Дэвид Лодж - Райские новости
— Не обращайте внимания, Бернард, — сказала Сью. — Он просто провожал меня до дома, — объяснила она компании, — как и подобает джентльмену. — Сью легкомысленно взмахнула рукой, забыв, что держит стакан, и выплеснула часть май-тай себе на платье. — Ну вот! А, ладно, завтра возвращаемся домой.
Потом фильм опять сделался скучным, когда пошел отчет о странствиях Эверторпов по Оаху. Поскольку снимал все время Брайан, в большинстве сцен от Берил требовалось обозначить интересные для широкого зрителя объекты — она позировала на фоне пляжей, зданий и пальм, самодовольно улыбалась в объектив или увлеченно вглядывалась в даль. Словно почувствовав, что публика снова заерзала, Берил сама попросила Брайана «немножко ускорить» просмотр, и он довольно неохотно нажал на пульте кнопку быстрой перемотки. Это, несомненно, оживило фильм. В Перл-Харборе военный катер промчался по волнам к «Аризоне» со скоростью торпеды, выплюнул кучку туристов, которые на несколько секунд заполонили мемориал, а затем всосал их назад и в мгновенье ока вернул на берег. В парке «Мир океана» касатки взмывали вверх, разрывая водную гладь, как ракеты «Поларис». Побережье Оаху и его складчатые вулканические горы слились в одно пятно. Центр полинезийской культуры взорвался лихорадочной этнической активностью: плетение, резьба по дереву, воинственные танцы, гребля на каноэ, поклонение языческим божествам, танцы и драма.
Кадр сменился — на экране появился песчаный пляж, и Брайан Эверторп снова переключил видеомагнитофон на нормальную скорость. Очевидно, он попросил снимать кого-то другого, ибо здесь они оба с Берил растянулись у кромки воды в купальных костюмах. Эверторп на экране подмигнул в камеру и, перекатившись, лег на супругу. Зрители снова разразились гиканьем и свистом.
— Вам это ничего не напоминает? — спросил он их, а тем временем на песок накатила волна и разбилась о сплетенные тела Эверторпов.
— Берт Ланкастер[104] и Дебора Керр[105], — раздался с другого конца комнаты голос с австралийским акцентом. — «Отныне и во веки веков»[106].
— Точно! — воскликнул Брайан. — И это тот самый пляж, где снимали ту сцену.
Торсы, зады и колени
Мелькают, как рыбы; сатиры и нимфы
Совокупляются в пене, —
пробормотал Бернард.
— Что это было, старина? — спросил Шелдрейк.
Бернард не знал, с чего вдруг Шелдрейк решил обращаться к нему в такой несколько снисходительной манере, если только это не было следствием подобострастия Майкла Мина или обожающих взглядов Ди, которые она устремляла на Шелдрейка всякий раз, когда он открывал рот.
— Это то же самое стихотворение, — сказал Бернард. — «Новости для Дельфийского оракула».
— По мне, грубовато звучит, — заметила Ди.
— Неоплатоники предполагали, что на небесах секса нет, — пояснил Бернард. — Йейтс решил, что у него есть для них новость. — Бернарду пришло в голову, что следовало бы процитировать эти строчки Урсуле; потом он решил, что, пожалуй, не стоит.
— Миловаться на песке, а? — сказал Брайан Эверторп. — Это развлечение, на мой взгляд, сильно переоценивают.
— Да что ты об этом знаешь? — потребовала ответа Берил.
— Любой инженер скажет тебе, что песок очень вреден для движущихся частей, — ответил Брайан Эверторп, ловко уворачиваясь от Берил.
По команде мистера Бэста все его семейство поднялось и гуськом потянулось к выходу.
— Не уходите! — позвал Брайан Эверторп. — Сейчас будет самое интересное. Австралийцы-спасатели. Утонувший жених воскрешен своей невестой.
Веснушчатая девочка отстала и с завистью посмотрела на экран.
— Идем, Аманда, не задерживайся.
Аманда состроила в спину отцу гримасу и, увидев, что за ней наблюдает Бернард, покраснела. Он улыбнулся и помахал ей рукой — грустно было видеть, как они уходят, всегда по собственному желанию лишние на празднике жизни.
На экране теперь показывали пляж Вайкики — знакомая плоская вершина Алмазной головы на заднем фоне и на общем плане занимающиеся серфингом Терри, Тони и Расс. Мастерство австралийцев вызывало восторг. Расс справлялся неплохо, стоя на доске на коленях, но все время терял равновесие, когда пытался подняться.
Внимание отвлекли начавшиеся у дверей бара какие-то переговоры, кто-то объяснял: «Нет, у меня нет приглашения. Мы друзья мистера Шелдрейка, он здесь живет», и слышно было, как Майкл Мин ответил: «О, входите, входите, любой друг мистера Шелдрейка — желанный гость».
