Алексей Иванов - Блуда и МУДО
Стелла прямо обдавала жаром. Если бы Моржов тоже протянул руку и оголил Стелле грудь, Стелла бы и не шелохнулась. Впрочем, пламя, одевающее мерцоида, и так сползло с плеча, обнажая медное тело – как у инопланетянок-роботов с китчевых обложек фантастики.
В ответ на слова Моржова Стелла только усмехнулась – понимающе и умудренно. Дескать, тебе, юнцу, всё равно не понять тех бурь, сквозь которые я прошла.
– Ты что, до сих пор считаешь, что все люди созданы для тебя, а ты создан только для свободы? – спросила Стелла.
– А что, я так считал? – глупо спросил Моржов.
– Знаешь, я долго пыталась понять, на кого ты похож. И поняла. На Ясона, – сказала Стелла с таким видом, будто Моржов, разоблачённый, должен тотчас выхватить кинжал (тот самый, отравленный) и заколоться.
Похоже, что Стеллу, как и Юльку, тоже тянуло поставить над «i» вторую точку. История расставания Моржова и Стеллы, конечно, была обычной, не раз описанной в мировой литературе, хотя опознать цитату Моржов тогда не смог – хрен угадаешь, что Стелла читала на кипрском пляже? Но значимость этой истории Моржов оценил лишь в контексте своей жизни. Стелла и Юлька оказались запараллелены не только хронологией его юности.
Обе любовные истории были отыграны по одному алгоритму… Сначала Моржова провоцировали – Юлька на домогательства, а Стелла на жизненную позицию. Потом наставал момент истины, когда нужно было принимать решение: Юльке – отдаваться Моржову, а Стелле – отказывать Сочникову. Выбор в пользу Моржова никаких дивидендов, кроме самого Моржова, не приносил, но Моржов был сомнительным дивидендом. Отказ от Моржова приносил пользу: Юльке – чувство собственного достоинства, Стелле (кроме Кипра и квартиры) – чувство собственной незаурядности от верно подобранной цитаты.
Но кидать Моржова было как-то неловко. Однако если посчитать, что Моржова никто не провоцировал, а он сам, в силу своего паскудства, домогался до Юльки и ничего не сделал для Стеллы, то Моржов получался подонком, кинуть которого не жалко. Более того, не только не жалко, а даже нужно – для самоуважения. И Юлька со Стеллой Моржова кинули, сохранив чувство своей правоты и справедливости. Правда, перемена, ради которой они кидали Моржова, по мнению того же Моржова, превращалась просто-напросто в ТТУ. Иначе с чего это было появляться мерцоидам?
– На Ясона я похож? – не поверил Моржов. – А я думал – на Чичикова. И вообще, при чём здесь эти древнегреческие ассоциации?… Кстати, для Медеи, зарезавшей своих детишек, ты живёшь слишком комфортно.
Стелла засмеялась и укоризненно потрясла голову Моржова за волосы так, что Моржов едва успел подхватить очки.
– А я ведь именно такого и люблю тебя, – легко призналась Стелла. – Бродягу, художника, поэта…
Моржову стало неловко в собственной шкуре.
– Я сразу понимала, что в жизни ты своего добьёшься. – Стелла словно бы после игры в прятки признавалась, что изначально видела, где спрятался Моржов, но изображала, что не видит, лишь бы игра оставалась увлекательной. – Но боги мои, как же тяжело с тобой было!… О том, каково мне, ты думать не хотел.
– Зато сейчас и не надо, – сказал Моржов, с трудом собирая мысли, чтобы сориентироваться в ситуации.
– Не надо, – тепло и многообещающе подтвердил мерцоид, шевельнув перламутровыми губами.
По гостиной вдруг пронеслись световые блики – это открылась стеклянная дверь холла, метнув солнечные отражения. В гостиную вошёл Сочников и удивлённо уставился на Моржова, подслеповато щурясь. Моржов и Стелла не шевельнулись, однако Моржов почуял, как Стелла из огненной вмиг сделалась просто медной – будто в печке закрыли заслонку. Но пламя не погасло.
– Э-э… Денис? – узнал Моржова Сочников и сутуло пошёл к Моржову, протягивая руку для рукопожатия. – Сколько лет, сколько зим!…
– Борис! – поправила Стелла, поджав губы. Моржов приподнялся и пожал Сочникову руку.
– Да-да, конечно, Борис, – виновато пробормотал Сочников и отвернулся к бару, выискивая третий фужер.
Сочников был всё таким же худым и перекошенным. Но сейчас Моржов отметил, что Сочников, оказывается, весьма симпатичный и представительный мужчина. Моржов понял это потому, что, оказывается, он сравнялся с Сочниковым. Раньше он был пацан, а Сочников – дядька. Теперь оба они были мужиками. Сочников нашёл фужер и налил себе вина.
– На жаре лучше бы белого… – пробормотал он.
– Дай мне посидеть со старым другом! – недовольно сказала Стелла. – У тебя дел, что ли, нету?
– Да-да, конечно, – спохватился Сочников, поставил нетронутый фужер на столик и пошёл к лестнице на второй этаж. – Прошу прощения, Борис, – издалека поклонился он и взбежал наверх.
– Странно… – сказал Моржов. – Мне один мальчик рассказывал про своего друга… Говорил: «Я с ним не виделся пять лет, тогда он был старше меня на три года – ну, теперь, наверное, меньше…».
Стелла не отвечала, тихонько раскаляясь обратно.
Моржов приподнялся и тоже поставил свой фужер на столик, словно занял одну позицию с Сочниковым. Похоже, как и Сочников, он мог взять Стеллу хоть сейчас. Мерцоид был горяч, мягок и готов к употреблению. Но Моржов протрезвел.
Он и тогда, после разрыва, протрезвел быстро, хотя долго ещё анализировал ход событий и искал ту маленькую дырку, через которую всё вывернулось наизнанку. А точнее, не дырку, а психологический механизм смысловой конвертации. Ведь девки – что Юлька, что Стелла – ничуть не врали сами себе, жили по своей правде, а выгода и жажда удобств были задействованы лишь косвенно. Юлька не получила вообще никаких выгод, а Стелле все удобства быстро приелись – не случайно же она пошла работать в школу, хотя так откровенно потешалась над подобной возможностью. Однако всё было не зря, и никто из девок к Моржову не возвращался, даже когда на то имелась возможность. Значит, что-то такое недевальвируемое девки всё-таки урвали. И для Моржова в этой истории оставались нераскрытыми две тайны: а) что получили девки в результате рокировки? б) каков механизм действия их преобразователя реальности?
Но свою реальность Моржов преобразовывать не хотел, а потому подчёркнуто сухо спросил:
– Так как насчёт сертификатов?
Стелла откинулась на спину, распрямляя плечи, и загадочно улыбнулась. На её блузке сквозь ткань видны были острые соски.
– А с чего это я сама буду тебе давать? – лукаво спросила Стелла тоном благосклонной королевы. – Приди и возьми.
Моржов едва не подпрыгнул. Он узнал цитату!… А и вправду: ничего ведь не изменилось. Раньше было «Сами придут и сами всё дадут», теперь – «Приди и возьми». Похоже, последняя прочитанная Стеллой книга была по античной культуре.
