Эдуард Лимонов - Палач
Оскар отправился в кабинет, зайдя в него со стороны кухни. Еще вчера он аккуратно приготовил и разложил на столе в кабинете детали своего сегодняшнего костюма, и теперь ему оставалось только облачиться в сбрую, затянуть многочисленные ремни на доспехах. Чтобы чуть разогреться, Оскар взял с подоконника гантели и сделал несколько упражнений. Мышцы приятно налились тяжестью, и вскоре Оскар настегивал на себя набедренный кожаный комплекс ремней с шипами. Надежно покрыв член и бедра, он занялся спиной и грудью… Далее Оскар натянул черные сапоги, затянул руки в наручные, также шипастые браслеты, шипастым ошейником украсил горло, и, так как он и Мерилин предполагали следовать все тому же сценарию «Концентрационный лагерь», водрузил на голову кожаную фуражку с высокой тульей.
Взглянув в зеркало и оставшись доволен, Оскар накинул на себя тяжелую кожаную шинель, доходящую ему до середины икр, и, открыв дверь, сообщающую кабинет с ванной комнатой, прошел через нее в спальню. В спальне в углу кровати сидела, дожидаясь его, одетая в платьице в полоску, босая и голая под платьем, Мерилин, сделавшая по случаю съемок несколько более утрированный мейкап узницы, чем обычно. Оскар поднял Мерилин с кровати, молча поцеловал ее в шею. Мерилин, уже наполовину погрузившаяся в предстоящую ей роль, взяла Палача под руку, и они вышли в рабочую комнату к Джерри Гольдсмиту и его ребятам.
Завидев входящую пару, Джерри и его люди мгновенно замолкли, хотя Оскар не просил Джерри предварительно о соблюдении тишины и никаких условий поведения с Джерри не обговаривал.
Единственным реквизитом, который себе позволил Оскар, была грубая железная узкая койка, найденная им с большим трудом в забытом Богом и людьми магазинчике старых вещей на Нижнем Ист-Сайде. На койку было брошено рваное одеяло, и только.
Узница, дочь еврейского народа Мерилин, улеглась на койку, свернувшись в зародыш, чтобы согреться. Была ночь, и должен прийти могущественный нацистский палач.
Баф, бам, бам… — Сапоги Оскара неотвратимо приближались к кровати и к Мерилин Хэйг.
7Был поздний вечер, Джерри Гольдсмит и Оскар пили в «Элейнс» коньяк и заканчивали интервью.
— …на каком-то уровне забытья, — Оскар улыбнулся, — а сексуальная активность именно забытье, сон-греза, — акт психологический, а не физический… на определенном этапе сексуального сна все женские существа одинаковы. Вовсе не важно, красиво ли существо, достаточно ли длинны его ноги, какого цвета его волосы и т. п. Важно другое — степень вовлеченности в общую грезу, степень контакта… Красота женщины — необходимое качество в социальной жизни, мужчина гордится ею как своими деньгами и положением в обществе, в сексе же красота очень часто помеха…
Горящая в матовом стаканчике ресторана свечка метнулась пламенем к Джерри и осветила на мгновение его очень серьезное лицо. Кажется, он понимает, о чем ему говорит Оскар, а если и не совсем понимает, то, во всяком случае, понимает, что Оскар — профессионал.
— Ты хочешь сказать, Оскар, что настоящий секс ничего общего, следовательно, не имеет с пристрастием плейбоев к блондинкам, к большим сиськам, круглым жопам и тонким талиям?
— Э нет, я не сказал, что большие груди или круглая жопа не возбуждают, я только отметил, что очень часто привлекательность женщины для мужчины объясняется его тщеславием. Он выбирает красивую женщину потому, что она нравится другим, дорого стоит в глазах мира, а не из-за ее настоящей сексуальной ценности. Но одна блондинка может быть сексуальна, другая — нет, одна круглая жопа — сексуальна, другая неповоротлива… Я же выявляю в женщинах именно эту ценность — чистую сексуальность. А чистая сексуальность покоится и в некрасивых, и в немолодых женщинах, равно как и в красавицах. И, согласно моему опыту, в них чистой сексуальности куда больше, чем в красавицах…
— Понятно… — Джерри еще что-то нацарапал в блокноте, лежащем на столе. — «Чистая сексуальность». Но, безусловно, Оскар, ты считаешь себя садистом… Ведь да?
