Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи
ГЛАВА XVI
1
Арестовав накануне забастовки Гашпара и обнаружив у него подпольную литературу, в ПИДЕ были уверены, что напали на важное звено. Хозяева завода рассказали, что для рабочего он слишком во многом разбирался и многое умел и что он пользовался особым уважением среди рабочих, был зачинщиком всех волнений, а недавно его избрали председателем профсоюза в пику кандидатуре, предложенной фашистскими властями.
Однако, кроме нелегальной литературы, полиции не удалось захватить ничего, что могло бы навести на след других членов партии. Гашпара избивали трое суток подряд, ко он отказался сообщить что-либо о своих товарищах.
Тогда агенты ПИДЕ стали выяснять через владельцев завода и своих осведомителей, с кем чаще всего общался Гашпар. Одно имя упоминалось чаще других — Тулиу. По-видимому, он был правой рукой Гашпара.
За Тулиу установили слежку и наблюдали за ним как на заводе, так и вне его. Однако это ничего не дало, поскольку вел он себя очень осторожно и мало с кем общался. Тогда его решили арестовать. Глубокой ночью 18-го числа его взяли и отвезли в Лиссабон.
Автомобиль остановился перед мрачным, казалось, вымершим зданием. Все фонари на этом отрезке улицы были специально погашены. Со слабым металлическим скрипом отворилось окошечко в кованой двери, потом дверь медленно открылась, и двое агентов, сопровождавших Тулиу, втолкнули его, а сами исчезли.
В помещении остались только дежурный в мундире и еще один агент в комбинезоне. Оба они молчали, засунув руки в карманы, — у каждого в зубах торчала обмусоленная сигарета, и у обоих глаза были заспанные и безразличные. Они были такие одинаковые и отвратительные, такие бесчувственные, циничные и злобные, что невозможно было понять, действительно ли они такие сами по себе или только хотели таким образом внушить ужас арестованному. Во всяком случае, когда Тулиу посмотрел на них, у него создалось впечатление, что он оказался в логове хищников и спасения ждать неоткуда. У него начали дрожать колени, и он с трудом мог пошевелить языком.
За решетчатой дверью появился один из агентов, приехавших вместе с ним, свистнул ему и поманил его пальцем, показав, куда надо идти. Тулиу в сопровождении этого агента шел по узким, слабо освещенным лестницам. Так они поднялись на третий или четвертый этаж. Здесь вдруг открылась одна из дверей, в лицо ударил яркий свет, и Тулиу оказался перед столом, за которым сидел и что-то писал здоровенный мужчина с засученными рукавами. По углам сидели еще несколько человек.
— Нам нужно знать, — сказал сидящий за столом, — кто там еще вместе с тобой действует на фабрике?
Тулиу едва успел изобразить на лице удивление и пожать плечами, как получил затрещину в ухо. Он покачнулся и едва не потерял равновесия, но оплеуха с другой стороны качнула его в другую сторону, и он удержался на ногах. Ничего не соображая, он сел.
— Ну? — спросил тот же мужчина, продолжая пристально смотреть на него.
В голове у Тулиу гудело, и все плыло перед глазами в ярком белом свете. Он чувствовал себя совершенно беззащитным, отданным на произвол грубой силе. Он знал, что заговорит. Он знал это с 18 мая, когда слушал разговоры товарищей, не смея поднять глаза от работы и скрывая дрожь в руках. Но все же что-то удерживало его.
— Я ничего не знаю, — промямлил он.
И тут же обрушились удары. Тулиу почувствовал, как его толкнули на середину комнаты в круг, образованный агентами, и на него со всех сторон посыпались пинки, удары, пощечины. Он мотался из стороны в сторону, падал, его заставляли встать, а перед глазами мелькали то чье-то перекошенное от злобы лицо, то нога, то зеленый ковер, то кулак, то опять чье-то лицо, а в ушах у него неразборчиво звучали слова, оскорбления, угрозы, крики, глухие звуки ударов.
Тот, что сидел за столом, поднялся и стоял перед ним, сложив на груди волосатые руки, на одной из которых поблескивали массивные часы с золотым браслетом. Тулиу с трудом дышал и стоял согнувшись, глаза его заплыли, а губы вспухли, и он то и дело глотал кровь, накапливавшуюся во рту.
— Ты только скажи, с кем ты работал на «Сикеле». Больше нам от тебя ничего не нужно, скажи, и мы оставим тебя в покое.
Тулиу отказался говорить, и избиение продолжалось.
В пять утра ему на мгновение дали отдышаться и принесли стакан воды. Конвульсивно вздрагивая и проливая, Тулиу жадно пил, и вода, казалось, возвращает его из кошмара в прежнюю прекрасную жизнь. Он годы бы отдал, чтобы не возвращаться в только что пережитый ад и пить, пить не спеша, глоток за глотком, свежую воду.
