Бернардо Ачага - Сын аккордеониста
«Откуда ты?» – сказал я, смеясь. Мне очень приятно было видеть его. «Мы приехали в Ируайн, чтобы вернуть тебе «гуцци». Давно пора, не так ли?» Я спросил его, видели ли они Лубиса. «Он все время вспоминает, как мы ходили по снегу и ты забрался на крышу». – «Мы видели только каких-то близнецов». – «И лошадей», – добавил человек, сопровождавший Агустина. Это был спортивный юноша, одетый не слишком обычно для того времени, в белый махровый джемпер и джинсы красного цвета. «Кстати, очень красивые лошади. А о жеребятах и говорить нечего», – заметил он. Манерой говорить он несколько напоминал Лубиса. Агустин представил его мне: «Это Биканди». Мы пожали друг другу руки.
Я предложил им пройти на террасу кафе, познакомиться с моими друзьями из Обабы. Но Биканди сказал, что они не могут остаться. «Нам надо возвращаться к друзьям, которых мы оставили в Ируайне. По правде говоря, мы здесь для того, чтобы взглянуть на политические листовки, которые раздавали сегодня. Мы не ожидали, что встретим тебя». – «Разумеется, нет. Ведь мы думали, что ты в Ируайне», – подтвердил Агустин. «Я скоро туда приеду».
Положение было неловкое. Хосеба и остальные приятели ждали меня. Я должен был сыграть обещанные пьесы. «Скоро увидимся», – сказал я. Биканди сделал мне жест подождать немного. «Это правда что раздача пропагандистских материалов происходила при помощи осла? Я спрашиваю, потому что это выглядит странно». Я объяснил им, что никакой политической пропаганды не было. Открыл футляр аккордеона и протянул им несколько листов.
«Самая красивая, Мисс Обаба 1970: Сусанна, дочь врача!» – громко прочел Агустин. Он расхохотался. «Какая глупость!» – сказал Биканди. Он оставался серьезным. «Могу я его взять себе, Давид? – спросил меня Агустин. – Хочу показать его друзьям, которые ждут нас в Ируайне». – «Может быть, наше любопытство показалось тебе излишним, – заметил Биканди. – Но без любознательности ничему не научишься». Не было сомнения, он говорил, как Лубис, тщательно подбирая слова. Я сказал ему, что тоже отличаюсь любознательностью и что мне это нравится. «Большое спасибо. Тогда до встречи», – простился он. «Мы оставили машину за гостиницей», – сообщил мне Агустин. И они растворились в темноте площадки.
«Тут ребята приходили, интересовались нашим списком», – объяснил я, вернувшись на террасу, под суровым взглядом Мартина. «Ты слишком задержался, теперь уже бесполезно. Посмотри, на кого они похожи». Панчо и Адриан почти лежали на стульях; Хосеба стоял у перил смотровой площадки, созерцая огни долины. «Сыграю в другой раз. Думаю, нам нужно отдохнуть», – сказал я. Это было не совсем так. Я чувствовал себя усталым, но прежде всего мне хотелось поскорее присоединиться к Агустину и Биканди в Ируайне. «Я вам помогу засунуть этих двоих в машину», – сказал Мартин.
Хосеба присоединился к нам. «В следующий раз скажу Женевьеве, чтобы она принесла марихуану, – сказал ему Мартин. – Может быть, так нам удастся заставить тебя улыбнуться. Шампанское на тебя не действует». – «День был долгим и плохим», – ответил ему Хосеба.
«Оставьте меня в покое! Спать хочу!» – закричал Панчо, когда мы попытались его поднять. «Ну так оставайся здесь, если хочешь», – сказал ему Мартин, направляясь в гостиницу. «Дай нам отвезти тебя домой», – настаивал Хосеба. «Оставь меня в покое!» – крикнул Панчо. «Он разбудит всех в гостинице, – сказал я. – Пусть уж спит здесь. Не холодно». Хосеба согласился и схватил Адриана. «Теперь только не хватает, чтобы и этот не захотел». Но Адриан был не в состоянии ни на что реагировать, и мы с легкостью дотащили его до машины.
VIII
Долгий плохой день стал еще хуже, когда мы встретили Исидро, поджидавшего нас у входа на лесопильню. У него был вид человека, только что получившего дурное известие, и мы испугались, что в лесу или в мастерской случилось какое-нибудь несчастье. Но едва он взял под руку сына, чтобы помочь ему подняться по лестнице, и тихонько сказал ему: «Подумать только, так опуститься, Адриан, и это при твоем-то таланте» – мы поняли истинную причину его тревоги. «Со мной все в порядке, отец», – пробормотал Адриан. Однако всем было видно, что это не так. «Вам следовало бы помочь ему», – сказал нам Исидро, как только Адриан зашел в свою комнату. Но ненастойчиво, покорно, как человек, который просит об одолжении, прекрасно понимая, какие с этим связаны трудности.
