Александр Ройко - Не повторяется такое никогда!
— Может быть, оно и так. Только вот сварщик на лестнице устанет. Ладно, там посмотрим. Но один слесарь, я думаю, для страховки пусть будет.
— Аппарат ведь ещё на крышу тащить нужно.
— Этим солдаты займутся, Лукшин их выделит. Кстати, кто из вас знает, что это там за трубы? Мне не верится, что это трубы подачи и обратки. Да и не могли эти трубы разморозиться при такой, в общем-то не особо низкой температуре, да ещё при хорошей циркуляции горячего теплоносителя.
— А это и не циркуляционные трубы, — сказал Сергей Митрохин, один из слесарей, старожилов городка. — Там только одна труба — это переливная труба, которая опускается к канализационному колодезю. Внизу на ней установлен вентиль — пошла вода, немного её спустили, и вентиль закрыли.
— Вот оно что. Не захотели, видать, немцы воду на головы проходящих граждан лить. Тогда понятно, почему она разморозилась — вода то в ней не циркулировала. Но это нам только на руку — из дома теплоноситель почти сливать не придётся. Это значительно уменьшит время ремонтных работ. Серёжа, тогда именно тебе там нужно завтра быть.
— Хорошо. Но, Андрей Николаевич, завтра ведь ещё тоже праздник, точнее, выходной день. А когда же отдыхать?
— Вы же все хорошо понимаете, что в этом доме лишний час неполадок ничего хорошего нам не принесёт. Или вы забыли уже о той массе жалоб из этого дома? Что касается отдыха, то я отвечу на этот вопрос чуть позже, когда получу от вас согласие на эти работы. Заставить вас я, конечно, не могу.
— Да что там заставлять, — подал голос Колыванов. — Что мы не люди и не понимаем. Раз надо, значит, будем работать.
— Так, все согласны? — спросил Андрей и, получив подтверждение, спросил у газосварщиков. — Славик, и ты, Шура, у вас нет высотобоязни? Я планирую, что варить будет Вячеслав. Если он устанет или что-то пойдёт не так, то его заменит Александр.
— Высоты я не боюсь, — ответил Пампушко. — приходилось работать и на высоте.
— У меня тоже нет высотобоязни, — заметил Колыванов.
— Тогда всё в порядке. А теперь отвечаю на ваш вопрос об отдыхе. Лукшин за этот завтрашний рабочий день даёт два отгула. Так что, троица, участвующая в ремонтных работах, в понедельник и вторник могут с чистой совестью отдыхать.
— Ух, ты! Вот это здорово. Всё-таки отец Фёдор — мужик справедливый. Тогда тем более, согласны. Ещё же и завтрашний вечер будет свободен.
— Совершенно верно. А потому у меня к вам жёсткое условие: тем, кто завтра будет работать — с этой минуты и до окончания завтрашних работ ни грамма спиртного. Наверстаете завтра вечером. Если всё успеем сделать так, как полагается, то и я завтра с вами посижу. Даю слово.
— О, хорошо! Конечно, мы же понимаем, и сегодня больше пить не будем.
— Но, учтите, я вас в этом вопросе контролировать не буду, рассчитываю на вашу совесть. Я хочу думать, что как только я выйду, вы своего слова не нарушите.
— Андрей Николаевич, обижаете, — и в самом деле обиженно протянул Пампушко. — Раз мы дали слово, то не подведём.
— Хорошо. Тогда все встречаемся завтра возле дома в 7:30. Немного рановато, но чем скорее всё сделаем, тем больше будет свободного времени после работ.
И завтра утром уже все в назначенное время собрались на месте аварии. Четверо солдат уже ожидали их там. Подошли и Горшков со своим электриком. Митрохин пошёл в подвал дома и слил немного теплоносителя из системы, чтобы освободить от воды аварийную трубу. Морозевич ещё вчера предупредил кочегаров центральной котельной, которые в этот день будут на смене, до его команды пока что систему не подпитывать. Ещё через десять минут подъехала пожарная машина, и, кроме расчёта, из неё вылез и Лукшин. Пожарники начали устанавливать удобным образом машину, закреплять её и пробовать, как достаёт до места аварии пожарная лестница. Лестница до того места, где ранее текла вода, доставала и даже имела запас. Но с земли её конец казался таким узким. Хорошо понимал сложность будущих работ и командир пожарного расчёта. Он подошёл, к стоявшим чуть в стороне Лукшину с Морозевичем, и обратился к первому из них:
— Товарищ, майор, человека, который будет производить наверху работы, нужно хорошо крепить к лестнице ещё внизу и только затем поднимать вместе с лестницей. Хотя это у нас и не положено, не делается так, но давать ему самому себя крепить наверху, после того, как он взберётся наверх, — опасно. Вдруг он плохо закрепится, а проконтролировать мы не сможем. Вдвоём крутится на самом верху лестницы очень неудобно. Я не могу так рисковать.
