворяне по большей части эмигрировали, а новые командиры не имели боевого опыта. Прусский командующий герцог Брауншвейгский полагал, что без труда обратит этот «сброд» в бегство. Подневольные прусские солдаты, как всегда, атаковали в линейном порядке, но шеренги стрелков не успели подойти на дистанцию выстрела, как на них обрушилась картечь сорока грибовалевских пушек. Несмотря на все усилия флигельманов, прусские линии в замешательстве отступили, но французы даже не сделали попытки атаковать противника. При всем их патриотизме у добровольцев не хватило дисциплины и мужества, чтобы построиться в шеренги и идти навстречу картечи.
Битва при Вальми показала всю непригодность линейного строя, но воспитанные в школе Фридриха II прусские генералы не сделали никаких выводов. Французские военные не были связаны столь тяжким грузом традиций. В Комитете общественного спасения военными делами ведал талантливый военный инженер, капитан Лазар Карно; он был сыном адвоката-еврея и не мог похвалиться чистотой дворянской крови. Поскольку Робеспьер не доверял офицерам-дворянам, то Карно оказался единственным военным, на которого всецело возложили организацию обороны. До революции французская армия была в основном наемной, и (поскольку наемники обходились дорого) ее численность составляла лишь 172 тысячи солдат — намного меньше, чем в Австрии и Пруссии, армии которых пополнялись посредством рекрутирования. В августе 1793 года по настоянию Карно Конвент декретировал всеобщую воинскую повинность, Levеe en masse . Если рекрутские наборы давали одного солдата с 10 или 20 дворов, то всеобщая повинность ставила под ружье всех молодых мужчин, и один лишь набор 1793 года дал 450 тысяч рекрутов. В 1794 году численность французской армии достигла одного миллиона! Эту армию необходимо было снарядить и вооружить, и революционное правительство превратило страну в огромный военный лагерь, живущий по законам регулируемой экономики [17] .