Мы поехали в сторону Ируайна. «Какой Исидро печальный!» – заметил Хосеба. Я ответил, что он мне тоже особенно довольным не кажется. «В моем случае это не печаль, а стыд, – пожаловался он. – И если хочешь знать, я чувствую себя отвратительно. Лакомиться пирожными с нашим другом сутенером и с этим ненормальным Панчо! Одного этого достаточно!» – «Думаю, ты прав, – сказал я. – Не знаю, о чем мы думали, когда писали о маркизе Вялочлене и все прочие глупости».
Позади осталось главное шоссе, мы ехали по направлению к каштановой роще, и «фольксваген» стал подскакивать на выбоинах. «Поезжай помедленнее», – попросил я. Хосеба сбросил скорость. «Если хочешь знать мое мнение, Давид, мы слишком много пьем». Я не знал, что ответить, и мы продолжали ехать в молчании, пока перед нами не открылась долина. Домики в ней, казалось, парили в воздухе, потому что лампочки на их фасадах освещали крыши, оставляя нижние этажи в темноте. Над деревушкой и горами, в вышине, робко мерцали звезды.
Подъезжая к дому Аделы, мы увидели Себастьяна, сидевшего на пороге. Он внезапно исчез в темноте и появился на дороге, в свете автомобильных фар. «Этот день никогда не кончится. Ну, что на этот раз?» – сказал Хосеба, притормаживая. Себастьян приблизился к моему окошечку. «Могли бы и пораньше приехать! Я просто умираю, спать хочу», – пожаловался он. Это был своеобразный способ приветствия. «Что случилось, Себастьян?» – спросил я его. «Звонила твоя мать, Давид. Твой отец уехал, и она спрашивала, не можешь ли ты оказать ей немного поддержки. Она хочет, чтобы ты приехал на виллу «Лекуона».
Немного поддержки. Я не думаю, что так сказала Кармен. Это выражение скорее вписывалось в манеру изъясняться, свойственную Аделе. «И только для того, чтобы сказать это, ты не лег спать? Ты что, не мог дождаться завтрашнего утра?» – спросил его Хосеба. «Именно это я и сказал моей матери. Но она хотела наказать меня и пропустила мои слова мимо ушей». – «Ты, видно, опять что-нибудь натворил», – сказал я ему. «Да не я! Близнецы!» – попытался защититься Себастьян.
В свете лампочки у дверей моего дома можно было смутно различить фигуры трех или четырех человек, сидевших на каменной скамье, а также силуэт «рено». «Это Комаров с друзьями», – сообщил я Хосебе. Он обернулся ко мне: «Как ты сказал?» – «Моего друга по Сан-Себастьяну в университете зовут Комаровым». – «Ну, скажем, не слишком обычное прозвище. Комаров!» – «Кажется, это имя одного русского космонавта. На самом деле его зовут Агустин. А того, кто был с ним в гостинице, Биканди». – «Благоразумные люди. Почуяли, что за народ поглощает пирожные на террасе, и предпочли не приближаться». Когда мы пересекли мост, то в свете автомобильных фар разглядели, что у дома пять человек. Кроме Агустина и Биканди два незнакомца и Лубис.
Агустин сидел на моем «гуцци». Он представил товарищей, не слезая с него. «Хакоба и Исабель», – сказал он, указывая на незнакомцев. Мы тоже представились, и Хакоба с серьезным видом пожал нам руки. Это был человек лет тридцати, он носил круглые очки, придававшие ему вид преподавателя. «Он энтомолог, но зарабатывает на хлеб преподаванием в школе», – сообщил нам Биканди, подтверждая мое впечатление. «Исабель же занимается педагогическими исследованиями. Как и я, – продолжал он. – Мы занимаемся разработкой школьных материалов». Внешний вид женщины тоже соответствовал ее профессии. Она одевалась в классическом стиле, на ней была серая плиссированная юбка Она напоминала учительницу прежних времен.
Я подошел к Лубису и спросил его о Моро. «У него уже все прошло, но я оставил его на всякий случай дома», – сказал он. Похоже, он не сердился. Когда я сказал ему, что Панчо было невозможно сдвинуть с места, он ограничился тем, что пожал плечами, не придавая этому особого значения. «Хагоба рассказывал нам замечательные вещи о насекомых», – сообщил он мне. Я признался ему, что мы сожалеем о том, что произошло в гостинице, что Адриан закончил вечер ужасно. «Я вам уже говорил это раньше. Адриану следовало бы принимать таблетки, как это делает мой брат. – Какое-то мгновение Лубис колебался. – Хотя… не знаю. У Панчо тоже улучшения не заметно. Пока он их принимает, еще ничего, но как только перестает, снова слетает с катушек».
Мы присоединились к остальным. Агустин рассказывал Хосебе историю своего прозвища: «Владимир Михайлович Комаров был первым космонавтом, погибшим в космическом пространстве. Пришел в негодность один из клапанов космического корабля, и он, по меньшей мере, пять раз обошел вокруг Земли, прежде чем остался без кислорода. На меня эта смерть произвела такое впечатление, что я ни о чем другом со своими друзьями говорить не мог. Вот они и начали звать меня Комаровым». Хосеба взглянул на небо, словно ища среди звезд роковой маршрут русского космонавта. «Стало быть, кружил там, наверху».
