Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана
— Они подписали контракты с жёсткими правилами, однако дети их будут иметь непьющих отцов с перспективами.
— Вами правит Салтычиха?
— Моя и ваша Салтычиха, возможно, и не заметила высылки камеристок. Где ей при её-то мировых затеях! Правит здесь Герасим, и вы для него, извините, даже и не жалкая собачонка…
— С этим, Дуняша, и связаны, что ли, домыслы о моём новом статусе? — предположил Куропёлкин. — И что же это за новый статус и кем он может быть утверждён?
— Вот уж без понятия, — сказала Дуняша. — Полагаю, что к вам явится наш Герасим и всё разъяснит. Но он злой. Прежде, до…
— До Люка…
— Да. До вашего грехопадения и выдворения в Люк, поговаривали, что вас возведут в советники… А теперь… А теперь вас и вовсе называют геонавтом, но неизвестно, хорошо это или плохо…
— Ничего хорошего в этой глупости нет, — мрачно выговорил Куропёлкин.
— Тем не менее вы под надзором государственных служб, пока вы Кролик, но обидеть вас будет трудно. Нина Аркадьевна, естественно, не дура, чтобы хоть в чём-то препятствовать государственным интересам.
— Ну, спасибо, Дуняша, — сказал Куропёлкин, — успокоили. Геонавтом, говорите? И Кроликом? Но кролик-то тут при чём?
— Простите, Евгений Макарович, несуразность пришла в голову, — с горячностью заговорила Дуняша. — Кролик — это из чужих слов о вас, но я их слышала.
— А что это за избушка выросла за ночь и стоит теперь за нашими спинами?
— Знать не дано, — сказала Дуняша. — Может, строят палаты к прибытию вашей Баборыбы.
— Вам и о Баборыбе известно? — удивился Куропёлкин.
— Ну как же! Ваши требования прорабатываются. Отзвуки их долетают и до внимательных ушей.
— Надо же! — сказал Куропёлкин. — Я и сам-то не обо всех их помню. Вытолкнул их из себя сгоряча и в досаде! Про скамью вроде бы ничего и не потребовал, а так, ощутил лишь некий ветерок желания.
«Экие красивости прут в голову! — подумал Куропёлкин. — Впрочем, объяснимые. Ведь рядом женщина…»
— И что же, и про Баборыбу вы не помните? — во взгляде Дуняши было явное ехидство.
— О Баборыбе помню, — с твёрдостью в голосе произнёс Куропёлкин. — И отменять это требование не намерен.
— Вот вы какой, значит, Евгений Макарович! — продолжала ехидничать Дуняша. — Подавай вам какую-то мезенскую Баборыбу, а здешние красавицы вам и за грош не нужны. Вот и отправили из-за вас Веру и Соню на выселки.
160
— То есть как? — воскликнул Куропёлкин. — Я-то тут при чём?
— Подсчитайте сроки, Евгений Макарович. Вы мужчина бывалый… А у нас тут всё происходит стремительно.
— Ну, может, там что-то и было… при первых купаниях… — пробормотал Куропёлкин. — Но я тогда подумал, что это обязательная проверка и подготовка… Почему же их именно из-за меня выслали и наградили непьющими мужьями?
— Да я шучу! Шучу! — заявила Дуняша. — А может, и не шучу… Но понимаю, отчего вам понадобилась Баборыба.
— По поводу здешних красавиц, — всё ещё пытался оправдаться Куропёлкин. — Вы ведь сами об этом сообщили, в одном из самых первых пунктов требований упоминались вы.
— Я вне ваших интересов, а вы — вне моих, — сказала Дуняша.
— Печально, — сказал Куропёлкин.
Дуняша уточнила:
— Вне ваших интересов как женщина. Замену стюарда Анатоля вы затеяли не из-за симпатий ко мне, а потому, что он вам непонятен и ненадёжен.
— Вы-то, Дуняша, для меня ещё более непонятны. Но чрезвычайно мне симпатичны. И сейчас я любуюсь вами.
И ведь, действительно, любовался. Нынче «Шоколадница» Лиотара не приходила ему на ум. Уместнее было бы назвать её Молочницей, из тех, чья кровь с молоком. Впрочем, зачем называть Молочницей? Вышло бы упрощение. Вышла бы игра в слова… Шоколадница, Молочница… Но опять поползли банальности. Крепкая, как девушка с веслом. (Весло, что ли, прислонённое к скамье, подсказало?) Рядом с ним сидела простая девушка, опрятная, пахнущая скошенными травами, хозяйка в доме, где живут сытно и ласково-уважительно друг к другу, ситцевый сарафан открывал её чистую кожу и влекущие линии её крепкого (всё же крепкого!) тела, светлые волосы её были плотно зачёсаны к затылку и спускались к плечу тугой пшеничной косицей. Серые глаза её смотрели то лучисто, то печально. Куропёлкину захотелось прижаться к Дуняше, погладить её загорелую щёку, но действия его могли оказаться для Дуняши неприятными. Для него, ощутил Куропёлкин, Дуняша по судьбе была неприкасаемой. Тоска вцепилась в Куропёлкина. Отчего же такая несправедливость?
— Вы, Дуняша, позвонили в мой каземат, — сказал Куропёлкин, — не просто так. В чём смысл вашего прихода?
— Я была направлена к вам, Евгений Макарович, горничной, — сказала Дуняша, — чтобы узнать, надо ли вам подавать еду и в каком виде. Или вы…
— Околели, — сказал Куропёлкин. — Нет, не околел. И пока сюда не доставят Баборыбу, голодовка моя не закончится.
— Тут случай сложный, — сказала Дуняша. — С рыболовством у нас сейчас очень плохо. И если вы будете тянуть, к вам готовы применить меры.
— Какие меры! — рассмеялся Куропёлкин. — Уже применяли меры!
— Вы ответили на самый существенный вопрос, — сказала Дуняша. — А про своё желание пожалеть и приласкать меня — забудьте! Оно — временное. И унесётся с вашим же ветерком желаний.
— Но вы-то, Дуняша, и ещё о чём-то хотели у меня узнать…
— Ни о чём! — резко сказала Дуняша. — Да, забыла сообщить вам. Вас называют не только Геонавтом и Кроликом, но ещё и каким-то Пробивателем.
— Понял, — сказал Куропёлкин. — Но с мастером восстановления обуви я не имел общений со дня охоты за грибами шампиньонами.
— Неужели? — удивилась Дуняша.
— Именно так, — сказал Куропёлкин.
— А Башмак? — спросила Дуняша.
— Поутру он находился в этом доме, — сказал Куропёлкин. — Путешествовал вместе со мной. Единственно, потерял свойственный московским помойкам запах.
— Это не страшно, — сказала Дуняша. — Не искушайте его. Берегите. Не нажимайте на что-либо в нём. Он ничего не сообщал вам?
— Ничего, — сказал Куропёлкин. — Мне-то зачем водить с ним разговоры?
— Тем не менее он может однажды заговорить сам и попросить вас о чём-то, — взволнованно произнесла Дуняша.
— Принял к сведению, — кивнул Куропёлкин.
— Ну, всё, — встала Дуняша, поправила подол сарафана. — Миссия исчерпана.
Встал и Куропёлкин.
— Дуняша, — сказал он, — вы не знаете, что это за колодец в моём, будем считать, доме?
— Какой колодец? — заинтересовалась Дуняша.
— Я приподнял крышку сундука в бункере и увидел черноту колодца. Не филиал ли это Люка?
