Александра Маринина - Оборванные нити. Том 3
Филимонов молча подошел к столу начальника и без приглашения сел на стул для посетителей.
— Знаешь, Серега, скажу тебе не как начальнику, а как эксперту, с которым много раз водку пил: не могу я больше. Я — человек творческий, у меня душа оголена. Не знаю, как ты выдерживаешь, но наверное, ты просто покрепче меня, более толстокожий, более простой. А я не могу. Вот я слышал как-то твои слова о том, что смерть во время вскрытия стоит за спиной и ухмыляется, дескать, разгадаем мы ее загадку или нет. Ты правильно сказал, она действительно стоит, и работать в танатологии могут только те, кто в состоянии это выносить, или те, кто этого вообще не чувствует. Такие, как ты, как Белочка наша. А я — не могу. Я ее очень чувствую. И танцы не бросал именно потому, что они позволяли забыть, отвлечься, очиститься, не сойти с ума. Я ведь не от лени халтурил, а исключительно от желания поскорее закончить вскрытие и уйти из секционной. Но все это я тебе сказал только как бывшему собутыльнику.
С этими словами Виталий Николаевич поднялся и снова отступил назад, туда где стоял, пока Саблин устраивал ему выволочку.
— А как начальнику Бюро, — заговорил он уже совсем другим тоном, — я вам скажу, Сергей Михайлович, что глубоко раскаиваюсь во всех своих промахах, понимаю, что они могли повлечь судебные ошибки, в том числе и привлечение к уголовной ответственности невиновных, и освобождение от ответственности виновных, и все такое в том же духе. Я раскаиваюсь, приношу свои извинения и прошу уволить меня по собственному желанию. И как можно быстрее.
Сергей не мог успокоиться до самого вечера, и снова грудь жгла острая тоска по Ольге: вот сейчас можно было бы прийти домой, рассказать ей о Филимонове и о его желании уйти из судебной медицины, спросить, неужели он, Саблин, такой толстокожий и непробиваемый, а люди с тонкой чувствительной натурой действительно не могут работать в морге… Как плохо, что ее нет рядом! Как ему не хватает этой женщины, такой независимой, такой самодостаточной и такой любимой!
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ГЛАВА 1
А рицин все не шел из головы. Глеб никакими успехами пока похвастаться не мог, и Саблин решил заняться поисками в гистологическом архиве. Он надеялся найти акты с заключениями об отравлениях неустановленным веществом, но таковых не обнаружил. Получается, что случай Рустама Кудиярова был первым? Может быть, и так. Но может быть, в городе завелся убийца-отравитель, который экспериментирует на людях? Сегодня он попробует один яд, завтра — другой, послезавтра — третий. Но способ, если он себя оправдывает, обычно не меняется. Modus operandi, как рассказывали знакомые опера и следователи, как правило, характеризуется устойчивостью. И если этому маньяку нравится подсыпать яд в пищу в заведениях общепита, то он так и будет поступать, даже меняя отравляющее вещество.
Поэтому Сергей, ориентируясь на способ совершения преступления, выбрал все случаи отравления в учреждениях общепита. Их оказалось не так много, в двух случаях материалы направлялись на исследование в лабораторию Роспотребнадзора, где было подтверждено отравление ботулотоксином. В одном случае смерть наступила от передозировки наркотика, когда молодую девушку нашли мертвой в туалете круглосуточно работавшего бара. И еще в двух случаях стояло отравление высокотоксичными веществами, которые вообще непонятно как попали в пищу. Оба эти вещества были хорошо известны Сергею, но… Но это был не рицин.
Выписав в блокнот номера уголовных дел и фамилии потерпевших и следователей, назначавших экспертизы, он позвонил одному из этих следователей с вопросом: раскрыто ли преступление? Раскрыто, виновный — владелец кафе — осужден и отбывает срок. «При чем тут владелец кафе? — недоуменно думал Саблин. — Он что, пригласил в свое заведение человека, которого решил отравить, угостил фирменным блюдом и сыпанул туда отраву? Бред какой-то». Звонок второму следователю тоже ясности не добавил, но поскольку этот человек многократно дежурил вместе с Саблиным и очень хорошо к нему относился, то поведал некоторые подробности. Преступление так и осталось нераскрытым, но информация об отравлении в ресторане просочилась повсюду, в том числе и в средства массовой информации, люди перестали туда приходить, бизнес прогорел и владелец повесился.
— А про второй похожий случай ты знаешь? — спросил Саблин.
— Это который у Саньки Михайлова был?
— Точно, — подтвердил он.
— Слыхал, конечно. Там тоже беда с владельцем, посадили его. В общем-то, было за что, но ему же и смерть отравленного припаяли, сочли доказанным, что он отравился продуктами, поэтому и срок дали приличный.
— Но как же так? — удивился Сергей. — В заключении судмедэкспертизы же четко указано, какими веществами потерпевший был отравлен. При чем тут продукты?
— Ой, а то ты Саньку не знаешь! Да и судья одного с ним поля ягода. Им чего ни напиши — они все равно вывернут так, как им надо. А им надо, чтобы преступление было раскрыто, уголовное дело расследованием завершено и передано в суд, в суде рассмотрено с вынесением обвинительного приговора. Статистика — зашибись, и все довольны. А ты почему интересуешься?
— Да так, — уклончиво ответил Саблин, — проверяю архивы на всякий случай, пытаюсь контролировать работу своих бойцов.
Объяснение было совершенно неубедительным, но следователь вникать не стал.
* * *— Сергей Михайлович, вот еще заявление от Гольцовой, она уходит в отпуск по беременности и родам.
Саблин взглянул на протянутое Светланой заявление и мысленно схватился за голову: он совсем забыл о том, что молодая женщина-эксперт, работавшая в отделении у Вихлянцева, собралась рожать. Ведь помнил же, и как только узнал о том, что она беременна, поставил перед собой задачу подыскать кого-нибудь на ее место, скорее всего — перевести на «живой» прием кого-нибудь из танатологов. Но когда уволился Филимонов, еще больше оголять танатологический фронт Сергей не рискнул, подумывал о том, чтобы найти замену в областном центре или уговорить кого-нибудь из северогорских клиницистов пройти переподготовку, пока Гольцова еще работала, да закрутился, забыл и все мысли загрузил таинственным рицином. «А Вихлянцев чего молчит? — с неудовольствием подумал он. — Ведь знает же, что остается один на весь амбулаторный прием, почему не поставил вопрос передо мной, почему не напомнил? Не могу я обо всем и за всех думать, я тоже живой человек, и голова у меня одна».
Визу на заявлении Гольцовой он поставил и тут же позвонил Вихлянцеву.
