Андрей Рубанов - Готовься к войне
Может, я сгину, может - выживу. Но мне известно, как будет. Со мной или без меня, при мне или после меня, но будет так: люди очнутся. Не сразу, постепенно, в течение длительного промежутка времени - возможно, потребуются десятки лет - но отрезвеют. Не потому, что их кто-то научит, глаза откроет, нет; они очнутся сами, единственно оттого, что не смогут отыскать другого выхода.
Слюнопускание прекратится. Разноцветные картинки для превращения потенциальных гениев в олигофренов, и другие картинки, для вытаскивания из олигофренов их денег в обмен на портянки с логотипами, будут осмеяны. Рухнет вся система. Дьявольская молотилка разлетится в куски. Все поймут, что достаточно протянуть руку и убрать болтающуюся перед глазами картинку, - за ней откроется горизонт, стократ ярче любой картинки. Кто видел горизонт, тому картинки неинтересны.
Так он бормотал себе под нос, гипнотизировал пустоту. Кое-как обтерся шершавым полотенцем, потом ковылял сквозь лес по самой длиной дорожке, ведущей от дома в глубь рощи. Триста шагов до стены, до того места, где кончается его земля, сытая, облагороженная, и начинается, сразу за оградой, земля ничья, когда-то колхозная, общая, теперь залуговевшая, одичавшая без присмотра; потом триста обратно - туда, где стоит, прочно вросший в планету, его дом, лично им придуманный, в точности такой, какой обязан быть у всякого нормального мужчины, изловчившегося не потерять достоинства в нынешние времена; простой, крепкий дом, где легко дышится, где утром солнечные лучи гладят лицо, а вечером горит живой огонь.
Первым входящим звонком - в девять часов одиннадцать минут - отметился Лихорылов. Он рычал, как тигр. Банкир даже заслушался. Настоящий русский бас, как настоящий итальянский тенор, встречается редко.
- Сергей Витальевич!! Как же так?! Что происходит?! Мы ж с тобой договаривались!!
Смотри- ка, -подумал Знаев, - вчера полмиллиона взял, а сегодня я у него опять Сергей Витальевич.
- О чем? - спросил он елейным голосом.
- Убирай свой плакат!!
- Щит.
- Что??
- Я говорю, не плакат, а щит.
- Убирай, говорю, все!! И щит, и плакат!! Чтоб сегодня же!! Немедленно!! Это безобразие!! Оскандалимся на всю страну!! Два часа сроку тебе, иначе…
Банкир с интересом приготовился выслушать расшифровку «иначе», но тут коммунар-ветеран громко, по-стариковски, закашлялся. Связки не выдержали. Уже совсем другим тоном, подсвистывая бронхами, почти плаксиво, продолжил:
- Убери, Христом-богом прошу… иначе погубишь и меня, и себя… убери эту… мы ж вчера все обсудили…
- Я перезвоню, - сказал Знаев и нажал кнопку.
Нога болела все сильнее. Болело все. Но не настолько, чтобы тормозить на полпути. Хорошо, что не лег спать. Через два часа никак бы не проснулся. И через шесть часов - тоже. А если бы и проснулся - не смог бы встать.
Медленно, по частям погрузил себя в машину. Поехал. Дуб, добрый друг, поскреб веткой по стеклу. Поддержал морально. Спасибо, чувак. Ты такой же, как я. Растешь без выходных, днем и ночью. Мы с тобой знаем великую тайну: человек - вовсе никакой не венец творения, не царь природы. Какой из него царь, смешно даже. Девяносто девять процентов совокупного живого вещества на Земле составляют растения. Они и есть истинные хозяева пяти материков. Что человек? Так, незначительный вирус. Забившись в душные комнатки, испускает углекислый газ. Завтра прилетит из космоса камешек размером с башню «Федерация» - и нет человека.
Набрал номер собственной приемной. Заставил себя говорить властно, очень спокойно. Поинтересовался у Любы, что происходит.
- Масса событий, - тихо ответила секретарша.
- Гости приехали?
- Да. Четверо. Злые. Заперлись с Алексом в его кабинете.
- Принеси им кофе.
- С какой стати? Они мне нахамили, а я им буду кофе носить?
- Прости им это.
- Как скажете.
- Простим угрюмство.
- Не поняла.
- Простим угрюмство! - процитировал Знаев. - Разве это - сокрытый двигатель его? Он весь - дитя добра и света, он весь - свободы торжество.
- Опять не поняла.
- Ничего страшного, Люба. Потом поймешь. Когда принесешь гостям кофе - скажи, что я уже еду.
Женщина помедлила.
- А вы… правда едете?
- Правда.
- Алекс сказал, что вас сегодня не будет.
- Алекс ошибся. Меня сегодня будет, Люба. И меня сегодня будет очень много. Меня будет так много, как никогда раньше. Причем с каждым новым днем меня будет все больше и больше. Личная экспансия, понимаешь?
- Нет.