— А, отлично, они пришли, — сказал Роджер Шелдрейк и поспешил к двери пожать руки вновь прибывшим.
Изображение на телеэкране начало терять связность, когда объектив камеры беспорядочно заметался между пляжем, небом и океаном.
— Боюсь, здесь камеру немного трясло, — стал оправдываться Брайан Эверторп. — Я же бежал.
Роджер Шелдрейк посадил своих гостей — мужчину средних лет и молодую женщину — на стулья перед Бернардом.
— Так рад, что вы смогли прийти. Ди, это Льюис Миллер, тот парень, о котором я вам говорил.
— Привет, — сказал мужчина. — А это Элли.
— Привет, — вяло произнесла Элли.
Последовал обмен рукопожатиями. Увидев, что Бернард уставился на вновь прибывших, Шелдрейк вовлек в процедуру знакомства и его.
— Льюис — мой давний друг по конференциям, — объяснил Шелдрейк. — Сегодня утром я столкнулся с ним в университетской библиотеке. Совершенно вылетело из головы, что он здесь преподает. Позвольте принести вам выпить. Кажется, это называется май- тай.
— Боже, не надо, — проговорила Элли. — Я выпью водки с мартини.
— Пожалуйста, бурбон со льдом, Роджер, — попросил Льюис Миллер.
Картинка на телеэкране прекратила дико раскачиваться. Появилась крупным планом Сесили — она кричала и жестикулировала у самой воды, потом — кадры, на которых люди бегали взад-вперед по пляжу, а вдали на общем плане то появлялись, то исчезали в волнах головы и доски для серфинга. Съемка получилась драматичной, но внимание Бернарда все время возвращалось к двум новым гостям. Льюис Миллер оказался совсем не таким, каким Бернард почему-то его представлял — не высоким, красивым и спортивным, а на удивление маленьким и худощавым, со светло-пепельными волосами, зачесанными назад, чтобы скрыть плешь, с выступающим подбородком и слегка печальным лицом. Его спутница была на несколько дюймов выше, красивая, высокомерная молодая женщина с длинными рыжевато-каштановыми волосами, заплетенными в похожую на тяжелую веревку косу, перекинутую на грудь.
— Волнующее зрелище, — заметил Льюис Миллер. — Что там происходит?
Расс Харви наклонился к нему объяснить:
— Это я, меня вытаскивают из моря Терри и Тони, вот сейчас. А это Сесили, моя жена, делает мне искусственное дыхание. Никому не позволила ко мне прикоснуться, благослови, Боже, ее сердечко.
— Я научилась этому на курсах по оказанию первой помощи, — сказала Сесили. — В отряде девочек-скаутов. У меня есть значок.
— Первой, кого я увидел, очнувшись, была Сесили, она наклонилась ко мне, пытаясь поцеловать.
— Замечательно, — отозвался Льюис Миллер. — Прямо «мыльная опера», а, Элли?
— Я получу свою водку с мартини? — поинтересовалась Элли, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Иду-иду! — воскликнул Роджер Шелдрейк, толкая тележку с напитками. — Кто-нибудь хочет еще май-тай?
— Потом меня вырвало, — продолжил Расс.
— Фу, как неприлично, — пробормотала Элли, отводя взгляд от экрана.
— Жаль, я раньше не знал, что ты в Гонолулу, Роджер, — сказал Льюис Миллер. — Ты поговорил бы с моими выпускниками.
— Значит, вы тоже антрополог? — спросила его Ди.
— Нет, климатолог. Мы с Роджером познакомились на междисциплинарной конференции по туризму.
Кто-то потянул Бернарда за рукав. Это был Майкл Мин.
— Простите, — прошептал он, — но у вас не сложилось из беседы впечатления, что этот человек, — он мотнул головой в сторону Шелдрейка, — преподаватель колледжа?
— Я знаю это наверняка, — ответил Бернард. — А что, что-то случилось?
— Только то, что я не имею обыкновения ежедневно посылать преподавателям колледжей бесплатное шампанское и фрукты, — сказал Майкл Мин. — Или отправлять за ними в аэропорт лимузин. Или каждый вечер ставить в их номера свежие цветы. Я думал, он журналист. — И побрел прочь, как человек, которого огрели по голове пыльным мешком.
— Конек Льюиса — исследование воздействий на окружающую среду, — объяснял Шелдрейк, обращаясь к Ди. — Он написал известный доклад, в котором доказал, что между шестидесятым и восьмидесятым годами средняя температура в Гонолулу поднялась на полтора градуса по Цельсию из-за того, что под автостоянки были вырублены деревья.
