Чарльз Буковски - Женщины
– Ебаться – не главное, – говорила мне она.
Я поехал в экзотический продуктовый магазин на углу бульвара Голливуд и Фонтан-авеню, «У Тетушки Бесси». Тамошние приказчики омерзительны – молодые черные парни и молодые белые парни, с высокоразвитым интеллектом, превратившимся в высокоразвитый снобизм. Гарцуют по магазину, игнорируя и оскорбляя покупателей. Женщины, что там работают, сонны, тяжелы, носят обширные свободные кофты и никнут головами, точно от какого-то дремотного стыда. А покупатели – серенькие веники – терпят оскорбления и приходят за добавкой. Приказчики со мной связываться побоялись, посему им было позволено прожить еще один день…
Я купил Саре на день рождения подарок, в основе своей состоявший из пчелиной секреции – мозгов множества пчел, высосанных иглой из их коллективных ульев. У меня с собой была плетеная корзинка, и в ней рядом с пчелиными выделениями лежали палочки для еды, морская соль, пара померанцев (натуральных), пара яблок (натуральных) и подсолнечные семечки. Пчелиная секреция была главной, стоила она много. Сара довольно часто о ней говорила – как, мол, хочется, да не по карману.
Я поехал к Саре. Еще у меня было несколько бутылок вина. Вообще-то одну я уже уговорил, пока брился. Брился я редко, но ради Сариного дня рождения и вечера памяти Ветеранов постарался. Хорошая она все-таки женщина. Ум ее очаровывал, и странно, однако ее целомудрие можно было понять. Вроде как надо сберечь для хорошего человека. Дело не в том, что я хороший человек, просто ее очевидный класс хорошо бы смотрелся рядом с моим очевидным классом, стоит нам сесть за столик парижского кафе, когда я наконец стану знаменитым. Она обаятельна, спокойно интеллектуальна, и лучше всего – в золоте ее волос присутствует эта безумная примесь рыжины. Почти как будто я десятилетиями искал именно этот оттенок волос… а может, и дольше.
Я остановился передохнуть в баре на Тихоокеанской прибрежной трассе и выпил двойную «водку-7». Сара меня беспокоила. Она говорила, что секс означает замужество. И я верил, что она это всерьез. В ней определенно есть нечто целомудренное. Но еще я подозревал, что она стравливает напряжение не только так и вряд ли я – первый, чей хуй грубо терся о ее пизду. Моя догадка заключалась в том, что она так же заморочена, как и все остальные. Почему я шел у нее на поводу – загадка. Мне даже особо не хотелось ее ломать. Я не соглашался с ее идеями, но она мне все равно нравилась. Может, я разленился. Может, устал от секса. Может, я наконец начал стареть. С днем рождения, Сара.
Я подъехал к дому и внес свою корзинку здоровья. Сара копошилась на кухне. Я уселся вместе с вином и корзинкой.
– Сара, я здесь!
Она вышла. Рона дома не было, но она врубила его стерео на полную катушку. Я всегда ненавидел эту технику. Когда живешь в нищих кварталах, постоянно слышишь чужие звуки, включая чужую еблю, но самое непереносимое – когда тебя насильно заставляют слушать чужую музыку на полной громкости, ее тотальную блевоту, часами. Мало того, они ведь обычно еще и окна открывают, в уверенности, что ты тоже насладишься тем, от чего тащатся они.
У Сары играла Джуди Гарленд. Джуди Гарленд мне нравилась – немножко, особенно ее появление в нью-йоркском «Мете».[21] Но теперь она неожиданно показалась очень громкой, вопя свои навозные сантименты.
– Ради бога, Сара, сделай тише!
Она сделала, но ненамного. Открыла одну бутылку, и мы сели за стол друг напротив друга. Почему-то меня все бесило.
Сара залезла в корзинку и обнаружила пчелиную секрецию. Пришла в восторг. Сняла крышку и попробовала.
– Такая мощная штука, – сказала она. – Сама сущность… Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Я готовлю нам ужин.
– Хорошо. Но я должен тебя куда-нибудь повести.
– Я уже начала.
– Тогда ладно.
– Только мне нужно масло. Я сейчас схожу и куплю. Еще мне понадобятся огурцы и помидоры для кафе на завтра.
– Я куплю. Сегодня же день рождения у тебя.
– Ты уверен, что не хочешь пчелиного секрета?
– Нет, спасибо, все в порядке.
– Ты и представить себе не можешь, сколько пчел понадобилось, чтобы наполнить эту баночку.
– С днем рождения. Я куплю и масло, и все остальное.
Я выпил еще вина, сел в «фольксваген» и поехал в небольшой гастроном. Нашел масло, но помидоры с огурцами на вид были старыми и жухлыми. Я заплатил за масло и поехал искать рынок побольше. Нашел, купил и огурцов, и помидоров и повернул обратно. Подходя по дорожке к дому, я услышал. Она снова врубила стерео на полную. Пока я шел, меня затошнило; нервы натянулись до предела, потом лопнули. Я вошел в дом только с пакетиком масла в руке, а помидоры с огурцами остались в машине. Не знаю, что она там крутила; было так громко, что я не мог отличить один звук от другого.
Сара вышла из кухни.
– БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА! – заорал я.
– Что такое? – спросила Сара.
– Я НИЧЕГО НЕ СЛЫШУ!
– Что?
– ТЫ ВРУБИЛА ЭТОТ ЕБАНЫЙ МУЗОН СЛИШКОМ ГРОМКО! ТЫ ЧТО – НЕ ПОНИМАЕШЬ?
– Что?
– Я УХОЖУ!
– Нет!
Я развернулся и с треском вылетел за дверь. Дошел до «фольксвагена» и увидел забытый пакет с помидорами и огурцами. Подобрал его и вернулся по дорожке. Мы встретились.
Я сунул ей пакет:
– На. Повернулся и пошел.
– Ты мерзкая мерзкая мерзкая сволочь! – орала она мне вслед.
Она швырнула в меня пакетом. Тот ударился в спину. Сара развернулась и вбежала в дом. Я посмотрел на помидоры и огурцы, разбросанные по земле в лунном свете. На какой-то миг подумал: может, подобрать? Повернулся и ушел.
93
Удалось срастить чтения в Ванкувере, 500 долларов плюс билет и проживание. Спонсор, Барт Макинтош, дергался насчет пересечения границы. Я должен был лететь в Сиэтл, Макинтош меня встретит, и мы переедем на ту сторону на его машине, а потом, после чтений, я уже сяду в самолет из Ванкувера в Л.А. Я не совсем понял, что все это означает, но сказал «ладно».
И вот я опять в воздухе и пью двойную «водку-7». Сижу с коммивояжерами и бизнесменами. У меня с собой чемоданчик с запасными рубашками, исподним, носками, 3 или 4 книжками поэзии – а также отпечатанные на машинке 10 или 12 новых стихов. И зубная щетка с пастой. Смешно куда-то ехать, чтобы тебе платили за читку стихов. Мне это не нравилось и всегда поражало, насколько это глупо. Пахать, как мул, пока не стукнул полтинник, на бессмысленных, подлых работах – и вдруг неожиданно запорхать по всей стране этаким оводом со стаканом в руке.
Макинтош ждал меня в Сиэтле, и мы сели к нему в машину. Поездка сложилась ничего, поскольку ни он, ни я слишком много не болтали. Литературный вечер финансировался частным лицом – я предпочитал такие чтения тем, за которые платит университет. Университеты напуганы; среди всего прочего, они боятся поэтов из низов, но, с другой стороны, им слишком любопытно, чтобы такого проморгать.