Знаев испытал легкое раздражение, но потом вспомнил, что он платит своей секретарше именно за это: чтоб она почти ничего не понимала.
- Иди к гостям, - велел он. - Вари кофе.
Ехал долго. Выбрал хитрый маршрут, в объезд. По широкой дуге обогнул Москву - с северо-запада на север, потом на северо-восток. Дороги здесь были плохие, узкие, пыльные, со множеством поворотов и знаков, то ограничивающих скорость, то отменяющих ограничения, то отменяющих предыдущие отмены; да и сам банкир был плохой, в голове шумело, шея не поворачивалась, однако справлялся, обгонял вереницы грузовиков, везущих кирпич, доски, шифер, - ничего не поделаешь, разгар дачного сезона, ты построился - теперь пусть другие строятся, не одному тебе жить в удобном доме и кислородом дышать…
Когда прибыл и вытащил телефон, почувствовал себя идиотом. А вдруг не застал? Вдруг зря потерял время?
Не своим голосом произнес:
- Привет, это я.
- Привет, - сказала Алиса. Прозвучало приветливо, без тени настороженности. Знаев несколько повеселел.
- Я надеюсь, ты дома?
- А где еще быть безработной девушке?
- Спустись, пожалуйста.
- Боже мой. Ты где?
- Под твоим окном.
- Вообще-то, я еще сплю.
- Я подожду сколько надо.
Она вздохнула. Сейчас скажет: «нет», - придется утереться и уезжать к черту.
- Хорошо. Я сейчас.
Сначала появилась деловитая кошка - помедлила на щербатых ступенях, исчезла в кустах, - несколько облезлая, но вполне самодостаточная миниатюрная пантера, такие водятся только в уютных провинциальных городишках, тогда как ледяные мегаполисы - вотчина бродячих собак, печальных, заискивающих и жалких.
Бывшая сотрудница банка тоже выглядела не идеально: спортивный костюмчик, трогательно дешевенький, волосы забраны в хвост, нелепые шлепанцы - своя в доску, герла «с нашего района», на две минуты выбежала, не хватает только мусорного ведра с торчащими оттуда селедочными хребтами. Лицо серьезное, но не до конца серьезное. Пока обходила машину - смотрела в сторону. Усевшись, не стала полностью закрывать дверь - как будто приготовила путь к бегству. Как будто испугалась, что сейчас банкир рванет с места, украдет, увезет навсегда.
- Как дела? - спросил он, не поворачивая головы.
- Нормально.
- Жаров не звонит?
- Звонит, - четко ответила девушка после паузы. - Каждый день. Вчера вечером звонил… И сегодня утром - тоже.
- Ах вот как, - сказал банкир и ощутил в горле сухость. - Расскажи о нем. Что-нибудь. А то мы с ним давно не виделись.
- У него все отлично. Он наслаждается жизнью.
Банкир помолчал. Опять попробовал повернуть голову - шея не подчинилась.
- Алиса, зачем ты так со мной?
- Как?
- Жаров разбился. Сегодня ночью. Сейчас он в больнице. В тяжелом состоянии. Он не мог звонить тебе сегодня утром. Он, может, вообще никогда тебе не звонил. Или звонил, один раз, для забавы… Зачем ты меня обманывала?
- Чтобы посмотреть, как ты ревнуешь.
- Посмотрела? - Да.
- И что? Интересно было?
- Не в этом дело. Когда ты… ревновал, ты был… самим собой. Настоящим. - Теперь она говорила медленно: подбирала слова. - А не тем… в кого ты себя превратил.
- Тот, в кого я себя превратил, мне нравится. Он хороший малый. Прикольный. Правильный.
- Я рада за вас обоих.
Последняя фраза прозвучала почти враждебно. Как это у них получается, с философским любопытством подумал Знаев. Двадцать семь часов назад эта женщина стонала и покусывала мочки моих ушей, и позволяла делать с собой все, что я хотел, - а сейчас мне боязно даже дотронуться.
- Не вредничай, - попросил он.
- Зачем ты приехал?
- Позвать тебя обратно. Вернись, пожалуйста. Мне без тебя плохо. Вся жизнь к черту летит…
- Из-за меня?
- Не знаю, - искренне сказал Знаев. - Но я чувствую, что, если ты вернешься, все сразу наладится.
- Почему ты на меня не смотришь?
- Шея не крутится.
- Что случилось с Жаровым?
- Авария. Автомобильная.
- И ты, - утвердительно произнесла девушка, - тоже был в этом автомобиле.
- Нет. Меня там не было.
Она вздохнула.
- Вот именно поэтому я к тебе не вернусь. Потому что ты присвоил себе право на обман. А когда тебя обманывают другие - бесишься.
- Я больше никогда тебя не обману. Возвращайся.
- Нет.
- Объясни, почему.
Он все- таки сумел повернуться, всем телом -и тут же увидел ее глаза. Оказывается, пока он сидел к ней в профиль, рыжая сверлила взглядом его висок. А он ничего не почувствовал. Старею, что ли? Или голову отбило?
