Елена Сазанович - Гайдебуровский старик
И мое сердце до боли кольнуло. И я схватился за свое больное сердце. И с надеждой, как всегда, посмотрел на звезды. Они должны, просто обязаны были меня поддержать, успокоить, понять и объяснить. И просто ответить: За что? Ну, за что? За что? Я только один раз оступился. Люди оступаются каждодневно, каждоминутно. А я всего лишь один раз. Но видимо одного раза для меня было достаточно. Потому что я оступился в бездну. И я протянул руки к звездам. За помощью. За советом. Они не имеют права от меня отступиться. Это незаконно. Ведь была же какая-то сделка с небом, договор, пакт! Я ведь только с ними общался, если не считать вещи. Но они имели на все права. Они были свободны. Звезды скрылись за облаками, растворились в ночном небе. Даже они устали от одинокого ворчливого старика.
Свадьба не состоялась. Меня не сжигала ревность. Потому что, как и любовь, она была для меня застывшей формой, антиком, пылящимся на полке. Как и все, все другие чувства. Меня сжигало что-то другое. Необъяснимое. Или объяснимое. Что-то вроде обиды. Понимания, что все могло быть, и ничего не было. И ничего не будет. И я не мог понять, по чьей вине.
Дина и Сенечка не умчались в цыганской кибитке в степь, или поля, или леса. И не разбили там цыганский шатер, чтобы проводить в нем звездные ночи только вдвоем. Я, как всегда, все преувеличивал. Все было гораздо проще. Сенечка, всю жизнь прослуживший на дороге, и ненавидящий автомобили, таки приобрел импортную дорогую машину. Новую модель. С раскосыми злыми глазами и зловещим оскалом. И они с Диной укатили на ней по ровной дороге. Наверно, в какую-нибудь многоэтажку. Впрочем, быть счастливым в полях и лесах тоже преувеличение и выдумки сочинителей. Можно вполне быть счастливым и в блочном доме. У счастья нет географии. И на глобусе места счастья не отмечены.
Дина что-то поняла в этой жизни. И поэтому была счастлива. Это понимание, пожалуй, к ней пришло в один вечер. За круглым столом у Кустодиевского самовара. По которому ползла мерзкая, но до совершенства красивая гусеница. Или в одно утро. Когда бабочка грациозно порхала под потолком. Наверно, Дина подумала, что природа творит невероятные, волшебные вещи. И все имеет логику, и все имеет смысл. И ничего нет случайного. И у каждого из нас есть свой аналог в природе. И своя модель. Кто-то из нас цветы, кто-то сорняк. Кто-то так и остается гусеницей на всю жизнь. А кто-то сразу рождается птицей. Кто-то муравьем, а кто-то клещем. Кто-то в теплице, а кто-то в бескрайних полях. Мы разные. Как и в природе. И у каждого свой образ жизни. Как и в природе. И у каждого может быть будущее счастливым или не очень. Как и в природе. Но для каждого ответ есть, как поступить, чтобы быть счастливым или не быть. И этот ответ нам всегда природа подсказывает. И если бы мы умели прислушиваться. И если бы ответ искали у нее. Но мы не прислушиваемся, не ищем ответ. Мы предпочитаем жить по-своему. И, как правило, в этой жизни проигрываем. Но Дина, похоже, не проиграла. Она сумела понять. Даже, если антикварной лавке предпочла блочную многоэтажку. А не леса и поля. А старику антиквару регулировщика на дороге. А не цыгана. Все равно она сумела понять. Даже если выбрала маленькое счастье, умещающееся в стены блочного дома. Не журавль в небе. И не синица в руках. И не старая курица, несущая золотые яйца. А бабочка у электрической лампочки под потолком. Которая свободна в рамках четырех блочных стен. Но зато не ползает, а летает. И такое бывает счастье.
Я остался один. И что мне с этим одиночеством было делать?
Как-то осенью, когда ливень исполосовал воздух. Молния разорвала деревья в клочья. Ветер пригнул фонари к земле. И поток дождевой воды хлынул по тротуару. Ко мне постучали.
На пороге стоял совершенно мокрый с головы до пят молодой человек. И я хотел спросить, почему он без зонта, но почему-то передумал. И молча пустил его за порог.
– Здравствуйте, Аристарх Модестович – сказал он, отряхивая дождь со светлых волос и потрепанной одежды.
Мне его голос показался знакомым. Низкий, поставленный, дорогой, в отличие от помятого дешевого костюма и стоптанных ботинок.
– Я вам как-то звонил, – объяснил он узнаваемость своего голоса. – Интересовался неким аферистом Романом. Романом Романовичем.