— Но с человеком на конце лестницы, её подымать тоже опасно, она ведь будет раскачиваться.
— Да, это так. Но мы постараемся поднимать очень медленно. Если ваш рабочий в это время не будет делать резких движений, то всё будет нормально. Это всё-таки менее опасно. Ведь есть ещё опасность того, что он может сорваться, когда будет подниматься. Ему же это с непривычки. У него нет никакого опыта.
— Пожалуй, вы правы. Хорошо, вы в этом плане больше разбираетесь, так что поступайте так, как считаете нужным.
Вот такими были небольшие сложности. Но был и один положительный момент. Командир расчёта заверил, что в рабочем положении выдвинутая лестница будет стоять довольно жёстко и крепить её к каким-нибудь штырям нет необходимости. Они хорошо упрут лестницу о стену и застопорят. Поэтому ничего сверлить и забивать в стенку не нужно. Он это доказал пробным подъёмом лестницы и её стопорением. Таким образом, отпадала немалая часть работ. Электрик, увидев, что ему дела не будет, ушёл, а его начальник, на всякий случай, да и просто из-за интереса, остался.
После этого Вячеслава Пампушко надёжно закрепили на последнем, немного выдвинутом звене лестницы. Это было непросто, потому что нужно было, чтобы крепёжные ремни не мешали подъёму, надёжно страховали газосварщика и, одновремённо, не стесняли его действий. Наконец, проверив всё, командир расчёта дал команду поднимать лестницу с Пампушко, и лестница медленно начала подниматься. Как не волновались стоящие на земле, подъём прошёл благополучно. Тем временем Колыванов с солдатами, которые тащили газосварочный аппарат, кислородный баллон и шланги, поднялись на крышу дома. С ними поднялся и Сергей — на всякий случай нужно было верёвкой страховать и Колыванова, который будет подавать Пампушко шланги и материалы. Поднявшись в нужную точку, Пампушко немного подождал, пока хорошо застопорили лестницу, а затем начал распаковывать теплоизоляцию трубы.
Оказалось, как позже рассказал Славик, разморозилась не сама труба, а чугунный уголок, который соединял вертикальную и горизонтальную (вход в стену) части магистрали. Чугун менее стоек при подобных расширениях, нежели сталь, потому то и разморозился (треснул) именно чугунный уголок. Немцы, которые возводили здание, всю систему трубопроводов собирали только на резьбе, а не с помощью сварки. При этом изоляция в месте поворота трубы была немного раскрыта. То ли плохо её смонтировали, то ли ветер её немного растрепал, но этот уголок оказался почти открытым. Повороты трубопроводов всегда были непростым местом для изоляции, да ещё у немцев, которые закрывали шлаковату (теплоизоляционный материал) не рубероидом, как в Союзе, а специальным гибким пластиком. Но для поворотов он то, как раз был недостаточно гибок, чтобы надёжно закрыть чугунный уголок — вот мороз и разморозил именно его.
Теперь же этот уголок пришлось вырезать и вваривать стальной отвод. Заняло это относительно много времени. В других условиях, конечно, это была бы пустяковая работа. Но не на высоте, на ветру, да ещё в холодное время года (пусть и не было мороза). Кроме того, на лестнице всё же стоять было не совсем удобно, и Пампушко часто отдыхал, грел руки (в рукавицах Вячеславу работать было неудобно). Но, в конце концов, работа была сделана. Теперь уже изоляцию вваренной части трубы производили с помощью шлаковаты и нешироких полосок рубероида, бинтуя трубу как локтевой или коленный сустав, и одновремённо обматывая мягкой проволокой. Действовали Пампушко и Колыванов с Митрохиным слаженно, и к полудню все работы были завершены. Систему дополнили водой и испытали — всё было нормально. Лукшин поблагодарил всех тех, кто участвовал в ремонтных работах, и они начали покидать место бывшей аварии. Андрей сдержал своё слово, он вечером зашёл в "Хоромы" и немного посидел с ребятами ха столом.
На первой же планёрке 1977-го года в понедельник Лукшин от имени командира ОБАТО и его лично выразил благодарность Морозевичу за грамотное и своевременное устранение последствий аварии. Когда же планёрка завершилась, он обратился к начальнику теплохозяйства:
— Андрей Николаевич, задержитесь.
Когда они остались наедине, майор сказал:
— Ну что, Андрей Николаевич, можно подвести итоги прошедшего года — вы себя за эти полгода проявили хорошо. А потому завтра прямо с утра вы идёте к начальнику медчасти и визируете своё заявление на вызов жены. Затем с этим заявлением сразу же ко мне. Я его тоже завизирую, и командир вам его подпишет.