Оскар поморщился.
— Видишь ли, Джерри… для большинства людей, скажем для читателей твоего журнала, слово «садизм» звучит зловеще. Для меня же это синоним слова «чувственность». Я, — Оскар улыбнулся Джерри как мог невинно, — я скорее считаю себя сексуальным Мессией. Я пришел в мир и в Нью-Йорк для того, чтобы высвободить сексуальную энергию из тех, кого она в противном случае бы разрушила. Мои женщины испытывают интенсивное чувство счастья после сеансов со мной.
— А не кажется ли тебе, Оскар, что в твоем подходе к женщинам, ну, назовем его условно «творческим методом», есть некая искусственность, нечестность. Что, может быть, это не совсем по-мужски — употреблять машины и приспособления. «Мачо», скажем, могли бы утверждать, что ты обманщик, что настоящий мужчина приступает к женщине только с тем, что ему дала природа, с его телом, и это все…
— «Цель оправдывает средства», — засмеялся Оскар. — А цель одна — удовлетворение… И непонятно, почему «разрешается» стимулировать и удовлетворять женщину, скажем, языком или с помощью пальцев и нельзя этого делать рукояткой плетки… Запреты звучат глупо… Собака, мастурбирующая, обхватив вашу ногу, выбирает ногу, а не ручку кресла или корягу в парке только потому, что нога теплее… К тому же мои приспособления — это тоже я — это моя воля… Еще раз повторяю — сексуальный акт прежде всего акт психологический…
Они помолчали.
— Насколько я понимаю, жертва не возражает, чтобы я назвал ее в репортаже настоящим именем — Мерилин? — Джерри порылся в блокноте и выудил оттуда розовую бумагу… — Ах да, она подписала не только разрешение на копирайт ее фотографий для «Риал Мэн», но и разрешение на интервью, и употребление ее настоящего имени. Я включу в репортаж несколько линий из интервью с ней… Она хорошая девочка… Несколько странная, конечно… — Джерри улыбнулся.
Оскар подумал, что неофициально Джерри наверняка предпочитает плейбоевские и пентхаузовские пизды «освобожденным» — более разнообразным и современным пиздам своего журнала. Мерилин и ее пизда не подошли бы Джерри Гольдсмиту. Впрочем, разве обязательно, чтобы личные пристрастия совпадали? Может ли хозяин мясной лавки быть вегетарианцем?
8Карлос заблудился на некоторое время в лабиринте мелких и скучных улочек Астории. Черному лимузину в конце концов пришлось остановиться у «Шелл» — бензоколонки, и Карлос, опустив стекло, внимательно выспросил помятого в жизненных бурях рабочего, как им доехать до 28-й авеню…
Габриэл и Оскар ехали в гости к Яцеку Гутору. Он, оказывается, жил уже не в Бруклине, но в Астории. Эстелла Крониадис, сощурившись под очками, испуганно разглядывала незнакомую ей территорию. Миллиардерша решила, что Эстелле будет полезно увидеть, как живут реальные люди, что такое настоящая жизнь. Оскар сидел рядом с Габриэл и раздумывал, почему он согласился участвовать в этой глупейшей, по его мнению, и скучнейшей поездке. В отличие от Эстеллы Крониадис и Габриэл, преследовавших эксцентрично-воспитательные цели, ему, Оскару, совершенно не нужно было опять окунаться в низкую ежедневную жизнь. Он слишком хорошо помнил свое недавнее прошлое и не разделял восторга Габриэл по поводу того, что они едут обедать к «настоящему гарду». К простому человеку. К тому же Оскар чувствовал себя неловко в обществе тринадцатилетнего вундеркинда Эстеллы. Он знал, что девочка его не любит, и платил некрасивой толстушке в очках тем же.