Следователь снова сидел за столом.
— Ну вот, — сказал он мягким, дружеским голосом, — чтобы покончить со всем этим, скажи, кто там был вместе с тобой, и все будет в порядке. И никто тебя больше не тронет.
Он взял карандаш и приготовился писать.
Едва слышным голосом Тулиу назвал пять имен. Следователь быстро записал их. Но когда Тулиу думал, что теперь сможет идти спать и забыть обо всем, его заставили встать, и снова на него посыпались яростные удары. Следователь теперь хохотал ему в лицо и орал как одержимый.
— Ты за дураков нас принимаешь? Или скажешь, кто входит в бюро, или убьем, собака!
Этим утром и в следующие дни Тулиу назвал имена Перейры и Жерониму. Еще он сказал, что Гашпар — член бюро. И еще — что избирательный список в профсоюз был подготовлен компартией. И еще сказал, что был на одном заседании забастовочного комитета и что вместе с Перейрой туда пришел представитель партии, а потом, как он понял, они ушли вместе с Перейрой к нему домой. И еще он назвал пять фамилий с «Сикола». Он сказал все, что знал. Единственный, кого он не упомянул, был Висенти. Нет, Тулиу вовсе не собирался скрывать это имя. Как это ни странно, он попросту о нем забыл.
Но хоть он и говорил, его на допросах не щадили, избивали снова и снова. Даже когда он говорил правду, но она не соответствовала тому, что было известно ПИДЕ, его опять били. Его били за то, что он молчал, били за то, что обманывал, и били за то, что говорил правду.
2
— Нет, это не так, — спокойно заявил Жерониму следователю. — Уже давно я отошел от политики.
— Не мы это говорим, — сказал следователь, повторив свое излюбленное выражение. — Твои товарищи нам рассказали.
— Пусть повторят в моем присутствии, — сказал Жерониму с презрительным выражением лица, разглядывая пальцы следователя с массивными кольцами. — Тогда мы увидим, кто говорит правду.
— Ну, мы тебе не доставим этого удовольствия. Вот ты упираешься, но ведь мы добьемся, чтоб ты заговорил.
— Угрожаете? — спокойно спросил Жерониму.
— Нет, это не угроза. — Следователь заставил себя улыбнуться. — Полиция ни с кем плохо не обращается, и ты это знаешь. Мы используем научные методы допроса. — И его улыбка стала зловещей.
— Давайте говорить откровенно, — начал Жерониму медленно и спокойно. — Вы уже не ребенок, и я тоже. Вы знаете, что меня арестовывали и два раза я испытывал на себе эти научные методы, о которых вы говорите. — Голос Жерониму не изменился, даже когда он произносил слово «научные». — И вы знаете, что в отношении меня это было бесполезно. Я три месяца провел между жизнью и смертью в карцере, месяц в госпитале, но это было бесполезно.
Он остановился и подождал, пока следователь раздавит в пепельнице окурок. Потом продолжал:
— И у вас нет оснований предполагать, что сейчас от этого будет толк. Нет, не будет. А теперь делайте что хотите.
Следователь ничего не ответил. Он несколько долгих минут смотрел на Жерониму, потом встал, подошел к окну, где стоял другой агент, сказал ему что-то и сел на место. Тот вышел, а следователь с издевкой смотрел на Жерониму.
— Кстати, — вдруг сказал Жерониму, как если бы предыдущий разговор был вполне закончен, — вы бы там сказали, чтобы давали поесть что-нибудь поприличнее. Фасоль сегодня была недоваренная, а суп — как пойло.
В глазах следователя загорелись недобрые огоньки.
— А больше ты ничего не хочешь? — спросил он с глумливой улыбкой, и щека его начала дергаться.
— Нет, — тем же спокойным голосом ответил Жерониму, делая вид, что не замечает реакции следователя и что всерьез принял его вопрос. — Больше пока ничего.
Жерониму отправили в карцер и вызвали на допрос только через месяц. Ему задали несколько формальных вопросов, а он отрицал все обвинения.
3
Поскольку из показаний Тулиу выяснилось, что квартира Перейры использовалась как партийная явка, туда была направлена специальная группа. Когда брали Гашпара, Тулиу, Жерониму и других рабочих с «Сикола», то посылали к ним домой двух-трех агентов. Дом же, в котором жил Перейра, окружили десятка два агентов, а когда было за полночь, они вломились в квартиру. Ясно было, что они рассчитывали застать здесь еще кого-то, потому что тотчас побежали по всем комнатам. Потом спросили, кому Перейры хотят оставить квартиру. Услышав, что неподалеку живет сестра хозяина, они тотчас послали за ней.