Ну конечно! Теперь я вспомнил. Следователь угро, который разыскивал Романа. А мы с Диной тогда его почему-то не сдали. Интересно, почему? И где интересно теперь Роман? Вместе с Тасей? Может быть, они тоже сумели понять что-то в жизни? И может быть, хотя бы они несутся на гнедых конях по бескрайней пыльной дороге, вдоль лесов и полей, наперекор ветру и дождю? Может быть, хотя бы они в этой истории счастливы? Потому что больше всех рисковали. Хотя я не исключал, что их вот-вот сбросят бешеные кони, и они покатятся вниз, в овраг, в пропасть, все ниже, ниже. Впрочем, ну и что? Края земли нет. Земля круглая. Это доказано учеными. Ученые знают, что говорят. И рано или поздно они остановятся. Отряхнут грязь и пыль. И встанут. И вновь начнут карабкаться вверх. Ведь земля не просто круглая, она еще вертится. Это тоже доказали ученые. И все у них пойдет по кругу. И все же я почему-то искренне желал Тасе и Роману, чтобы они свалились попозже. Хотя я помнил, что они были… ну, если не моими врагами, то в товарищах моих не записаны точно. Но мне нравилось почему-то быть милосердным, всепрощающим стариком. Не умеющим ненавидеть. Неужели я уже стал задумываться о душе? Ненависть свойственна очень живым. Те, кто думает о душе, о ненависти уже не задумывается. Впрочем, если бы мне приходилось выбирать, я бы сейчас выбрал ненависть, ревность, губящую страсть. А не спасение души. Но выбора у меня не было. И я смиренно сложил иссохшие руки на впалой груди. И склонил голову перед непрошенным, мокрым с головы до пят гостем. Во всяком случае, я хоть был сухим в отличие от него. Хотя сухим из воды так и не вышел.
– Чем могу служить? – спросил я, как и положено, достопочтенному антиквару.
– Роман по-прежнему в розыске, достопочтенный Аристарх Модестович, – увы, у него появилась некая напарница в его противозаконных делах. И они недавно сумели ограбить антикварный магазин. Ваших коллег, так сказать. На соседней улице. Поэтому, уважаемый, любая информация, предоставленная нам, принесет пользу не только вашим почтенным коллегам, но и всему нашему обществу, которое с каждым днем поднимается все выше на ступеньку социальной справедливости. И эту справедливость подобные асоциальные личности пытаются нарушать незаконными методами.
Не знаю почему, но я от всей души желал асоциальным личностям удачи. Мне они становились все симпатичнее.
– Увы, дорогой, – я развел руками. – С радостью, но ничем помочь не могу.
Следователь вздохнул и присел на краюшек стула.
– Да, похоже, квартальная премия сорвалась.
Он сказал это так просто, обреченно, по бытовому, что мне стало его искренне жаль. Похоже, он очень рассчитывал на эту премию. Наверно, хотел купить новый холодильник. Или жене сапоги. Ведь уже осень. И я даже подумал, не плохо бы чтобы они встретились с Романом на большой дороге и тот откинул ему немного деньжат с прибыли. И это было бы социально вполне справедливо.
Следователь огляделся.
– Красиво у вас тут. Уютно. Ни тебе спешки, ни начальства, ни страха за квартальную премию. Знай себе, разговаривай с вещами и все. И еще деньги за это получай. Не в обиду вам будет сказано, уважаемый, но завидую я вам. Покой, который мне только снится. И то в редких снах, потому что сплю как убитый. Не до сладких снов. Одни кошмары. Даже кричу во сне.
Мне так хотелось успокоить несчастного следователя. Но я не знал как. Впрочем, с какой стати я его вздумал жалеть. Передо мной высокий, здоровый, красивый молодой мужик. Что еще ему надо? Даже если самым дорогим был в нем голос.
– Ну, вы это зря. Ведь вы так молоды. Значит, у вас все может быть.
– Все? – усмехнулся следователь. – А что все, любезный? И когда? Разве что на тот свет приходится рассчитывать. Там наверняка квартальные премии выплачивают регулярно. И кланяться ни перед кем не нужно. И с дрожью в голосе не вытягиваться перед начальством. Поди, там и преступников нет. А вот положа руку на сердце, мне многие преступники симпатичны. Может, потому, что я таким никогда не осмелюсь стать. Отчаянные ребята. Нет, я не про убийц, безусловно. Убийству я никакого оправдания не ищу. Более того, скажу не для протокола, многих бы самолично, к стенке. Я про других. Которые попались. С дырой в кармане. Они мало, скажу вам от всего сердца, отличаются от тех, кто в лимузинах разъезжает, кто в особняках виски жрет и Мальтийские острова приобретает. Более того, у тех, кто попался, и рожи посимпатичнее будут, и сердце бывает. И вот я их должен ловить. А эти неуловимы. Прямо невидимки какие-то. Хотя как можно быть невидимым с жирным лоснящимся брюхом и красной пропитой мордой? А они умудряются! Волшебники! Словно у каждого в кармане мандат на неприкосновенность. Наверняка, у каждого за душонкой не одна жертва. Но поймать я их не могу. Мне приказано их не видеть! Мол, нету их и все тут! Понимаете, любезный!
